Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, как говорится, товарищи, то, что написано пером, не вырубишь топором. Дело в том, что выступает довольно зрелый, подготовленный работник. Мы не раз слышали выступление товарища Егорычева по многим вопросам и не можем сказать, чтобы он плохо или незрело выступал.
Поэтому я не хотел бы делать никаких снисхождений, когда речь идет о принципиальных вещах.
Голоса: Правильно.
Брежнев: Чтобы не допустить искажения, я хочу обратиться к стенограмме, в которой зафиксировано, как и что сказал товарищ Егорычев. Читаю: «Меня, например, как члена воен ного совета Московского округа ПВО, весьма беспокоит, что противовоздушная оборона столицы недостаточно надежна».
Далее говорится о каких-то волевых решениях, принимающихся в области обороны. Но к чему это вспоминать? Этот этап пройденный. У нас нет места волюнтаризму, все решения голосуются членами политбюро и решаются Советом Обороны. Далее: «Кстати, нашлись в то время не в меру ретивые исполнители этих волевых решений…» Здесь тоже заложена какая-то мысль.
О реконструкции завода. Из авиационного завода мы действительно сделали в Москве ракетный завод. Но он выпускает самую новейшую, как говорят, модерн-ракету. Это одна из главных, самых перспективных и нужных нам ракет. Так я говорю, товарищ Славский?
Славский (с места): Совершенно верно, очень важная ракета.
Брежнев: Вряд ли нужно поэтому на пленуме ставить под сомнение и называть «неразумным» это решение. Можно было бы обсуждать это предложение в свое время, когда мы решали этот вопрос. Это было бы понятно.
Кстати говоря, Николай Григорьевич, ты же говоришь, что реконструкция обошлась в такую же сумму, как стоило бы строительство такого же завода. Я попросил справку в Госплане. Реконструкция этого завода обошлась в 32 миллиона рублей, а строительство такого же завода в этом же объеме стоила бы нам 200 миллионов рублей.
Так что это общие слова. А на пленуме общими словами бросаться не положено.
Голоса: Правильно.
Брежнев: В выступлении вообще лежит тень. Хотел бы этого или не хотел бы этого товарищ Егорычев, тень вообще на оборону, на наши славные вооруженные силы. «Надо еще и еще раз самым тщательным образом взвесить, – говорит Николай Григорьевич, – готовы ли мы в любой момент отразить удар агрессора, будь то на западе, востоке или других границах нашей Родины». Это не тема для дискуссий. Но я могу ответить на этот вопрос утвердительно. Да, мы готовы отразить любой удар любого врага.
Я, товарищ Егорычев, понимаю вас и учитываю ваше последнее выступление-справку. Вы знаете отношение Центрального комитета к вам – мы доверяли вам.
Но вчера я был поражен, я был удивлен, меня охватило какое-то необыкновенное чувство тревоги, когда я узнал (к сожалению, раньше мне никто об этом не докладывал), что вы, получивший мандат от политбюро члена военного совета Московского округа ПВО, ни разу не присутствовали на заседании военного совета.
Голоса: Позор!
Брежнев: И вы позволили себе на пленуме заявить, что вы ставите все эти военные вопросы как член ВС Московского округа ПВО!
Вы говорите об ответственности, о партийной дисциплине, что она должна касаться всех рангов. Это верно. Но она должна касаться и вас. Вы не выполнили воли и решения политбюро, которое доверило вам быть членом военного совета, решать вопросы укрепления обороны Москвы, помогать военным товарищам, в политическом плане решать вопросы, быть нашим глазом, нашим советником, нашим помощником.
Когда я узнал, что вы не участвуете в работе военного совета, я невольно задумался: откуда же у вас такие источники информации и такие сведения? Кто же у вас советник по этим вопросам, если вы не говорили по этому вопросу ни с командующим округом, ни с командующим ПВО страны?
Я вчера допустил такую мысль: у военных иногда бывает мирная битва за капиталовложения: отпустили им, например, 40 миллиардов рублей – начинают делить. Флот хочет больше, ПВО – тоже, сухопутчики – тоже. В. И. Чуйков тоже свое не упустит. Естественный процесс. Раз на этом месте стоят, надо больше денег.
Может быть, думаю, пошли наши командующие ПВО «со слезой» к товарищу Егорычеву? Военные знаете какой народ? В интересах дела любую возможность используют!
