Имбирное облако - Мария Брикер

Полина присела на кровать, продолжая разглядывать его с любопытством.

– Друг… Я, кажется, это чувствую, – после паузы сказала она. – В душе тепло. Только странно и немного страшно: я не знаю, что было и что будет дальше. Я не знаю, кто я.

– Все будет хорошо, Полина, – он сел рядом на кровать и осторожно обнял девушку за плечи. Она не отстранилась, повернулась к нему.

– У тебя шишка и щека поцарапана. Болит? – спросила она чуть слышно и осторожно повела рукой по его скуле.

– Совсем нет, – усмехнулся Сергей, взял ее ладошку и поцеловал.

– Ты поможешь мне вспомнить?

– Да, – пообещал Сергей.

– Все будет хорошо, – прошептала она и положила голову Сергею на плечо.

Глава 23

Бабье лето

Несмотря на раннее утро, на платформе станции Белорусская толпился народ. По телевизору объявили, что в Подмосковье пошла вторая волна опят. Опенок удивительный гриб, собирать его – одно удовольствие, нашел заветный пенек – и полная корзина. А какая закуска получается из маринованных опят – блеск! Погодка стояла благоприятная, солнечная и сухая, с задержкой в две недели началось бабье лето, балуя москвичей последним в этом году теплом, и грибники в предвкушении удачи повалили за город – запасаться лесными дарами природы.

Электричка Москва – Бородино издала гудок и подкатила к платформе. Соломея Митрофановна Кукушкина поправила брезентовую панамку и, расталкивая локтями и грудью толпу жаждущих занять место, влезла в вагон. Взгромоздив свой зад, затянутый в синие треники, на дерматиновое сиденье лавочки, Соломея Митрофановна поставила под ноги лукошко и рюкзак, удовлетворенно вздохнула и вытащила из кармана штормовки мятую газету с кроссвордом. Теперь можно было ни о чем не волноваться в ближайшие полтора часа.

Электричка рывком тронулась с места.

– Типичный захватчик, слово из восьми букв, – вслух прочитала Соломея Митрофановна вопрос, вытащила из-за уха карандаш и напряженно задумалась. В голове крутилось только одно слово из восьми букв, которое подходило под данное определение, – Ме-тел-кин!

– Оккупант, – подсказал ей кто-то знакомым голосом. Соломея Митрофановна подняла глаза и выронила газету из рук. Ее ненавистный сосед сидел напротив нее и нагло ухмылялся. – Здорово, Соломея! Видел с утра, как ты по грибы собиралась, ну и решил присоседиться. Боюсь один заплутать в лесу. Вместе-то оно веселее, – заявил соседушка и подмигнул. Одет Метелкин был в длинный рыболовный плащ, резиновые сапоги и вязаную красную шапочку-петушок, а на коленях держал корзину. Корзина была прикрыта полотенцем, и оно подозрительно оттопыривалось. Воображение Соломеи Митрофановны не на шутку разыгралось, и сердце сжалось от нехороших предчувствий. «Топор!» – ужаснулась Кукушкина: несомненно, Метелкин решил ее убить, а после занять освободившуюся жилплощадь. Умирать Соломеи Митрофановне не хотелось, но как избавиться от Метелкина, Кукушкина понятия не имела. Решив пока вести себя естественно и миролюбиво, чтобы убивец не догадался о том, что она раскусила его намерения, Соломея Митрофановна подняла газету.

– Отжившая плоть, слово из четырех букв, – прочитала она следующий вопрос.

– Труп, – хохотнул сосед, и Кукушкина разом вспотела.

– Не подходит, – прошелестела она осипшим голосом. – Вторая буква «л».

Соседушка задумался.

– Во! Врубился, это слово – тлен! – сообщил Метелкин после паузы.

– Подходит, – вписав слово в клетки, сообщила Соломея Митрофановна и покосилась на Метелкина с уважением. Не думала она, что ненавистный сосед – такой умный.

– Дальше читай, – воодушевился соседушка.

– Торжественное обещание, которое коммунисты заставляли давать пионэров, – прочитала Кукушкина.

– Всегда готов! – приложив руку к красной шапочке, сказал сосед. Соломея Митрофанова сосредоточенно посчитала клеточки карандашом.

– Не влазит, в этом слове одиннадцать букв, а надо шесть.

– Чего ж тогда? – озадаченно пожал плечами соседушка, призадумался, и лицо его вдруг приняло лирическое выражение. – Эх, помнишь, Соломея, то время? Тогда было не то, что сейчас. А сейчас ну ничего святого в людях не осталось!

– И пионэров нету, – печально согласилась Кукушкина.

– Вот! – поднял указательный палец вверх Метелкин и уважительно посмотрел на Кукушкину.

