История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

При всем том сам отчет ибн Фадлана как относительно достоверный исторический источник еще подлежит глубокому изучению в ряде аспектов, в том числе географическом и историко-лингвистическом. Поэтому, рассказывая о его пребывании у булгар, мы остановим наше внимание еще на одном небольшом, но чрезвычайно интересном отрывке:

«Как-то переводчик царя рассказал мне, что однажды в их страну попал какой-то человек из Индии и некоторое время оставался у царя на службе. И был он очень ловок и понятлив. Однажды группа булгарских купцов решила отправиться по своим торговым делам, и этот индиец попросил царя разрешения ему ехать вместе с ними. Царь же запретил ему это. А индиец все настаивал на своем и, наконец, добился своего. Итак, он отправился вместе с ними по воде. В пути булгары убедились, что он подвижен, сметлив, и, сговорившись между собой сказали: «Этот человек подходит для служения нашему богу, так отправим же его к нему.» В это время как раз они плыли мимо леса. Вывели индийца на берег, накинули на шею веревку и подвесили на вершине высокого дерва. Потом отправились дальше[196]».

То, что ибн Фадлан называет неудачливого купца «человеком из Индии», говорит, что этот человек вряд ли являлся мусульманином. Его появление в Волжской Булгарии произошло, видимо, за несколько лет до приезда ибн Фадлана, то есть где-то между 910–922 годами. Дело в том, что к началу X века собственно Индия еще практически не знала ислама. Разве что в древних портовых городах, таких как Каликут в Керале и Тана (Бомбей), ислам был известен благодаря купцам, которые освоили эти рынки еще задолго до пришествия ислама в Аравию.

О религии человека, которого Ибн Фадлан называет «индусом», мы еще поговорим, но сейчас более важный вопрос состоит в том, как и каким образом он попал попал в Волжскую Булгарию? Из какой части Индии мог он приехать и какими географическими сведениями руководствовался при выборе своего маршрута?

Отдавая должное переводческой скрупулезности А. П. Ковалевского, можно, тем не менее, с уверенностью предположить, что географический термин «Индия» в указанном отрывке соответствует арабскому термину «Хинд». Дело в том, что древние арабские географы и историки четко разделяли современную Индию на две отдельные части по линии реки Инд, и у них не было термина, покрывающего всю Индию. Взамен единого было два термина: «Синд» и «Хинд». Если название «Синд» относилось в большей степени к современному Пакистану, включая в себя собственно Синд, Белуджистан, часть Пенджаба и северо-западные горные провинции, то к стране «Хинд» арабы относили практически все страны Юго-Восточной Азии, то есть не только современную Индию, но и Индонезию, Малайзию и так далее.

Исламская история Индии, вернее, Пакистана, начинается в 711–712 годах, когда после первичных арабских завоеваний на востоке Синда образовались два хорошо известных в истории княжества – Мультан и Мансура. Эти княжества долгое время были опорой исламской цивилизации в Синде, однако их роль постепенно сошла на нет после того, как основное направление проникновения ислама в Индию пошло с севера, из нынешнего Афганистана, из государства Газневидов. Это, впрочем, случилось почти через век после описываемых Ибн Фадланом событий. То, что «индиец» не был мусульманином, подчеркивается и тем фактом, что булгарские купцы вообще решились избавиться от него. Приезжие мусульмане, как мы уже знаем, пользовались во властных кругах Волжской Булгарии большим авторитетом. Они были либо купцами, либо послами, либо просто образованными людьми. Убийство мусульманина было, таким образом, чревато серьезными дипломатическими осложнениями в тот исторический момент, когда Волжская Булгария всячески искала союза с мусульманским миром против засилия хазар на нижней Волге.

Таким образом, мы можем предположить, что приезжий индиец был родом не из омусульманенных провинций нынешнего Пакистана, но из собственно Индии, следовательно, мог быть либо индусом, либо буддистом, либо даже христианином, коль скоро христианство стало распространяться в срединной Индии (Мадрас) с IV века нашей эры. Само его появление в Волжской Булгарии свидетельствует о широкой известности булгарского рынка даже в столь отдаленных краях, как южная Индия и Цейлон, поскольку ибн Фадлан не выражает ни малейшего удивления его появлением. Географические пути того далекого времени уже давно связывали Индию с остальным миром, а драгоценные северные меха, так же, как и гиперборейское золото, пользовались у индусов неизменным спросом. Сама Индия торговала в это время, то есть, в IX веке, в основном, тончайшими хлопковыми полотнами из Бенгалии, обувью, мечами и саблями, красным деревом из Ассама, алмазами из Кашмира, жемчугом из Таны (Бомбея), ввозя в страну золото, меха и лошадей. Легко предположить, что индийский купец мог, подобно своим коллегам, отправиться в Волжскую Булгарию с грузом легчайших индийских тканей, с намерением возвратиться с грузом мехов, нажив, таким образом, большую прибыль.

