Под сенью божественного лотоса - Андрей Горин

стало, что представляет из себя эта замаскированная ходячая смерть, когда старик напрягся, почувствовав присутствие в помещении моих телохранителей полудемонов. Руки его незаметно стали двигаться, занимая удобное положение, чтобы при необходимости выхватить, наверняка припрятанные под одеждой орудия убийства. Но тут же замерли, когда мои телохранители на секунду материализовались по бокам чуть впереди меня, готовые отреагировать на любое враждебное движение. Опытный убийца мгновенно понял, что силы, мягко говоря, неравны, и в схватке с полудемонами не помогут никакое мастерство и выучка.

— Что угодно госпоже? — равнодушно поинтересовался он, склонив голову в вежливом поклоне.

Я долго молчала, сначала рассматривая владельца лавки, а затем обводя взглядом расставленные товары, делая вид, что задумалась над выбором, а на самом деле, лихорадочно размышляя, как начать разговор на интересующую меня тему.

— Мои друзья рекомендовали мне попробовать какао, этот напиток не так распространён у нас, как кофе, но говорят, что он изумителен на вкус, — наконец произнесла я.

— Ваши друзья совершенно правы госпожа. Каждый из этих напитков прекрасен по-своему, и если кофе больше подходит для мужчин, то како — это напиток преимущественно для женщин и детей.

Хозяин лавки сделал несколько шагов вбок и осторожно сняв с полки расписанную восточным орнаментом банку из тонкого металла аккуратно поставил её передо мной на прилавок. Ящерки на моей спине беспокойно перебирали лапками, и тут мне пришла в голову одна мысль. Я приоткрыла банку и стала рассыпать драгоценный золотистый порошок равномерным слоем по поверхности прилавка. Затем взяла из стоящей рядом деревянной подставки тонкую ароматическую деревянную палочку и начала ею разравнивать невесомую пыль, пока не получился ровный прямоугольник. Затем острым концом палочки стала выводить на поверхности прямоугольника знак — восточный иероглиф или скорее руну. Иероглиф как многие знаки в восточном языке имел несколько значений, но главный смысл, который он нёс, означал повеление — это был знак Власти. Когда-то давно, когда ещё была жива моя старшая сестра, мы играли с ней в занимательную игру, которой обучила её наша мать. Мама рисовала различные восточные иероглифы и заставляла сестру запоминать их значения, объясняя, какой тайный смысл несёт каждая из рун. Как говорила сестра, мама придавала этой игре особое значение и упорно старалась, чтобы сестра запомнила все эти таинственные знаки.

— Существует один человек по имени Уолтер, сын некого барона Гранджа, — рисуя знак, медленно начала говорить я.

— Нам известно, кто это, — сухим тоном отвечал старик.

— Некоторые люди в этой жизни ведут себя не так, как должно. Их поведение иногда оскорбляет окружающих, и поступки их иногда столь отвратительны и тяжки, что оскорбляют даже богов. Есть мнение, что боги расстроены поведением этого человека и его дальнейшее существование в этом мире неугодно богам, — продолжала я, достав небольшой кожаный мешочек и высыпая на прилавок семь крупных изумрудов изумительной красоты.

— Кто мы такие, чтобы судить о том что угодно и что неугодно богам? Мы всего лишь люди и божественные помыслы скрыты от нас, — напряжённо отвечал слуга смерти, не отводя взгляда от нарисованного мной знака.

— Верно. Но некоторые из нас ближе к богам чем другие и иногда боги дают своим детям знак, чтобы они могли передать волю богов тем из смертных, чьим ушам предназначены слова истины, изрекаемые устами посланников, — каким-то потусторонним голосом, от которого меня саму продирал озноб, закончила я.

Старик впился в моё лицо немигающим взглядом, ища на нём одному ему понятные приметы и повинуясь наитию, я пустила в нарисованный на поверхности золотистого порошка, между нами, знак, тонкую струйку магии. Но не той, которую я использовала обычно во время открывания запоров и магических ловушек, а совершенно другой ранее непривычной для меня. Изумрудные нити силы как бы исходящие из напрягшихся на моей спине нефритовых ящерок достигли нарисованной руны, и знак Власти запылал яростным изумрудным светом, заставив старика покорно склонить голову.

— Воля богов услышана Госпожа! Кто мы такие, чтобы противиться их воле? — прошептал старик.

* * *

После приснопамятной сходки особняк барона Гранджа находился на осадном положении. Кого здесь только не было: охрана барона в доме и во дворе особняка, приближённые к барону самые надёжные бандиты, наёмные боевые маги. Улицы вокруг особняка день и ночь охранялись патрулями городской стражи и отрядами карателей “Огрызков”. Кругом шныряли агенты городской полиции и крутились осведомители из числа уголовной братии из банд, непосредственно подчинявшихся Секачу. Барон не жалел денег на обеспечение своей безопасности, но как оказалось, этого было недостаточно, когда имеешь дело с сильным и находчивым противником.

И грянул гром. Одним далеко не прекрасным утром, безвылазно прятавшийся в особняке старший сын барона Уолтер был обнаружен мёртвым в своей спальне. Причиной смерти послужил шёлковый красный шнур, затянутый на шее покойника. Барон обезумел от ярости и кинулся искать главу гильдии наёмных убийц, “Крыланов”, чтобы обвинить в нарушении закона о невмешательстве в вендетту двух воровских семейств. Представитель братства наёмных убийц Птицелов, который всё это время после сходки избегал контактов с Секачом, не стал обострять обстановку и согласился на встречу в одной из опиумокурилен.

Убийца, не перебивая, выслушал кипящего гневом барона, после чего уверенно заявил, что братство не имеет к произошедшему никакого отношения. Он объяснил барону, что члены братства не используют столь экзотическое орудие убийства и что такой ритуальный способ убийства означает не просто умерщвление жертвы. Это не убийство, а Казнь! По мнению Птицелова осуществить такую акцию могли только “Фемес”. Никто другой не смог бы незаметно преодолеть многочисленные посты как обычной, так и магической охраны. Причём он напомнил барону, что восточная гильдия убийц не принимает заказов от инородцев. А исполнить не просто убийство, а ритуальную казнь во исполнение воли богов могут убедить их совершить только особые обстоятельства. Так или иначе, но Птицелов не сомневался, что посольство Восточной Империи имеет к происшествию самое непосредственное отношение.

Не то чтобы барон сразу поверил словам матёрого убийцы, но определённые сомнения в причастности местной гильдии убийц у него возникли. Хотя понять, какая причина могла вынудить посольство, оказаться замешанным в гибели его сына, он был не в состоянии. Чтобы прояснить ситуацию, барон пустил в ход все свои связи при королевском дворе и даже прибег к помощи своих торговых партнёров из Восточной Империи, чтобы добиться встречи с госпожой послом.

Госпожа посол крайне неохотно согласилась на встречу, и беседа откровенно не клеилась. Наконец, барон не выдержал бесконечных витиеватых фраз ни