Возрождение - Стивен Кинг

– Имя кажется знакомым, но я исцелил так много людей.

– Из Миссури? С мышечной дистрофией? Его видео было на твоем сайте.

– Да, теперь вспоминаю. Его родители сделали очень щедрое пожертвование.

– Он избавился от мышечной дистрофии, но при этом потерял рассудок. Он в больнице, про которую говорят, что там содержатся овощи.

– Мне очень жаль слышать это, – сказал Джейкобс и перевел взгляд на расцвеченный ландшафт готовящейся к зиме природы штата Нью-Йорк.

Я рассказал про других, хотя было видно, что многое он уже знал. Я удивил его только один раз, сообщив в самом конце о смерти Кэти Морс.

– Господи! – воскликнул он. – Девушка с рассерженным отцом.

– Думаю, что на этот раз рассерженный отец вряд ли ограничился бы простым ударом в челюсть. Если бы, конечно, смог тебя разыскать.

– Наверное, но, Джейми, ты не видишь картины в целом. – Он наклонился вперед, сложив руки между костлявыми коленями и глядя мне в глаза. – Я исцелил великое множество бедных душ. Кое-кто – с психосоматическими проблемами – на самом деле исцелил себя сам, что ты, не сомневаюсь, знаешь. Но другие исцелились благодаря тайному электричеству. Хотя про Бога тоже не нужно забывать. – Он растянул губы в безрадостной улыбке. – Давай представим ситуацию. Допустим, я нейрохирург, и ты обращаешься ко мне со злокачественной опухолью мозга, которую можно удалить, но очень трудно. И очень рискованно. Допустим, я говорю тебе, что шансы умереть во время операции составляют… м-м… скажем, двадцать пять процентов. Разве ты не согласишься, зная, что альтернативой является неизбежный период страданий, за которым последует верная смерть? Конечно, согласишься. И будешь умолять меня сделать операцию.

Я промолчал, потому что возразить было нечего.

– Скажи, сколько, по-твоему, людей я исцелил с помощью электротерапии?

– Я не знаю. Мы с помощником отслеживали только тех, в исцелении которых не сомневались. Этот список довольно короткий.

– Разумный подход, – одобрительно кивнул он.

– Рад, что он тебе нравится.

– У меня есть свой список, и он гораздо больше. Потому что я, видишь ли, знаю, когда это происходит. Когда это срабатывает. Без малейших сомнений. И данные, которые я собрал, свидетельствуют о том, что от неблагоприятных последствий в дальнейшем страдают очень и очень немногие. Три процента, может, пять. По сравнению с примером про опухоль головного мозга, который мы только что рассматривали, я бы расценил шансы на успех просто потрясающими.

Меня ошарашила фраза о сборе данных. Мне помогала только Брианна. У него же имелись сотни или даже тысячи фанатов, которые с радостью были готовы присматривать за исцеленными, стоило ему попросить об этом.

– Не считая Кэти Морс, ты уже знал про все, о чем я рассказывал, верно?

Он не ответил. Только смотрел на меня. Его лицо выражало абсолютную уверенность, лишенную всяких сомнений.

– Ну конечно, ты знал. Потому что следил за ними. Для тебя они всего лишь подопытные кролики, а кого волнует, если кто-то из них заболеет? Или умрет?

– Это ужасно несправедливо.

– А я так не думаю. Ты работаешь под прикрытием религии, потому что если бы занимался этим прямо здесь, в «Засовах» – а я не сомневаюсь, что тут оборудована лаборатория, – то тебя арестовали бы за опыты над людьми… и убийство некоторых из них. – Я подался вперед, глядя ему прямо в глаза. – В газетах тебя бы прозвали Йозефом Менгеле.

– А кто-нибудь называет Йозефом Менгеле нейрохирурга только потому, что он иногда теряет своих пациентов?

– Они не приходят к тебе с опухолью головного мозга.

– Приходили и такие, и многие из них сегодня продолжают жить и радоваться жизни, а не лежат в земле. Показывал ли я поддельные опухоли, когда выступал на публике? Да, и не горжусь этим, но так было нужно. Невозможно показать то, что исчезло только что. – Он помолчал. – Это правда, большинство людей, приезжавших на мои выступления, не страдали неизлечимыми болезнями, но по-своему в каком-то смысле их физические недуги были еще хуже. Они обрекали на долгую жизнь, наполненную страданием и болью. В отдельных случаях – на агонию. А ты тут сидишь и позволяешь себе осуждать. – Он печально покачал головой, но в его глазах была не печаль. В них клокотала ярость.

– Кэти Морс ничем не болела и не вызывалась идти на сцену. Ты выбрал ее за привлекательность. Чтобы толпе было приятно на нее глазеть.

