Звездная пыль калибра 5,56 - Олег Шовкуненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, я ошибся. – Не выходя из состояния внутренней концентрации, Николай разговаривал сам с собой. – Дядюшка Джон не смог улететь, не попрощавшись.
Глава 21
Ян Микульский долго и пристально глядел на пленного. Скорее всего, тот еще не совсем понимал, в какое дерьмо вляпался. Для пухлого полицейского Микульский с Мартинесом были кем угодно: убийцами, грабителями, наркоторговцами, но только не теми, кем являлись на самом деле. Отправившись к звездам, он по своей сущности оставался прежним узколобым копом, не видящим дальше козырька собственной фуражки.
Сообразно собственным мыслишкам толстяк и действовал. Сперва, брызжа слюной, он угрожал. Конечно, Ян не понимал ни слова, но свирепый взгляд поросячьих глаз и несколько знакомых, почерпнутых из заморского кинобоевика ругательств не оставляли в этом сомнений. Мартинес недолго терпел это безобразие. Два удара под дых объяснили служителю закона, кто хозяин положения. После такого массажа толстяк изменил тактику. Он начал уговаривать, приводя, как ему казалось, взвешенные и убедительные доводы.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Ян покосился на каталонца.
– Ну… В общем… – Не закончив фразу, Хорхе поскреб затылок.
– Значит, нет. – Микульский тяжело вздохнул. – Я тоже. Эх, сюда бы нашего командира. Грабовский в совершенстве знает английский.
Обменявшись с напарником мнениями, Ян снова повернулся к связанному полицейскому. Первое, что бросилось в глаза разведчику, был бегающий взгляд широко открытых глаз. Иностранная речь напугала американца. Да и неудивительно. Смелые они только у себя дома, когда под задницей мягкий диван, в телевизоре самоуверенная физиономия президента, а ближайшие противники как минимум на другом конце света.
Однако испуг полицейского превратился в настоящий ужас, когда в комнату вошел Нагира. Многорукий инопланетянин, мрак, заброшенная церковь, кровавые бинты и, наконец, вот эти солдаты в зловещей черно-серой униформе. Все атрибуты жуткого фильма ужасов налицо. Только сюжет развивается не на экране, а в жизни, и главный герой – он. Толстяк закричал, словно душевнобольной, и, извиваясь всем телом, попытался вырваться. Но с веревками на руках и ногах далеко не убежишь. Пленник тут же рухнул на пол. Он скулил, умолял, бился в истерике и рыдал.
Глядя на толстяка, Микульский испытал стыд за род человеческий. Метнув быстрый, полный неловкости взгляд на Нагиру, он приказал Мартинесу:
– А ну, бери его.
Когда пленного посадили на прежнее место, он еще пытался о чем-то просить, но Хорхе сунул ему под нос кулак, и толстяк заткнулся. Словно малое дитя, полицейский всхлипывал и переводил глаза с одного своего пленителя на другого.
– Нагира, в мозгу этого субъекта есть хоть какая-нибудь полезная для нас информация? – Шансы на положительный ответ Ян прикидывал как пятьдесят на пятьдесят.
Прежде чем вынести вердикт, харририанин долго смотрел в бегающие зрачки пленного полицейского.
– Полная каша. Он думает лишь о своих близких: старик, темноволосая женщина, девочка с зелеными глазами…
Помимо воли Ян сразу вспомнил дочку толстяка. Маленькая, нежная и лучезарная, она стояла в окне и дружелюбно махала совсем неизвестному ей человеку. Невинного создания еще не коснулись ужасы того мира, в котором волей-неволей ей предстояло жить.
– …Возможно, если поработать с ним пару дней, мне кое-что и удастся выудить.
Инженер первой лиги не заметил, что Ян его не слушает. В своих мыслях поляк стоял напротив ярко освещенного окна и созерцал маленькую фею. Однако жесткий голос Мартинеса выдернул его из воспоминаний, одним махом поставив перед жестоким выбором.
– У нас нет не то что двух дней, у нас нет даже двух часов. Этого урода скоро начнут искать.
Микульский хорошо понимал, что имеет в виду Хорхе. Они не для того устраивали весь этот трюк с камерой сжигания отходов, чтобы сейчас проколоться из-за одного паршивого полицейского, который возомнил себя новым «крепким орешком». Попади он в руки спецслужб, и «головорезы» будут засвечены. Их элементарно просчитают, найдут и уничтожат.
– Его нужно убрать. – Каталонец серьезно посмотрел в глаза Яну. Взгляд опытного разведчика говорил: «Кто наследил, тот и подчищает».
– Согласен. – Микульский, как приговор, принял справедливое требование товарища по разведвзводу.
– Тихо и без шума. – Хорхе посмотрел на пленного, словно на трепыхающуюся в силках дичь. – И лучше, если это будет похоже на несчастный случай.
