Третий Проект. Том I "Погружение" - Максим Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это происходило на планете, по сути враждебной красному миру, который пытались создать в Советской России, в стране одновременно рванувшей в завтра и оказавшейся в своей реальной жизни даже не вчера, а в позавчера, в прошлом, от которой остальной мир ушел в несколько десятилетий назад.
Культурно-психологический крах
Но это не самое страшное. Самое тяжелое для России было то, что в стране сломался культурно-психологический «генотип». Оказался почти уничтоженным творческий, позитивный настрой.
Можно сказать, что Россия к концу 1920-х годов стала территорией гибели, разрушения, страдания и смерти. Состояние инфосферы можно было охарактеризовать только одним четким и конкретным научным словом – деструкция. То есть – разрушение, распад, катастрофа. Иначе не могло быть.
В Первую мировую войну погибло два миллиона русских людей. А еще шесть миллионов сгинуло в лихолетье Гражданской войны, В войне истребительной, бессмысленной и разрушающей саму основу русского топоса, его смысл. Но это не все. Еще от четырех до шести миллионов людей умерло в голодные послевоенные годы, когда отброшенное в средневековье хозяйство не смогло кормить не только города, но уже и само крестьянство. Это хозяйство не могло поддерживать жизнь у населения центра, промышленность которого остановилась.
От 12 до 15 миллионов лучших русских людей – вот цена, которую Россия заплатила в первые двадцать лет ХХ века за тупики своего развития, за врожденную исковерканность социодинамики, за трагический разлад между топосом и реальностями жизни, за измену своему историческому предназначению.
Но и это еще не все. Дело заключается не только в человеческих потерях. Не менее гибельной для перспектив Советской России 1920-х стала и утрата подавляющей частью населения навыков эффективного труда. Труд за эти годы превратился в тягло, в безумно тяжелую и непродуктивную деятельность. Без работы – верная смерть работнику и его семье. Но в Советской России 20-х годов он не мог дать ничего, кроме нищенского, беспросветного и унылого существования. Без счастья, без радости и без надежд.
Надломилась психическая структура русского народа. Ее хватило, чтобы выдержать прыжок из старого мира в новый, но вместо счастья, радости творчества и богатства возможностей обнаружилась страшная, голодная и несправедливая повседневность. Она сковывала свинцом и казенным мраком все благородные порывы, замораживала чувства и устремления. Народ ушел из Вчера, но счастливое Завтра так и не наступило. Вместо него пришло свинцовое безвременье, выход из которого был только в смерти. Никогда в мире не было такого высокого процента самоубийств, как в Москве и Питере 1920-х годов. Весь смысл существования строя России 1920-х был лишь в продлении тусклой, однообразной жизни. Революция обещала наделить каждого смыслом. Но надежды оказались обманутыми. Воцарилась эпоха бессмыслицы. И вот среди сумятицы и уныния пришедшая к власти элита лихорадочно пыталась найти выход. Выход виделся либо со стороны старого мира, где можно было выторговать наиболее почетные условия капитуляции. Либо можно было попытаться загородиться от старого мира, накопить силы, нанести по нему удар. И то, и другое было полной утопией.
Оправдана ли была революция? Да. Была ли она катастрофой? Да. Но такой катастрофой, которая продлила время существования и дала шанс на возрождение. Революция стала костром для птицы Феникс, а не землей для покойника. Это понял Иосиф Джугашвили, известный мировой истории как Иосиф Сталин, последний красный император. Он понял. И сверхчеловеческим рывком сумел поднять из пепла умершую цивилизацию, придать ей новый импульс развития, дать ей шанс на завтрашний день. Шанс, которым не поздно воспользоваться и сегодня…
Опыт невозможного
То, о чем мы расскажем дальше, уважаемые читатели, не является, конечно, точной реконструкцией замысла Сталина, исследованием замысла, воплотившегося в великой Красной империи, сверхдержавы ХХ века. Мы постараемся объективно и очень коротко рассказать тебе, читатель, какие главные задачи решал и решил Сталин, что было стержнем его программы? Почему цена за строительство империи была столь высока и, наконец, оправдана ли она в исторической перспективе или нет? Был ли другой путь, были ли другие возможности для выживания русской цивилизации? Для продления ее существования, для того, чтобы воскреснуть и явить себя миру во всем величии и блеске и великолепии могущества, благоденствия и духовности?