Как мог он добраться до Волжской Булгарии? Это вопрос чрезвычайно важен для нашего исследования. При том, что географические сведения Индии раннего средневековья очень скудны и ненадежны, отраженность в них устойчивых торговых путей могла бы, по всей видимости, помочь и нашему исследованию.

Из Индии всегда было два главных пути. Первый путь – сухопутный, через гряду гор в Афганистан и Центральную Азию, откуда караванный путь шел в Волжскую Булгарию. То есть, при использовании сухопутного пути купцы должны были пересечь Афганистан, достичь Хорезма, а далее следовать тем же путем из Ургенча, каким следовал сам ибн Фадлан. Это путь был, как мы знаем, сложен, чреват опасностями и лишениями, но арабские путешественники шли в указанное время именно этим путем из-за дипломатических осложнений в отношениях Халифата и Хазарского государства.

Был и другой путь, водный. Этот путь был, хотя и опасен, но столь удобен, что им пользовались и пятьсот лет спустя, особенно после того, как монгольское нашествие перезало сухопутный путь в начале XIII века. Афанасий Никитин в своем «Хожении за три моря» описывает именно этот путь: вниз по Волге до нынешней Астрахани, далее морем до Дербента, далее морем до Рея, оттуда по суше через Иран до порта Ормуз в Персидском Заливе, из Ормуза через Аравийское море в Индию, в Тану или Каликут.

Каким же путем прибыл индиец в Волжскую Булгарию? Если он не был мусульманином, он мог использовать оба пути, даже несмотря на то, что, как мы уже говорили, в 913 году восточное и южное побережье Каспия подверглось жестокому разграблению со сторону русских варягов. Думается, однако, что такое бедствие не могло надолго разрушить торговых связей, идущих из глубины веков. Хазары пропускали по Волге купцов, не имевших прямых связей с Багдадом, и брали с них пошлину. То, с какой готовностью индиец настаивал на поездке с булгарскими купцами «по воде», также указывает на то, что проблемы это для него не составляло.

Конечно, на примере Афанасия Никитина мы видим, что судьба могла забросить купца в дальние страны и помимо его воли. Никитин отправился в Индию, чтобы вернуть долг своим заимодавцам после того, как был ограблен до нитки. Он передвигался от одного пункта к другому, приторговывая то тем, то этим, пока не поплыл в Индию, чтобы сторговать что-то за купленного в Ормузе коня. Однако устойчивость торговых путей говорит и о том, что у купцов существовали определенные навигационные знания, карты и устные сведения, которые могли им позволить рисковать как своими товарами, так и самой жизнью.

Что же знала Индия о северных странах, какими географическими сведениями располагали собственно индийские купцы? Как называли они те страны, откуда приходили в Индию драгоценные северные меха? Известно, что с древних времен Индия торговала с Ближним Востоком и Китаем, и эти связи не порывались в эпоху начальных арабских завоеваний.

Адам Мец в главе «Торговля» своей знаменитой книги «Мусульманский ренессанс» говорит, что

«Наряду с вавилонянами, персами и евреями, наиболее активным торговым людом в империи были также греки и индийцы[197]».

Не все части Индии были доступны для чужестранных купцов, в частности, Кашмир, однако сами индийские купцы проникали повсюду. В книге Бузурга ибн Шахрияра «Аджаиб аль Хинд», то есть «Чудеса Индии», говорится, что

«Кашмирцам требуется 70 дней пути до Мансуры. Они спускаются по Инду, который в то же время, что и Тигр и Ефрат, имеет наивысшее стояние воды. Они упаковывают корни косуса в мешки, по 700–800 фунтов в каждый, помещают эти мешки в кожаные меха, смаззывают их смолой, так что в них не проникает вода, связывают затем эти мешки попарно, вяжут их так, что они могут на них стоять и сидеть. Таким образом, они за 47 дней добираются до порта Мансура и корни при этом остаются сухими»[198].