Горячая «холодная война»: Юг Африки (1960-1990 гг.) - Владимир Шубин

Наше короткое пребывание в центре этой провинции городе Вила-Кабрал (ныне – Лишинга) было довольно занимательным. Администрацию там все еще возглавлял португальский чиновник, исполнявший обязанности губернатора. И он сам, и его соотечественники были довольно взволнованы возможностью встретиться с советской делегацией, хотя и с трудом понимали роль и намерения Москвы: «Собираетесь ли вы делать в Португалии то же, что и в Мозамбике?» – спросил нас один из них.

Более приятной была встреча с фрелимовцем-выпускником одного из московских вузов, который пришел на виллу, где мы жили. Получив диплом агронома, он провел несколько лет в «буше» в рядах ФРЕЛИМО Он показал нам свадебные фотографии и попросил нас передать его жене в Москву письмо, да и проверить его русский язык в нем. Язык был все еще не плохой, но одна фраза заставила нас улыбнуться: «Мы захватили Мозамбик». Конечно, не обошлось без ста грамм «за встречу», и наш новый друг повторял: «Как в Союзе, как в Союзе».

Он был далеко не единственным встретившимся нам мозамбикцем, который обучался в СССР. Большинство из них проходило «спецподготовку»: от Флориано Умберто, комиссара ФРЕЛИМО в дистрикте Муруппа[650], до Жоакима Чиссано, который, как и Гебуза, просил передать привет не только советскому руководству, но и особенно «товарищу Педру».

Чиссано принял нашу делегацию на следующий день после приезда в мозамбикскую столицу. Он подробно рассказал о положении в стране в переходный период и выразил удовлетворение первыми практическими шагами по двустороннему сотрудничеству, в частности, приезду в Мозамбик незадолго до нас группы экономистов из ГКЭС[651].

Наша первая беседа с Гебузой проходила, когда мы в одном самолете летели из столицы в г. Нампулу, а вторая – в его офисе. Он обратился с просьбой к СКССАА, «который столько лет помогал ФРЕЛИМО», «найти новые формы оказания помощи». В частности, руководство ФРЕЛИМО хотело, чтобы и в СССР, и в Мозамбике была организована подготовка кадров, и особое внимание было уделено решению социальных вопросов, особенно здравоохранению[652].

Мозамбикские друзья были обеспокоены инцидентом в Блантайре, а поскольку мы должны были вернуться в Дар-эс-Салам по тому же маршруту, они приняли соответствующие меры. «Не беспокойтесь о Блантайре», – сказал Гебуза, обнимая меня на прощание. И действительно, на этот раз транзитным пассажирам было предложено оставаться на борту, а тот самый лейтенант, проходя между рядами кресел в самолете, сделал вид, что не знает нас.

Мы вернулись из Мозамбика в приподнятом настроении. Мы видели, что основная часть страны не пострадала от войны, поскольку боевые действия велись преимущественно в отдаленных северных провинциях.

Победа освободительного движения в Мозамбике открыла новые перспективы для его друзей в соседних странах. «Еще три года борьбы в Зимбабве и десять в Южной Африке», – сказал я своим коллегам. Я был излишне оптимистичен, первая из этих стран освободилась почти пять лет спустя, а во второй потребовалось пятнадцать лет для снятия запрета на АНК и начала переговоров с правительством об устранении режима апартеида. Но никто не мог представить тогда, что через десятилетие сам Мозамбик чуть ли не погрузится в хаос из-за действий так называемого Мозамбикского национального сопротивления (РЕНАМО), созданного в 1976 г. родезийскими спецслужбами, а затем «усыновленного» Преторией.

В Москве мы постарались сделать все для выполнения просьб лидеров ФРЕЛИМО. В частности, в дополнение к правительственному каналу оказания помощи из средств Советского фонда мира было выделено полмиллиона рублей для закупки различного оборудования – от пишущих машинок до железных кроватей для школ-интернатов. В те времена низких цен это была существенная сумма, хотя средств все же было выделено вдвое меньше, чем мы предлагали.

Вскоре после нашего возвращения, в конце мая 1975 г. в Лоуренсу-Маркеше была создана советская миссия связи, аккредитованная при Переходном правительстве Возглавил ее Аркадий Петрович Глухов, который с 1968 г. по 1973 г. работал советником в посольстве СССР в Танзании и установил там тесные контакты с руководством ФРЕЛИМО. Как и «Камарада Педру», он хорошо знал и уважал Эдуардо Мондлане и Жоакима Чиссано, который после гибели первого президента Мозамбика стал основной фигурой в связях с Москвой, в то время как Самора Машел большую часть времени проводил «в зоне боевых действий»[653].

Глава 10

Независимый Мозамбик. Гибель Машела

П. Н. Евсюков был членом советской партийно-правительственной делегации (именно так тогда они назывались, то есть партия ставилась впереди правительства) возглавляемой Л. Ф. Ильичевым, которая присутствовала на провозглашении независимости Мозамбика 25 июня 1975 г.[654] Его участие в этой делегации показало, что он пользуется явным уважением у мозамбикского руководства и лично у Саморы Машела, и это, очевидно, помогло ему «выиграть гонку» за пост первого посла СССР в новой независимой стране, хотя, по его словам, «некое звено в руководстве МИД высказывало, мягко говоря, сомнение в правильности назначения послами партийных работников», предпочитая «только своих, мидовских карьерных дипломатов»[655].

Евсюков прибыл в Мапуту в ноябре 1975 г. То, что он знал многих лидеров страны, а с Машелом даже делил тяготы похода в дни антиколониальной войны, способствовало его новой работе. «Во всяком случае, мне было значительно легче получить согласие моих африканских друзей», – пишет он, хотя и добавляет: «Но если говорить откровенно, то для меня лично не представляло больших или непреодолимых трудностей получить согласие московского руководства», поскольку за долгие годы работы в Международном отделе ЦК у него «установились хорошие деловые отношения со многими руководителями и работниками ведомств»[656].

Однако даже при таких благоприятных обстоятельствах ему было нелегко выполнить все просьбы и пожелания мозамбикского руководства. Так, Самора Машел хотел совершить свою первую заграничную поездку в качестве президента в СССР, ради этого он даже откладывал свои визиты в другие страны, но он и его окружение не знали, насколько трудно было советскому посольству «доказать в Москве целесообразность, своевременность и необходимость этого визита» и получить согласие хотя бы на краткую встречу Машела с Брежневым. Евсюков делает интересное замечание: «Леонид Ильич был уже больным человеком и проблемами Африки, похоже, не очень интересовался, доверяя всецело в этих вопросах мнению министра А. А. Громыко, помыслы которого были явно не проафриканские»[657]. После визита Машела в СССР, состоявшегося в мае 1976 г., «…всем казалось (а в наибольшей степени мозамбикским друзьям), что открыты возможности для будущего всестороннего развития советско-мозамбикских отношений»[658]. Однако, «дальнейший ход событий доказал нашу экономическую несостоятельность, вернее, неумение и даже нежелание по-деловому, с выгодой для себя и партнера использовать открывшиеся возможности», такие как использование природных ресурсов Мозамбика. Евсюков пишет о «государственной машине бесконечных согласований, требований предоставления все новых и новых расчетов»[659].