Сказки Бурого Медведя - Михаил Лепёшкин

— А вот ты пошути мне ещё! Я те шапку-то на спину и заверну, будешь носом воротник нюхать, — негромко так сказал Яробой, да мужик засуетился чего-то и вперёд побежал, другого, что Охлупа нёс, сменить.

Как внесли их в дом, всплеснула руками Калина, заплакала, да некогда горю предаваться. Велела уложить мужа на лавку приготовленную, травы целебные к ране приложила, тряпицей чистой перетянула. Народ к тому времени из избы повышел, только парень с Ясной на руках у печи топчется, не знает что делать.

— Ну чего стал столбом? С ней что? — накинулась на него Калина.

— Ничего. Только устала. Всю силу свою на рану истратила, еле на ногах стояла. А теперь пригрелась вот… и уснула, — улыбнулся тот.

— Это на неё похоже. Совсем, глупая, себя не жалеет.

— Зря ты так, матушка. Не она, так и не жив был бы муж твой. Через такие раны быстро жизнь вылетает.

— А ты нешто знаток? Одёжа на тебе богатая да стать крепкая. Как звать-то тебя?

— Яробоем кличут.

— Воин значит. Вот с чего ты в ранах знаток. Ну, чего всё держишь-то? Давай шубейку снимем, и на печку её клади. Она, родимая, быстро уставших в норму приводит.

Положил Яробой Ясну на печь, стоит смотрит, как она спит.

— Ну, вот, опять встал! Коли у воеводы твоего все вой такие, так на вас большая надёжа. Вы и ворога до смерти заглядите. За стол садись, щас сбитня налью, а ты расскажи, что да как было.

Уселся Яробой за стол, Калина сбитню налила да курник перед ним поставив, велела сказывать. Рассказал Яробой всё что видел. Как Охлуп на сыновей ругался, как один из них топором махнул, как Ясна рану лечила, как домой их несли.

— Эх, была бы у нас в походе такая лекарка, так сколько кметей добрых в живых осталось бы. А красива дочь твоя. Много красавиц я повидал, да таких, чтобы красота изнутри шла, не встречал ещё. Есть в ней свет какой-то!

— Долго в воях-то?

— Нет ещё. Два года минуло, как посвящение воинское принял. Стал князю служить. Только в одном походе и побывать успел.

— У-у, княжий кметь, уже большой человек. Раз в дружину попал, так значит, и силой, и умением не обижен.

— Хватает. Правда, пока только в молодшей дружине я.

— А что за поход-то был?

— Ходили мы в земли южные, себя показать да союзникам помочь. Давно князь с ними дружит, а раньше ратились всё, но как-то побили их крепко, дани много взяли и каждый год её платить обязали, на том и замирились. Стали они нам чудеса свои показывать, храмы дивные, да с князем много пастыри их говорили о чём-то. Князь задумчивым стал, а потом веру сломанного древа принял. Сказал, правильная вера. Почти вся старшая дружина за ним следом туда перешла. Ну и нас, молодших, тоже в ней воспитывают.

— И к нам её тащат почём зря.

— Не-ет, ты, тётка, просто не знаешь, сколько там мудрости всякой. А старая наша вера отжила своё, и нечего за неё цепляться. Там пустота. Вот при новой вере как раз и стали появляться такие, как дочь твоя!

Прищурилась Калина хитро, да и отвечает:

— А ты как думаешь, откуда в ней свет внутренний взялся? От сломанного древа, что ли? Такие люди у нас завсегда были и будут. Дуб Родовой ей те знания давал. После того она и лечить стала так, что вся заморская наука даже объяснить не может. Ты с ней поговори, как отдохнёт. Она тебе таких мудростей поведает, что пастыри твои только рты поразевают.

А Яробой и рад, что приглашают, уж дюже люба ему девка:

— Да уж не пропущу. Я до мудростей охоч. Много с них пользы бывает.

Усмехнулась Калина, молодость раскусив:

— Вот только в женихи к ней не меться. Не будет с того толка. Разные вы.

— Ну, это уж как сломанное древо повернёт. Сейчас разные, а потом глядишь, и одинаковыми станем. Вот, возьми на лечение, да пойду я, — положил он на стол кусок серебра.

— Не возьму. Сами справимся. Забери.

— Так, то не моё, не клал я ничего, а чужого мне не надо. Мож дочка твоя наколдовала во сне? — Повернулся Яробой да согнулся чуть не пополам, чтобы притолоку не сшибить, из горницы выходя.

На следующий день отец Мигобий написал указ схватить девку Ясну, колдунью известную, да в темницу для дознания о смерти отца Патона доставить. Воевода сей указ прочёл, Яробоя отрядил приглядеть, коли что. Хватит им и одного кметя. Стража храмовая с этим сама справится. Невелика наука девку в темницу привесть. Идёт Яробой за стражей, а дорога-то всё знакомая. Прямо ко вчерашнему крылечку и привела. Ввалилась стража храмовая в дом да на Ясну накинулась. Вмиг руки верёвками связали, кляп в рот затолкали и у двери поставили. А десятник ихний к Охлупу подошёл, за перевязки взялся, сорвать хотел, но Калина не дала, схватила ухват да вдоль хребта перетянула:

— Вы что это удумали? Врываются! Девку вяжут, мужа убить хотят! А ну, вон отсюда все! Я весь город на ноги поставлю за такое самоуправство!

— Никакое это не самоуправство! — заорал в ответ десятник. — Отец Мигобий приказал, мы и доставляем. А связать да рот заткнуть, это чтобы она не наколдовала чего. Раны же мужа твоего велено посмотреть. Коли нормальные они, так тут оставить, а коли зажили от колдовства, так тоже в храм доставить…

— А ну заткнись, — прогудел сзади голос, и здоровенная фигура Яробоя появилась рядом с Калиной. — Ты, тётка, не кричи. И ты не ори, десятник. Нешто вы такие ухари да с девкой не справитесь? А ну развяжи, вишь верёвки как в тело впились. Больно ей, и следы останутся. И кляп вытащи. Крика что ли испугался?

— А ты, кметь, тута не приказывай! Я тута старшой! Ы-т-т… — не докончил десятник свою речь, потому что здоровенной ручищей его к стене да за горло прижало.

— Ты будешь над своими пьяньчугами командовать, а тут я главный. Меня воевода послал порядок блюсти, чтобы по правде всё было. Сказано девку доставить, так и доставь. А отец её тут ни при чём. И пусть твои оглоеды вернут на место всё, что потырить успели! Иначе сам вас к воеводе отволоку. Не веришь?

Отшатнулись стражники. Куда им, бывшим пропойцам, да с молодым кметем тягаться. Повесили они головы, вынули из-под тулупов кто