Итак, Сталину было необходимо на что-то опереться. И опора у него нашлась только одна – тот блистающий, манящий и по-прежнему прекрасный, особенно для молодежи, идеал новой реальности завтрашнего мира – мира, в котором главными станут труд и творчество. Мира созидания, мира, в котором нет места эксплуатации. Мира, где каждый может получить то, что он заработал. Мира, где за счет труда, творчества, раскрытия духовных способностей человека, за счет совершенно другого настроения людей и эффективной организации хозяйства будет достигнут неизмеримо более высокий, чем в старом мире, уровень развития. Возникнет сверхновый мир, где желания человека будут разумны, в котором духовность возьмет верх над материальным, а ответственность перед коллективом перевесит эгоизм. Мир, где все понимают: чтобы наступило счастливое завтра, сегодня надо терпеть лишения, трудиться. Если надо, то придется быть готовым к лишениям и жертвам…
Сталин искренне верил в возможность мира без эксплуатации, свободного от неуверенности в завтрашнем дне, от «оскотинивания людей». И, как бы ни кощунственно это звучало для многих, но Сталин и его соратники действительно старались воплотить новую реальность, где будут господствовать труд, добро и справедливость.
И нельзя сказать, что у них ничего не получилось. Получилось многое, хотя далеко не все. И не только из-за ошибок. Главной причиной неудач стала метрика текущей реальности, не желавшая уступать своего места. Она сопротивлялась титаническим усилиям сталинцев, трансформировала их новый мир, привносила в него чужеродные черты. Из-за хронической и трагической нехватки времени в ход шли совсем не изощренные и предельно эффективные в нормальных условиях психоисторические технологии, а самые экстремальные методы. Это когда оправдано все – лишь бы не случилось непоправимого.
Таким образом, ничего, кроме мечты, у Сталина в начале не было. Ничего, кроме притягательной, манящей и возможной реальности, реальности нового мира, ворота которого открыла революция. Ворота, в которые так и не вошла советская Россия в 1920-е годы.
Для того, чтобы страна и народ выжили, чтобы сохранилась Русская цивилизация, Сталин видел только один путь – перевести цивилизационную матрицу в национальный проект. То есть, нужно переложить основополагающие ценности, идеалы, устойчивые стереотипы индивидуального и коллективного поведения на язык политики, хозяйства и повседневной социальной жизни. Если говорить совсем просто, главной задачей, которую поставил перед собой Сталин (причем, как представляется, абсолютно осознанно), была материализация новой реальности.
Обретшая плоть и кровь мечта должна была стать главной мировой реальностью, определяющей историю мира, его динамику, его будущее на долгие десятилетия, а то и столетия вперед.
Чтобы справиться с этой беспрецедентной, не имеющей аналогов в истории развитых обществ проблемой, Сталину предстояло решить семь ключевых задач.
Во-первых, мироустроительную.
Во-вторых – инфраструктурную.
В третьих – хозяйственную.
В четвертых – политическую.
В пятых – социальную.
В-шестых, культурную.
В-седьмых – священную, сакральную.
Каждая из этих задач могла сломать спину даже сказочному богатырю. Каждая бросит в дрожь любого современного политика. А Красному императору пришлось решать их все, да не последовательно, а одновременно! Сразу, все вместе. Во всей их сложности и противоречивости. И ему удалось совершить невозможное.
Тайны репрессий
Начнем с мироустроительной задачи. На простом человеческом языке она означает задачу борьбы с внутренними и внешними врагами. Новая реальность родилась недавно. Ей только предстояло материализоваться, стать полноценным миром. И до тех пор, пока этого не произошло, необходимо не дать старой реальности подчинить себе новую, становящуюся реальность, превратить ее в свою функцию, сделать ее виртуальной, фантомной.
Очевидно, что важнейшим императивом, определяющим стратегию и тактику Сталина, конкретную последовательность его действий, была внешняя угроза. Об этом написано сотни тысяч страниц, и нет смысла повторять их. Достаточно сказать, что для Сталина была совершенно очевидно: невозможность противостоять врагу, не имея соответствующего оборонного потенциала. Необходимо было выковать оружие победы, позволяющее новой реальности говорить со старым миром на языке силы. Именно этой задаче была подчинена индустриальная политика Сталинской империи. Именно на нее работала в значительной степени и наука, и система образования, и система воспитания. Именно она определяла почти все стороны жизни Сталинской империи. Впрочем, послушаем-ка самого Сталина. Итак, февраль 1931 года. Речь вождя на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности: