Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон

— Я очень благодарен вам за предложение, — сказал отец, — но кого вы думаете взять с собой? Признаюсь, что ради жены и дочери мне не хочется ослабить наш отряд, на случай если туземцы вздумают навестить нас и, видя, что нас мало, попробуют напасть на нас.

Как только я услышал предложение Меджа, я решил, если возможно, отправиться с ним.

— Позвольте мне пойти, — сказал я. — Я могу вынести усталость. Хотя я и хорошо управляюсь с ружьем, дикари сочтут меня за мальчика и не примут меня в расчет. А между тем вам не придется отпускать лишнего человека, и у вас останется пять человек. Я же думаю, что в состоянии быть полезным Меджу настолько же, как всякий другой.

— Я буду очень рад, если вы пойдете со мной, Годфрей, — сказал Медж, — если ваш отец одобрит ваше решение; я сам хотел предложить это вам. Что вы скажете, капитан Рэйнер? Я буду охранять его ценой собственной жизни, хотя вряд ли в этом представится необходимость. А для добывания пищи мы можем рассчитывать на наши ружья.

Отец подумал и, к великому моему удовольствию, согласился, чтобы я пошел с Меджем. На следующее утро он объяснил наш план матери и заметил:

— Мы позволили Годфрею отправиться в море, и, конечно, отправляясь с таким разумным, решительным человеком, как Медж, он подвергается не большей опасности, чем вообще при исполнении своих служебных обязанностей.

Мы не теряли времени на приготовления. Забрали большой запас пороху и дроби, по ящику с трутом, провизию, по бутылке с водой, по карманному компасу, подзорной трубе и по лишней паре сапог. Взяли мы еще котелок для чая, по жестяной кружке, ложке, по тарелке, пару ножей и вилок, принадлежности для раскидывания палатки. На ноги надели гетры.

Мы оставили наших спутников на возвышенности, откуда открывался вид во все стороны. Деревья, между которыми шла изгородь, позволяли укрыться в случае нападения туземцев. Внизу же текла река. Различные птицы давали возможность иметь всегда большой запас пищи.

Между нашим лагерем и хребтом тянулась более лесистая местность, мешавшая нам разглядеть характер поверхности вдали. До подножия гор было еще довольно далеко.

Насколько мы могли понять, Пуллинго не имел ничего против того, чтобы пойти с нами.

На рассвете, после сытного завтрака, вооруженные пистолетами, ружьями, топорами и длинными ножами, мы попрощались со всеми и двинулись в путь. Чистота воздуха обманула нас, и лес оказался дальше, чем мы думали. Лучи солнца, пробивавшиеся среди деревьев, указывали нам путь. Медж шел вперед, я за ним; бесчисленные вьющиеся растения, свешивавшиеся с деревьев, мешали нам идти рядом.

Я заметил, что Пуллинго уже несколько дней, видимо, тяготился рутиной нашей жизни, так не походившей на жизнь туземцев. Теперь он не шел впереди, а тащился сзади, указывая только направление, по которому следовало идти, что мы отлично знали и без него. Только что мы вошли в лес, я заметил, что он проделывает какие-то необыкновенные движения, и вскоре увидел, что он снял рубашку. Оглянувшись через минуту, я с удивлением увидел, что он держит в руках свои штаны. Размахнувшись, он бросил их на сук дерева, на котором они и повисли, развеваясь по ветру, а сам прыгнул вперед в восторге, что освободился от так надоевшей ему одежды. Я окликнул Меджа и спросил его, не велеть ли Пуллинго надеть рубашку и штаны.

— Оставьте его, — сказал Медж, — он только следует своим естественным наклонностям. Пусть его ходит голым, если ему это нравится, хотя я сильно подозреваю, что, когда станем переходить через горные вершины, он пожалеет, что избавился от одежды.

Но штуки, которые стал выкидывать чернокожий, были так странны, что я подумал, не сошел ли он с ума. Он кричал, смеялся, кувыркался, танцевал и прыгал самым необычайным образом, как будто радуясь достигнутой свободе.

— Я думаю, он воображает, что его одежда будет висеть тут, пока он не вернется. Надеюсь, что он намеревается явиться в лагерь в приличном виде, — заметил я.

— Не думаю, чтобы он заботился о будущем, — ответил Медж. — В настоящую минуту он испытывает такое удовольствие, какое испытывали бы мы с вами, если бы приняли теплую ванну и надели чистую рубашку и штаны.

Несколько времени мы шли по лесу. Пуллинго не особенно заботился о выборе пути. Мы рассчитывали немедленно подняться в гору; но, выйдя из леса, мы увидели перед собой долину, по которой текла широкая река. По быстроте течения мы решили, что она впадает прямо в море и слишком глубока для того, чтобы можно было перейти ее вброд.

Мы указали на реку Пуллинго, который несколько успокоился, и спросили, как он думает перебраться через нее. Он подошел к громадному старому дереву, стоявшему несколько поодаль от других, оборвал два больших куска коры и попросил нас помочь ему снести их к воде. Потом он оглянулся вокруг, взял какую-то длинную траву особого рода и быстро скрутил из нее короткую веревку. Он согнул края коры, которая легко подалась, и, действуя острой палкой вместо шила, скоро сшил их. Так же поступил он и с другим куском коры. Потом он достал с берега глины и забил ею отверстия в концах. Таким образом в удивительно короткое время он изготовил два челнока. Из небольших кусков коры и шеста, сделанного с помощью моего топора, он так же быстро смастерил два весла.

Мы давно намеревались сделать челноки, в случае если придется переправляться через реки; но Пуллинго сделал целых два в четыре раза скорее, чем сделали бы мы. Признаюсь, я не хотел бы предпринять длинное путешествие в таком челноке. Пуллинго показал Меджу, чтобы он садился в один из челноков; сам сел в другой и дал мне знак последовать за ним, что я и сделал не колеблясь. Мы быстро переправились на другую сторону; чернокожий вытащил оба челнока на берег и положил их рядом, доказав этим, что он помнит о том, что они понадобятся нам при возвращении.

Мы очень обманулись в расстоянии: до хребта было еще очень далеко, и мы не знали, сколько дней нам придется переходить через горы.

К вечеру мы дошли до довольно плоской местности; виденные нами утром горы все еще были в отдалении. Время от времени нам попадались громадные эвкалиптовые деревья, некоторые — подгнившие и засохшие, с обожженными молнией стволами и с корой, висевшей длинными полосами, похожие на великанов в лохмотьях, другие — еще покрытые темной листвой.

Поведение Пуллинго поражало нас; он все оглядывался вокруг, как будто ища чего-то.

Тени высоких деревьев все удлинялись. Наконец Медж предложил остановиться на ночь и объяснил Пуллинго наши намерения. Он утвердительно кивнул головой и стал собирать кору для шалаша и хворост для костра. Мы сняли свою поклажу, помогли ему и скоро устроили себе шалаш вблизи пня громадного дерева. Покончив с этим, мы взяли ружья и настреляли птиц на ужин и завтрак.