Как только они оказались снаружи, Ян подтолкнул полицейского стволом в спину. Иди, мол, а вздумаешь дурить, сразу схлопочешь пулю. Но пленный уже уяснил, с кем имеет дело. Он и не думал осложнять свое положение, тем более когда появилась надежда на благополучный исход. О том, что его подопечный надеется на спасение своей задрипанной жизни, Микульский понял по настроению толстяка. Ну, конечно, его не пытали и даже особо не били, не задавали вопросов и не требовали сведений. А под конец, вместо того чтобы расстрелять и зарыть прямо в церковном палисаднике, его одели в скафандр и вот куда-то ведут. Стандартная логика штатского обывателя. Окажись на месте толстяка человек в камуфляже, да еще не понаслышке знающий, что такое война, он бы перепугался до смерти.
«До смерти» – правильное выражение. Разведчик огляделся по сторонам. Вот только найдем укромное местечко. Рядом с нашей берлогой наследить нельзя. Пусть даже полицейский погибнет от того, что «случайно» порвется скафандр, все равно могут найтись умники, которые для очистки совести решат обшарить соседние улицы.
Они брели по пустынному городу: пленник – первым, конвоир – чуть позади. Иногда полицейский забывал, что его конвоир не понимает по-английски. Он начинал что-то торопливо говорить и сбивчиво объяснять, но, не получив ответа, быстро утихомиривался. Ян не пытался заткнуть толстяку рот. Пусть поговорит напоследок, рация все равно настроена только на контакт с разведчиком.
Вокруг ни души. Кирпич, асфальт, скелеты засохших деревьев и высокая серая мгла, клубящаяся над головой, словно предвестник приближающегося урагана. Еще находясь в церкви, они ощутили набор скорости. Космический мастодонт снова нырнул в подпространство, заставляя «головорезов» распрощаться с мечтой о бегстве. По крайней мере, сейчас, когда станция несется между параллельными мирами. Но кто знает: может, судьба наконец смилостивилась над ними и космический город держит путь домой?
Подумав о Земле, Микульский сжал кулаки. Он должен добраться туда, должен во что бы то ни стало. И ради этого Ян готов сделать все! Дав себе эту клятву, поляк угрюмо покосился на человека, шагавшего впереди него.
Чем дальше они уходили, тем тошнотворнее становилось у разведчика на душе. Пять кварталов позади. Еще два-три, и можно заняться делом. Только сперва следует отыскать какую-нибудь торчащую, желательно острую железяку. Ведь «счастливчик» чем-то должен распороть довольно прочную металлизированную ткань.
Подходящий штырь нашелся на удивление скоро. И место очень даже подходящее. В одном из глухих переулков валялся целый пролет изувеченной пожарной лестницы. Конструкцию наверняка сорвал один из грузовиков, рискнувших заехать сюда еще в те давние времена, когда город был неотъемлемой частью нашей планеты. От удара особо пострадали поручни. Сварка не выдержала, и пара вертикальных несущих стержней отломилась от перил. Острые края торчали прямо на уровне колен. Что ж, лучше и не придумаешь. Микульский, не задумываясь, направил толстяка по нужному пути. Естественно, ждать, когда тот самостоятельно напорется на рваный металл, Ян не стал. Да это и не нужно. Не сводя глаз с полицейского, поляк вытащил нож. Мерзость, конечно! Микульский никогда не убивал безоружных людей и всегда презирал тех, кто это делал. Но, видно, сейчас придется. Не могут корсиканцы просто так взять и отпустить этого человека. Такое легкомыслие равносильно смерти.
Для того чтобы разбудить в себе зверя, Ян специально припомнил, кто убил Эр-рика. Дырка во лбу и кровавый шлейф по белоснежной подушке. У Эр-рика, скорее всего, тоже кто-то был: родители, дети…
Рука покрепче стиснула нож, и Ян добавил шагу. Он уже почти поравнялся с пленником, когда тот обернулся. Неизвестно почему. Шаги в космическом вакууме не слышны, теней на сумеречных улицах почти нет, а в наушниках постоянно звучит одно и то же – тяжелое дыхание. Сверкнувшее лезвие объяснило толстяку все. С криком «Help me!» он бросился бежать. Но какой там бежать! Микульский нагнал его одним прыжком, сбил с ног и, стараясь побыстрее покончить с этой отвратной работенкой, взмахнул ножом. Удар пришелся в бедро, чуть выше, чем рассчитывал Ян, но что поделаешь… Дырка в скафандре должна быть лишь одна, не на вилы же тот напоролся.
Разведчика оглушил страшный вопль обреченного человека. Английские слова вперемешку с криками ужаса и отчаяния. Сидя на мостовой, полицейский пытался зажать порез, но бьющаяся под напором выходящего воздуха ткань всякий раз выскальзывала из-под его неловких, облаченных в перчатки пальцев. Через мутное стекло скафандра Микульский видел лицо приговоренного к смерти. Тот начинал задыхаться. Глаза несчастного, в которых горели последние искорки сознания, просили помилования и помощи. Жадно хватая ртом последние капли воздуха, полицейский не переставал что-то говорить. Ян ничего не мог для него сделать. Чтобы не видеть и не слышать, разведчик выключил радио и отвернулся…