Я никогда не была спокойна - Амедео Ла Маттина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая ночь после этих митингов была одной из самых ужасных в моей жизни. Я провела ее, свернувшись на софе в доме друзей, которых мы разбудили на заре, чтобы сообщить им о случившемся… Меня терзали ужасные кошмары… что теперь будет? Неужели в этой злонамеренной новости есть правда? Сомнения росли во мне по мере того, как я вспоминала некоторые жесты, некоторые слова Гримма[354].
Кошмары обернулись явью, когда газеты опубликовали телеграмму. Все сомнения рассеялись: автор ее – Гримм. Анжелика шокирована. Теперь и она попадает на скамью подсудимых как агент Берлина, и все это происходит именно тогда, когда немецкая армия наносит русским войскам ощутимый удар. Скандал разражается во всем мире. Гримма устраняют из Циммервальдского комитета, он изгнан из движения, которое сам создал. И все же нужно спасти это движение, особенно идею, на которой оно было основано. Прежде всего необходимо назначить нового секретаря и отправить его в Стокгольм, и уже оттуда восстановить запятнанную репутацию движения. Эту миссию, кажущуюся безнадежной, поручают Балабановой. В июле Анжелика вынуждена покинуть Россию спустя лишь месяц после приезда.
Она готовится к отъезду, и в это время ей звонит Анна, но не для того, чтобы попрощаться с сестрой, а чтобы попросить ее сменить фамилию и обезопасить жизнь своих родственников. В поезде, следующем из Петрограда в столицу Швеции, Анжелике кажется, что она проваливается в какой-то темный колодец. В вагоне несколько русских горячо обсуждают дело Гримма. Один утверждает, что Россия должна продолжать сражаться насмерть, другой обрушивается на немцев и интернационалистов – предателей Отечества. Третий спрашивает: «Вы слышали историю о немецком шпионе Гримме и всей этой циммервальдской шайке?» «Позор! Их следовало бы расстрелять!» Она, новый секретарь Циммервальдского движения, молчит и еще больше съеживается на своем месте: «К счастью, они не знали, кто я такая»[355].
Анжелика уехала спешно: ее собирались арестовать вместе с большевистскими лидерами, организовавшими неудавшееся июльское восстание, захлебнувшееся в крови.
Временное правительство, – писала газета Corriere della Sera[356], – вчера вечером подписало приказ об аресте большевистских лидеров, возложив на них ответственность не только за кровавые беспорядки в Петрограде, но и за причастность к иностранным интригам. Среди подлежащих аресту Ленин, Каменев, Троцкий, Зиновьев. Анжелика Балабанова, входящая в руководство официальной итальянской социалистической партии, и Коллонтай также должны были быть арестованы, но им удалось пересечь границу и сейчас они находятся в Стокгольме[357].
Лето 1917 года оказывается очень печальным для Анжелики. На нее возложили позорное обвинение в том, что она двойной агент на службе у немцев, разносятся сплетни, что она любовница Ленина. Самые жестокие удары ей наносят в газете Giornale d’Italia:
Мы до сих пор точно не знаем, какая доля ответственности за скандал, разразившийся в Петрограде, лежит на этой несчастной даме, которая до сих пор представляет наших социал-нейтралистов в России. Но старая пословица гласит: «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», а сами наши социал-нейтралисты никогда не ставили под сомнение большую близость своего «дорогого товарища» с не менее «дорогим товарищем» Лениным. Более того, госпожа Балабанова всегда хвасталась этой близостью, как и печальными делами, совершенными этими чистейшими сторонниками Интернационала в России[358].
Затем Giornale d’Italia нападает на «продажного» Гримма, который вместе с Балабановой организовал Циммервальдский съезд «под эгидой германской миссии в Берне» и под наблюдением немецкого агента Хоффмана.
В июле та же газета идет дальше и ставит под сомнение личность Балабановой, выпуская интервью г-на де Амбри[359], который представляется как бывший социалист и «искренний интервенционист». Что значит, он является заклятым врагом Анжелики: его свидетельство не представляет особой ценности, практически никакой. Де Амбри рассказывает, что летом 1913 года в Цюрихе он познакомился с женой одного своего друга анархиста-синдикалиста, русской революционеркой. Несколько дней назад она вернулась из Сибири, где находилась в заключении четыре года. За ужином разговор зашел о Балабановой. «Я не знаю Балабанову, – сказала она, – и я не слышала, чтобы женщина с таким именем когда-либо принадлежала к революционному движению в России. Я только удивляюсь, что итальянская социалистическая партия принимает в свои ряды не как рядового члена, а как члена руководства женщину, имя которой неизвестно; неизвестно, откуда она и на какие средства живет». Де Амбри добавляет, что действительно довольно странно, что Балабанова не поехала в Россию, когда началась революция 1905 года, а предпочла остаться в Италии, «читать лекции и… предаваться любовным утехам!». Анжелика не назвала свое настоящее имя, не раскрыла свое происхождение, не рассказала о средствах к существованию даже тогда, когда достопочтенный депутат спросил ее об этом публично на заседании Социалистического интернационала. Она не ответила и «сослалась на солидарность руководства партии». Солидарность была немедленно проявлена секретарем Лаццари: он выступил с письмом протеста в адрес де Амбри; в этом письме он выразил недоумение по поводу «инсинуаций, выдвинутых против женщины, которая так много сделала для святого дела социализма»[360].
Позднее я узнал от Муссолини, что в руководстве, куда была отправлена записка о солидарности, произошла любопытная сцена. Лаццари прочитал письмо и спросил:
– Вы довольны?
– Да, все отлично.
– Тогда, раз уж мы об этом заговорили, может быть, вы хотя бы нам расскажете, кто вы? Ведь, по правде говоря, мы не знаем…
Балабанова слегка опешила, но потом рассмеялась. Я не знаю, не напела ли она романс Лоэнгрина: «Никогда не спрашивай меня, не пытайся узнать, откуда я пришел и как меня зовут»[361].
Де Амбри высказывает подозрение, что Балабанова – немецкий агент, внедренный под чужим именем в ИСП, и Центральное бюро расследований Министерства внутренних дел подтверждает эту гипотезу, ссылаясь в том числе на статью в Avanti! защищающую Анжелику[362]. Социалистическая газета напоминает: «Сотни, тысячи русских беженцев меняли свои имена. И вот ирония судьбы! Тот самый обвинитель годами называл себя аристократическим именем “де Амбрис”, а он был всего лишь пошлым де Амбри, ворона в перьях павлина!»[363]
Все в том же июле 1917 года на Анжелику обрушивается еще одна серьезная неприятность: Турати обвиняет ее в том, что она говорит и действует в