Дальнейшую часть пути они вспоминали прошлую счастливую жизнь при социализме, низкие цены, дешевую водку и вкусную «Докторскую» колбасу, да так увлеклись, что полтора часа пути пролетели незаметно. Лишь когда машинист объявил, что следующая станция Шаликово, Соломея Митрофановна вновь напряглась, вспомнив, что лежит у соседушки в корзине. Умирать по-прежнему не хотелось. Кукушкина напрягла мозги, прикидывая, как поступить.

– Лукошко не забудь, – напомнил Метелкин.

Кукушкина нагнулась за корзинкой и замерла: на дне лежал откидной охотничий нож. Она незаметно переложила нож в карман штормовки и, окинув взглядом тщедушную фигуру соседа, просияла. Теперь она знала, как спастись, осталось только заманить Метелкина подальше в лес, чтобы, так сказать, решить дело без свидетелей.

В лесу было тихо и прохладно. Шурша по ковру из разноцветных листьев кедами сорок второго размера и с опаской оглядываясь назад, чтобы не пропустить возможный удар топором по голове, Соломея Митрофановна вела Метелкина все дальше и дальше в чащу, предупредив, чтобы не кидался на жалкие кучки грибов, потому что скоро они попадут на волшебную просеку, где с одного пенька можно срезать сразу пять килограммов опят. Через полчаса бодрой прогулки Соломея Митрофановна стала запыхаться и решила, что пора. Сунув руку в карман, она нащупала нож, вытащила его и резко повернулась.

– Штоб я сдох! – вдруг заголосил Метелкин и ломанулся куда-то в кусты. Соломея проследила за направлением его движения и открыла от изумления рот. Метрах в пяти лежало поваленное дерево, сплошь усыпанное опятами. А за деревом! За деревом тоже были опята, на пнях, на деревьях, на земле – грибы были повсюду! Убийство Метелкина временно отменялось.

Через полчаса корзина, рюкзак, лукошко, олимпийка Соломеи Митрофановны с завязанными в узел рукавами, рубашка Метелкина и даже красная шапочка-петушок были доверху заполнены грибами. Но грибники так вошли в раж, что успокоиться не могли, Соломея вот уже пять минут в лифчике и штормовке прыгала с палкой около поломанной березы, пытаясь сбить опята, которые росли в метрах двух от земли. Метелкин в плаще на голое тело скакал вокруг Кукушкиной и березы и давал ценные советы. Из широкого кармана его плаща торчало замотанное в полотенце топорище – ирод переложил орудие убийства в карман, предположила Кукушкина, перестала прыгать и окинула хмурым взглядом соседа.

– Доставай из кармана и будем рубить, – потребовала Соломея, тяжело дыша. Метелкин замер.

– Чего? – ошарашенно спросил он.

– Ты из себя козла-то не строй. Знаю я, что ты в карман запрятал, изувер! Я тебя сразу раскусила, пакость такая писучая! Но тока без глупостей, без меня тебе из леса ни в жисть не выбраться, – пригрозила Соломея и подняла над головой соседушки палку.

– Это самое, Соломея, ты меня, это самое, прости. Не со зла я, торопился очень, думал, не поспею за тобой. Да и не собирался я один рубить! Одному ж невкусно! – вякнул Метелкин.

Кусты неподалеку зашевелились, кто-то кашлянул, потянуло дешевым табаком.

– Ой! – Соломея схватилась за сердце, выронила палку из рук и осела на пенек.

– Так как, сейчас будем рубить? – поинтересовался соседушка, вытащил из кармана полотенце и развернул – из свертка на землю выпало что-то длинное.

– Это чево? – выпучила глаза Кукушкина.

– Сырокопченая колбаса. Жрать в лесу нужно что-то, а у меня голяк. Вот и схватил из твоего холодильника первое, что под руку подвернулось. Тока порезать не успел…

– Я думала, у тебя топор есть, – озадаченно сказала Соломея Митрофановна. – Березу хотела срубить, чтобы грибы можно было достать.

– Березу? – удивился сосед, поднял колбасу и, взмахнув батоном, как лихой казак шашкой, заржал во все горло. Соломея, открыв рот, некоторое время пыталась осмыслить слова Метелкина, затем глупо улыбнулась, свалилась с пенька и беззвучно захохотала. – Хорошая ты баба, Соломея! И готовить, это самое, ты умеешь вкусно. И грудь у тебя, это самое, – присел рядом Метелкин, таращась на вздымающиеся от смеха полушария Кукушкиной. – Может, это самое, поженимся, что ль? – Метелкин смущенно посмотрел на Соломею Митрофановну.

Кукушкина резко села, выпучив глаза на соседушку. Грудь ее по-прежнему вздымалась, правда, уже не от смеха, а от душевного волнения. Всю жизнь она мечтала иметь отдельную жилплощадь, но такое простое решение, как вступление с оккупантом в брак, не приходило ей в голову. А ведь это решало проблему!

– Так че? – поторопил ее с ответом Метелкин.