Я спросил товарищей из ПВО, может быть, был такой обмен мнениями в МГК по этому вопросу? Но командующий округом, командующий ПВО страны заявили, что никаких бесед на эту тему с товарищем Егорычевым они не вели, обсуждение этого вопроса не имело места и что они с заявлением товарища Егорычева по этому вопросу не согласны.
В этом отрыве от жизни военного округа, видимо, и состоит политическая ошибочность товарища Егорычева, которая привела его к тому, что он легко начал говорить об обороне страны.
Я не буду больше, товарищи, развивать этой темы»[21].
Т. П. Архипова: Я не знаю текста выступления Егорычева. Но, как рассказывали, он критиковал Министерство обороны, Устинова за то, что состояние армии, вопросы безопасности должны беспокоить ЦК партии. И внес предложение вынести вопрос о безопасности на пленум. У него выступление было минут на двадцать. Его единственного проводили аплодисментами до места.
Я понимаю это так, что не потому, что он выступил с критикой Министерства обороны, а потому, что подавляющее большинство отнеслось к этому как к правильной постановке вопроса.
На следующий день на пленуме начались выступления, в которых все накинулись на Егорычева: незрелое выступление, политически вредное. А порядок был такой, что вопросами обороны занимался лично Генеральный секретарь ЦК – в данном случае Леонид Ильич Брежнев. И что самое ужасное было для нас узнать, что среди выступающих был Ахундов, который тоже выступил против Егорычева, причем, как рассказывали, так же вдохновенно, как накануне хвалил!
А. И. Вольский: Назавтра эти же люди, которые в первый день, я помню, в восторге приехали, говорили другое: зачем он полез на трибуну с военными вопросами.
В. И. Варенников[22]: Тяжелым рубежом в жизни Егорычева стало то, что он правильно оценил недостаточный уровень боевой готовности Московского округа ПВО.
Будучи членом военного совета Московского округа, он знал положение по защите его не просто с чьих-то слов. Он выезжал по собственной инициативе в части, дотошно изу чал положение дел на местах, беседовал с командирами, с работниками штабов, с политработниками и пришел к выводу, что защита ПВО Москвы и Московской области недостаточна.
В то время как раз была кульминация «холодной войны»… И Егорычев, как патриот своей страны, тем более участник Великой Отечественной войны, посчитал необходимым сделать официальное заявление. Зная, что его пожелания на военном совете не возымеют должного эффекта, он решил высказать их на широком партийном форуме – на пленуме ЦК КПСС и привлечь, таким образом, внимание к этой проблеме широкое руководящее звено партии – делегатов пленума…
…Егорычев Николай Григорьевич, будучи человеком открытым, считая, что вокруг него сотоварищи по партии, по идеям, что ему от них нечего скрывать, открыто высказывал свои мысли, не прибегая ни к каким дипломатическим уловкам.
С тех пор прошло много лет, и я могу сказать, что все, что тогда говорил Егорычев, было правдой.
Две беседы с генсеком
22 июня у меня состоялся неприятный разговор с Брежневым. Я пришел к нему и сказал:
– Леонид Ильич, вы вчера выступили фактически против меня. Я считаю, что в этих условиях я не могу руководить Московской городской партийной организацией. Я могу руководить только в том случае, если пользуюсь полным доверием и поддержкой политбюро и генсека. Мне такого доверия, как я понимаю, нет, я должен уйти.
– Слушай, Коля, я же не ставлю вопрос о твоем исключении из состава ЦК.
– А за что меня исключать из состава ЦК? – возмутился я. – Я сделал что-то, нарушающее Устав партии? Или выступил против решений пленумов и съездов?
– Вот скажем – и исключат! – завелся Брежнев.
– Но вы не забывайте, Леонид Ильич, что я тоже поборюсь!
Генсек сразу остыл:
– Да ты меня неправильно понял. Я же тебя очень люблю. Не торопись, подумай как следует, а завтра приходи снова.
– Хорошо, до завтра, – согласился я, отлично понимая, для чего ему нужен еще один день.
Брежнев просто тянул время, так как в этот момент по его заданию шла в Москве обработка партийного актива.
Брежнев и его окружение боялись, что московский актив не примет моей отставки. Дело в том, что в Москве меня хорошо знали по моим делам. И ведь совсем недавно я был единогласно избран в состав МГК партии.
Ю. Д. Липинский: На следующий день он меня опять вызывает:
– Я написал заявление. Прочитайте.