Искусница - Елена Хаецкая

Больше двухсот человек столпились неподалеку от навеса. Дождь поливал людей, но они не обращали на это внимания.

На перевернутой телеге стоял мужчина лет сорока, в грязной и рваной, но на удивление ладно сидящей одежде; он носил свои лохмотья с изяществом, как будто это был придворный костюм. Длинные волосы этого человека намокли под дождем и липли к липу, к плечам. Среди темно-русых прядей Евтихий отчетливо разглядел несколько синих.

— Гезира! — завопил Моревиль, пытаясь пробиться к нему.

Гезира даже плечом не повел. Он протянул руку и крикнул:

— Давайте!

— Нет! — орал Моревиль. — Погодите!

Гезира удостоил его пренебрежительным взглядом. Кругом буянила толпа. Никто никого не слушал, солдаты вопили и размахивали кулаками. Евтихий поймал несколько взглядов и сжался от дурных предчувствий: он понял, что все эти люди охвачены паническим страхом. Они требовали немедленной расправы над… кем? Этого Евтихий пока не видел.

Он пробивался сквозь людские волны, толкаясь и без колебаний пуская в ход кулаки и локти, пока не оказался лицом к лицу с несколькими дюжими детинами. Эти тоже боялись — Евтихий видел затаившийся в их глазах ужас. Но, по крайней мере, они держали себя в руках.

— Новенький? — спросил один из них и сплюнул. — Гезира говорил о тебе.

— Гезира?

— Вон он, на телеге… Он смелый. Не то, что этот трус Моревиль, — прибавил детина. — Иди к нам.

Евтихий кивнул.

— Гляди, — сказал детина, отступая в сторону.

На земле лежало, скорчившись, отвратительное существо. Оно было совершенно голое, измазанное голубоватой глиной — как будто грязь могла заменить ему одежду. Признаки пола у существа отсутствовали. Острая мордочка ничего не выражала. Огромные круглые глаза были пусты и бессмысленны, нос едва намечен, вертикальные ноздри то расширялись, то сужались — только по этому признаку и можно было понять, что существо дышит. Непомерно длинные руки прижимались к груди и подергивались.

Существо было крепко связано. Веревки впивались в его тело и, очевидно, причиняли немалую боль, потому что существо время от времени принималось тоненько стонать.

Среди стражников Евтихий вдруг заметил Геврон. Он махнул девушке, и она с решительным видом подошла к нему.

— Что здесь происходит? — спросил Евтихий. — Что это такое? — Он указал на существо.

Геврон вздернула подбородок.

— А кто это, по-твоему?

— Какая-то… тварь, — признался Евтихий. — Кажется, здесь все хотят порвать ее на кусочки.

— Точно, — Геврон занесла копье над головой, отгоняя чересчур ретивого парня, который тянулся к связанному пленнику. — Эй, отойди! Всему свое время! Разберемся с тварью по нашему закону. — Она глянула на Евтихия и пояснила: — Гезира говорит, что бесконтрольные расправы расшатывают дисциплину… — И снова парню: — Отойди, говорят тебе!

Она ловко кольнула чересчур напористого парня копьем, и тот с воем отскочил.

— А как с ним поступят, с этим… монстром? — спросил у Геврон удивленный Евтихий.

Где-то далеко в толпе бушевал Моревиль:

— Остановитесь! Стойте, не надо! Вы не понимаете!

Услыхав его крики, Геврон презрительно наморщила нос:

— Моревиль всегда хотел командовать. Но Гезира лучше знает, как нам следует поступать. Гезира умнее.

Она с обожанием глянула в сторону человека, стоявшего на перевернутой телеге.

— Разумеется, нельзя оставлять это существо среди нас, — продолжала Геврон. — Мы убьем его. Мы его казним.

Евтихий кивнул. Он понимал, чего добивается Гезира. Дисциплина. Тварь следует уничтожить, но допустить бесконтрольную расправу нельзя. Все правильно.

Несколько солдат прикатили столбы и принялись вбивать их в землю.

Евтихий не стал больше рассуждать и разговаривать. Просто встал с копьем наперевес и принялся отталкивать тех, кто напирал слишком уж ретиво. Его осыпали оскорблениями:

— Защитник выискался!

— Отдай нам тварь!

— Мы покажем тебе, как поступают настоящие люди!

— Животное!

— Ты с ней заодно?

— Гезира! Гезира! Гезира!

— Уйди с дороги!

— Гезира!

Тем временем столбы укрепили в вертикальном положении. Очевидно, такое происходило уже не в первый раз, и с прошлых казней в земле сохранились ямки.

— Помоги-ка поднять его, — обратился один из добровольных палачей к Геврон.

Ее передернуло от отвращения, и она бросила на Евтихия беспомощный взгляд: отказаться она не решалась, но прикоснуться к твари — такое было выше ее сил.

Евтихий уступил ей свое место.

— Сдерживай толпу. Я помогу ребятам.

Она с облегчением встала с копьем наперевес и закричала:

— Сейчас вы увидите, как поступает Гезира с…

Она не закончила фразу, рев толпы заглушил ее голос. Евтихий вдруг поймал полный ужаса взгляд Моревиля, но того быстро оттеснили.

Тварь почувствовала прикосновения и задергалась на земле. Она лягалась и рыдала, оскалив тонкие зубы. Евтихий быстро ударил ее тупым концом копья в висок, и она обмякла. Вдвоем с другим солдатом Евтихий поднял ее на ноги. Она бессильно повисла, ее голова болталась, связанные руки торчали вперед под странным углом.

Геврон где-то за спиной у Евтихия отчаянно кричала:

— Отойдите! Отойдите!

Евтихий разрезал веревки и освободил от пут руки пленного существа. Второй солдат, выказывая немалую сноровку, растянул тварь между двумя столбами.

Гезира приказал:

— Пусть очнется! Мы не казним тех, кто не понимает, что с ними делают! Мы знаем, что такое справедливость! Плесните в нее водой!

Откуда-то в руке Евтихия оказался ковшик, и он окатил существо. По щекам, по лбу твари потекла жидкость, мало похожая на воду: должно быть, то была глина, которой было вымазано все тело существа.

Выгибаясь, оно закричало, тонко и пронзительно. В этом вопле не было ничего человеческого.

Гезира засмеялся и спрыгнул с телеги. В руке у него был настоящий меч. Оружие сияло в полумраке. Оно как будто светилось собственным светом, такое же изящное и благородное, как и его владелец.

Тварь вытаращила глаза.

Теперь в них мелькнула искра разума. Пленник — кем бы он ни был — явно осознавал, что сейчас ему предстоит расстаться с жизнью. Он дергал руками и ногами в тщетной попытке освободиться, а потом вдруг затих и принялся вращать глазами, обводя жалобным взглядом собравшихся. Обступившие его плотным кольцом люди отвечали проклятиями и непристойными жестами. У некоторых, как заметил Евтихий, выступила слюна в углу рта. Толпа со сладострастным нетерпением ожидала расправы.