Как в свое время Бри, Джейкобс ответил, что у девушки могли быть другие причины совершить самоубийство. Прошло шестнадцать лет, а это долгий период. За это время могло случиться всякое.

– Ты сам знаешь, что это не так, – возразил я.

Он отпил из стакана и поставил его, при этом рука заметно дрожала.

– Этот разговор не имеет смысла.

– Потому что ты не перестанешь?

– Потому что я уже перестал. Ч. Дэнни Джейкобс больше никогда не разобьет палатку возрождения. Сейчас этого парня активно обсуждают в Интернете, но внимание к нему падает. И скоро окончательно сойдет на нет.

Если так, то я, выходит, ломился в открытую дверь. Однако это не только не успокоило меня, а, наоборот, усилило тревогу.

– Через полгода, может, через год на сайте появится объявление, что пастор Джейкобс отошел от дел по состоянию здоровья. После этого сайт будет удален.

– Почему? Потому что твое исследование закончено? – Только я не верил, что Чарли Джейкобс мог прекратить свои исследования.

Он вновь перевел взгляд на вид за окном. Наконец выпрямил ноги и поднялся, опираясь на подлокотники кресла.

– Пойдем со мной, Джейми. Я хочу тебе кое-что показать.

Эл Стампер сидел за кухонным столом – настоящая гора жира в клешах 70-х – и сортировал почту. Перед ним стояла тарелка с вафлями, сочившимися маслом и сиропом. Рядом – картонная коробка из-под спиртного. На полу возле стула – три пластиковых почтовых контейнера, доверху набитых письмами и бандеролями. У меня на глазах Стампер разорвал конверт и вытряхнул на стол написанное от руки письмо, фотографию мальчика в инвалидной коляске и десятидолларовую купюру. Он бросил десятку в картонную коробку и пробежал глазами письмо, предварительно засунув в рот очередную вафлю. Его необъятные габариты подчеркивали худобу Джейкобса. На этот раз я подумал не об Адаме и Еве, а о супругах Спрэт из детского стишка.

– Палатка, может, и сложена, – заметил я, – а пожертвования, как я вижу, продолжают поступать.

Стампер бросил на меня взгляд, полный злобного безразличия – если такое в принципе возможно, – и вернулся к вскрытию конвертов и сортировке. Не говоря уже о поглощении вафель.

– Мы читаем каждое письмо, – пояснил Джейкобс. – Правда, Эл?

– Да.

– И отвечаете на каждое? – поинтересовался я.

– Должны бы, – ответил Стампер. – Во всяком случае, я так считаю. И могли бы, будь у меня помощник. Одного человека было бы достаточно, плюс компьютер на место того, что пастор Дэнни взял для работы в мастерской.

– Мы уже это обсуждали, Эл, – вмешался Джейкобс. – Если мы начнем отвечать просителям…

– …то никогда не остановимся, я знаю. Я просто не могу понять, что случилось с работой Господа.

– Ты выполняешь ее, – мягко ответил Джейкобс. Однако в его глазах читался снисходительный интерес – с таким выражением человек смотрит, как собачка выполняет трюк.

Стампер промолчал и вскрыл следующий конверт. В нем не было фотографии – только письмо и купюра в пять долларов.

– Пойдем, Джейми, – сказал Джейкобс, – не будем ему мешать.

С подъездной дороги хозяйственные постройки казались опрятными и ухоженными, но вблизи было видно, что в отдельных местах доски потрескались и требовали ремонта. Газон из бермудской травы, по которому мы шли, наверняка обошелся хозяевам в кругленькую сумму при последнем благоустройстве, однако теперь нуждался в срочной стрижке. Если не сделать этого в самое ближайшее время, два акра задней лужайки превратятся в обыкновенный луг.

Джейкобс остановился.

– Как думаешь, в каком здании моя лаборатория?

Я указал на амбар. Это было самое большое строение размером с кузовной цех в Талсе.

Он улыбнулся.

– Ты в курсе, что персонал, участвовавший в Манхэттенском проекте, неуклонно сокращался до испытания первой атомной бомбы в Уайт-Сэндз?

Я покачал головой.

– К моменту испытаний несколько общежитий, построенных для рабочих, уже пустовали. В научных исследованиях действует правило, которое мало кому известно: при приближении к конечной цели необходимое материальное обеспечение имеет тенденцию сокращаться.

Он подвел меня к скромному строению, напоминавшему сарай для инструментов, достал ключи и отпер дверь. Я думал, что внутри будет жарко, но там оказалось так же прохладно, как и в большом доме. Слева располагался рабочий стол, на котором стояли несколько ноутбуков и компьютер «Макинтош». По экрану последнего скакал бесконечный табун лошадей. Кресло перед компьютером выглядело эргономично и дорого.