Восхождение в затерянный мир - Хеймиш Макиннинс

— Очевидно, наше восхождение проложит, так сказать, путь к гайанской части горы, — заметил я. — Мы всего лишь пешки в политической игре. Поэтому и таскали нас на все эти переговоры с правительственными учреждениями в Джорджтауне.

— Ты не сказал ничего нового, — отозвался Нил. — И все же, на мой взгляд, мы не в накладе. Далеко мы ушли бы без помощи гайанских летчиков?

Что верно, то верно. Они нас здорово выручали.

Позже я в шутку сказал Адриану:

— Мог бы похлопотать о почетном гайанском гражданстве для меня за взятие вершины. Мы ведь подтвердим права Гайаны на свою часть горы.

— Я прекрасно понимаю это, Хеймиш, — совершенно серьезно ответил Адриан.

Нил не давал передышки Алексу. Чам поймал змею и жутко злого паука, и Алекс продолжал снимать «жестокие кадры». До нас дошло также, что Майк Тамессар поймал в лагере 6 здоровенную улитку. (Майк не смог остаться в лагере 7 — сказалась давняя болезнь сердца.) Улитка достигала в длину двадцати пяти сантиметров, и Нил считал необходимым заснять ее. Однако Алекс еще не оправился от походных тягот и был не в состоянии идти обратно через слизистый лес. Но Нил не унимался, и тогда Адриан предложил самое разумное решение: пусть улитку доставят для увековечивания в лагерь 7. Сам Нил чувствовал себя куда бодрее. Он сбросил не один килограмм и был готов по каждому поводу наведываться в соседний лагерь. Он уже шесть раз ходил в лагерь 6 и обратно!

Чам ухитрился растянуть ахиллово сухожилие, и я выдал ему эластичный бинт.

На другое утро к нам спустился Мо; пришло время посовещаться. Его отношения с Джо явно разладились. Сидя в хижине на узловатом суке боннетии и потягивая чай из желтой пластиковой кружки, Мо открыл дискуссию:

— Я говорил с Джо…

— Ага, — бесстрастно отозвался Дон.

— Нам сдается, что теперь твоя очередь лидировать до вершины.

— Вот как? Стало быть, как только дело дошло до трудностей, вы выходите из игры? — воинственно произнес Дон.

— Я не против пойти лидером, — вступил я. — Мои ботинки и обвязки прибыли, и вряд ли на следующем отрезке придется что-нибудь снимать: слишком мокро.

— Я совсем не это хотел сказать, — с жаром отверг Мо обвинение Дона. — Мы с Джо совсем дошли. Нам так и так нужно несколько дней отдохнуть, прежде чем мы будем в состоянии работать на стене. Если я вообще смогу уговорить Джо. Почему бы вам не подняться и не потолковать с ним? Может быть, что-нибудь получится.

— Ладно, сходим попозже, — сказал Дон, складывая письмо, которое он читал, когда прибыл Мо.

Через час с небольшим я взял свой гамак и спальник и вместе с Доном поднялся в лагерь 71/2. Боннетии росли тут так густо, что лагерная площадка казалась обнесенной проволочным заграждением, а вообще-то здесь было вполне уютно. Мо сделал себе матрац из чего-то вроде вереска. Адриан поместил свой гамак под навесом; рядом висел гамак Джо, привязанный к тонкому кривому деревцу. С человеком внутри этот гамак вполне мог сравниться с заряженной катапультой.

Джо и Адриан встретили меня предложением отведать супа. Я мог даже выбирать между двумя супами, приготовленными симпатичным и энергичным «дворецким» Адриана Арнольдом, который всех нас величал «дядюшками», только Адриан был для него «мистер Томпсон».

Мы подробно обсудили с Джо наши дальнейшие планы. Он уже чувствовал себя лучше и согласился продолжать работать в паре с Мо, при условии, что следующий отрезок первыми пройдем мы с Доном. Мо сейчас не был настроен лидировать; следовательно, его задели обидные слова Дона.

Во что бы то ни стало нам надо было добиться какого-то прогресса в ближайшие дни. Запасы продовольствия опять оскудели. Едоков было столько, что наше положение все время оставалось критическим — совсем как платежный баланс Великобритании.

Дон не любит, чтобы его подгоняли, а я около полудня направился к стене в сопровождении двух индейцев; мне и без Дона было чем себя занять. День был пригожий, погода явно налаживалась. Когда показалось солнце, стало даже жарко. И я вспомнил, что экватор недалеко, хотя в ночные часы и днем на стене нам приходилось померзнуть.

Придя в лагерь 8, я принялся свертывать бивак: больше он нам не требовался. Путь до Тарантуловой террасы был хорошо отлажен, и теперь там должен был располагаться наш базовый лагерь. Дон подошел, когда я уже управился с работой. Мы вскипятили чай, затем он пошел первым вверх по закрепленным веревкам. Мы несли с собой провиант на пять дней и дополнительный запас веревок — последнее, что у нас оставалось. Не считая того, что пошло на сооружение хижин, всего к концу экспедиции было израсходовано тысяча двести метров одного только корлена.

Я пошел следом за Доном вверх по Большой впадине, а когда перестегнулся на очередную веревку, чтобы идти последний отрезок до Террасы, почувствовал слабину. Добравшись до верхней части камина, откуда мы сворачивали вправо на маленькую полочку, я обнаружил, что основной крюк выскочил и веревка держится на крюке, вбитом выше, на пути к Африканской корке. Хорошо, что мы, соблюдая требования осторожности, связали вместе все веревки, так что они тянулись непрерывно от достигнутой нами высшей точки до лагеря 8.

Вечер порадовал нас хорошей погодой, и мы приготовили на обед мясо с рисом.

Глава одиннадцатая

«Сигарету не желаешь?» — атаман поскреб за ухом.

«Не трясись, давай всю пачку!» — отвечал ублюдок сухо.

Генри Лоусон. Ублюдок из буша

Утро выдалось отличное. Паривший у моего гамака колибри словно журил меня: «Поднимайся, лентяй!» Возбужденно щебетала эскадрилья попугайчиков; из лагеря 71/2 доносились голоса индейцев. В радужном настроении я выбрался из гамака и прошел к Дону. Овсянка и чай придали нам сил для очередного броска.

Освоенный нами путь через карнизы от частого пользования стал не лучше, а хуже. Несколько веревок были заметно потерты, но я предвидел это и припас пустые вещевые сумки, с тем чтобы подложить их под веревки на острых краях. Я наладил страховку там, где Дон провел долгие холодные часы в день нашего неудавшегося штурма, а он пошел дальше вверх по Бездонному камину. По пути я подложил сумки под две уязвимые веревки, закрепив их шнуром, привязанным за крюки. Теперь веревки на Африканской корке были защищены, а на краю Большой крыши я подложил сумку только под новую веревку, поскольку вторая явно отслужила свой срок.

Сверху до меня доносился непрерывный поток бранных слов: «Ну и кавардак!», «Полуштык, черт бы его побрал, полуштык!»