Крылов - Владимир Липилин

— Тезка в имени… это уже кое-что… Не он ли?.. Ладно, продолжай.

— Верное слово и точная цифра, — как дьячок над покойником, выговаривал агент, — вот составляющие ума профессора, они применяются им как в жизненной практике, так и в теории…

— Хм, профессор… Но я не заказывал панегирик на генерала Крылова, между прочим, — не отрывая глаз от рук с бархоткой и очками, ровно сказал Путилов.

— Но, Алексей Иванович, вы приказали представить полную характеристику его высокопревосходительства.

— Вы там, в полиции, что же, на всех такие вот синодики настряпали? И на меня, следовательно? Хотелось бы взглянуть, как вы меня размалевали… Я просил дать мне знать о нем ровно столько, сколько нужно для усмирения гордыни и излишнего генеральского рвения.

— Неподкупен.

— Ой ли? И миллион пе примет? Что молчишь? Раздумываешь — это нам, выходит, в масть?

— Не возьмет и — мало того…

— Что же еще?

— В шею вытолкает.

— Догадки, предположения, а мне нужны твердые и верные факты.

— Вытолкает. Его превосходительство вытолкал из своего департамента — Морского технического комитета — итальянца синьора Куниберти, а из подряда, ему предназначавшегося, на представительство выделялось несколько миллионов. Сам его высокопревосходительство первый министр Столыпин, в том деле лицо очень заинтересованное, у нас располагают сведениями…

— Как, собственноручно?

— Не понимаю?

— Ну, взашей?

— До парадного швейцара в дверях кабинета.

— Н-да… Что еще… поближе к моей нужде.

— Сомнительных знакомств не числится…

— Агнец, по-вашему выходит?

— Отнюдь, но прицепиться к чему-нибудь пе представляется возможным.

— И врагов, скажешь, не имеет?

— Во множестве, но необорим ими.

— Что так?

— Любая схватка оборачивав для него пользою, даже с его превосходительством генералом Кутейниковым.

— Использовали газеты?

— И хулу, и хвалу возводили — без пользы: непререкаем авторитет.

— Ну-с, посмотрим. Спасибо тебе, а теперь ступай… Посмотрим.

Агент, сдержанно поклонившись, ушел, а Алексей Иванович, русский Крез, держатель акций многих заводов, председатель правлении нефтяных, металлургических, бумагоделательных, торгово-закупочных компаний и предприятий, глава Франко-Азиатского, что точнее, чем Русско-Азиатского и Северного банков, Путилов, заграбаставший в свои руки акционерное Общество путиловских заводов… увидел то, что заставило забыть о любимейшем занятии — чистке мундштука и протирании очков.

Его не шокировала отмеченная им сразу генеральская бесцеремонность, поставившая его, магната мирового масштаба, как- провинившегося школяра, в угол — бывали в жизни у него переплеты и покруче. Его не встревожило профессорское заявление об экспертизе бракованных орудий, пусть себе ищут то, что всегда можно оспорить, — суд да дело, как говорится. Даже гневливо-презрительный конец их откровенного разговора: «Унтер-офицер Иванов, проводите этого господина до экипажа!» — не поразил дельца — пусть себе тешится его превосходительство.

Слова соплеменника, нагайкой отстегавшие Алексея Ивановича Путилова — Путилова! — послужили началом душевной депрессии, из которой ему уже не суждено было выбраться до самой революции.

— Заморским капиталом пробавляетесь, уважаемый! Вам Россия что поданная в отдельный кабинет пулярка в трюфелях!

Путилов вздумал было сопротивляться такому нападению со стороны правительственного председателя ОГ13 генерала Крылова, прибывшего на Конюшенную для принятия дел от него, Путилова, истинного председателя.

— Я не в услужении у вас, между прочим, ваше…

— Подобных не нанимаю — предадут, ибо семя Иудово.

— Позвольте, ваше высокопре…

— Не позволю! Всем разрешу — не вам! Не стыдно ли, русскому-то… Э, да какой вы русский, о чем это я! Как и сотоварищи ваши по банде — Шпан, Бишлягер, Манус… Ваш дед, покойный Николай Иванович Путилов, радея за русскую сталь, умер на заводе, где и похоронен, а?.. Что творите вы, не ведаете, статься может?

— Николай Иванович Путилов не мой дед, да и вообще не родственник, — только и нашел что сказать связного Алексей Иванович, прижатый безжалостными фразами генерала Крылова, как бушующим огнем.

— Тем паче! Раз вы так ретиво отмечаете мою ошибку, значит, во всем остальном я прав безусловно!

— Но моего предшественника-однофамильца свели со света, прежде обанкротив, именно такие, как Шпан: мой тезка был неосторожен и действовал слишком рискованно.

— За собственную шкуру дрожите и откровенно в том признаетесь, ну и ну! Кто-то сердобольный пожалел конца пенькового на шею вашего Шпана — эту шпану просто сослали в Сибирь, на ее горе, но дойдет веревочный конец и до него, и до других. Но не будем опережать события — всему свое время, а сейчас надобность у меня такая…

— Слушаю вас, ваше высокопревосходительство, — успел ввернуть Путилов, да так умело это сделал, что сам поразился, с каким подобострастием это у нею вышло.

— Слушайте внимательно: на акционерное общество ваших заводов наложен правительственный секвестр. Зная о готовящемся решении, вы с компанией, сочиняя вещие сны, заодно устроили дивидендно-финансовую чехарду. В итоге ее — лицевой счет пуст, вся наличность составляет 136 рублей 15 копеек, и это при 25 тысячах рабочих и двух тысячах служащих.

— Да, но…

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать ваши извозчицкие понукания, извольте выслушать до конца! Так вот, если к полудню в субботу вы лично не обеспечите требуемыми деньгами цеховые кассы, я найду способ рассчитаться лично с вами. Замечу при этом, что дед оставил мне на память о себе «Смитт и Вессон» — громоздкая, тяжелая, но с отличным боем штуковина.

После столь сурового предупреждения и последовало приказание унтер-офицеру Иванову.

Испугался ли Путилов столь откровенного предупреждения? Да, испугался — тому немало свидетельств. Но он испугался не потому, что вообще был трусливым человеком. Путилов был в меру смел и храбр, как любой авантюрист большой руки, в его тщедушном теле буйствовали многие страсти, не имеющие прямого отношения к финансовым операциям. Причина его испуга гнездилась в другом. Воинственный морской профессор, исполнение грозных слов у которого, кстати, не заржавело бы, и об этом Путилов был осведомлен, сам того не замечая, бросил обвинение капиталисту от имени бунтующей России. Профессор представился Путилову острием ее разгневанной силы, а он-то знал, насколько она сокрушающа. Если так заговорил ученый генерал, то чего же нужно ждать от тех, кто на тачках вывозит за ворота невиновных в общем-то цеховых мастеров? Этого гнева испугался Алексей Иванович Путилов. До встречи с генералом Крыловым он, пристально следивший за любыми революционными проявлениями, все же надеялся удержаться сам и, главное, конечно, удержать в активном действии свои миллионы. Встреча с генералом Крыловым основательно подорвала надежду — миллионная империя зашаталась, н почувствовалось, что она вот-вот рассыплется в прах.