Шаги по воде - Инна Бачинская

…Белоглазый сзади, совсем близко, бормотал какие-то слова, которых я не понимала. В голове моей вертелся огненный шар, готовый взорваться. Я резко повернулась – мне пришло в голову, что, если удастся проскочить назад в комнату, я захлопну балконную дверь и…

Я уперлась руками ему в грудь и изо всех сил толкнула. Он перехватил мои руки… Его пальцы были холодны, как лед. Я попыталась вывернуться, но он держал крепко и тянул меня к себе… В это время раздался звонок в дверь. Еще и еще… Белоглазый дернулся и застыл, прислушиваясь. Он отпустил мои руки, и я метнулась к двери. В голове билась невнятная мысль – скорее, скорее… если удастся… выскочить, он останется на балконе…

Мне почти удалось достичь двери, но тут я споткнулась, налетела на стену плечом и закричала от боли. В этот миг Белоглазый вцепился в мое ушибленное плечо и рванул к себе. Он не рассчитал силы. Полуживая от боли и ужаса, я стремительно отлетела назад и ударилась спиной о его грудь. Пытаясь освободить плечо, извернулась и оказалась лицом к лицу с моим мучителем. В следующий момент я с силой отпихнула его от себя. Кажется, я что-то кричала… Он покачнулся, взмахнул руками и тяжело осел на хлипкие ажурные перила…

Трезвон из прихожей прекратился. Теперь оттуда доносились глухие удары – там решили наконец высадить дверь.

Балконные перила угрожающе трещали… Кажется, я снова толкнула его… Не помню! Действие разворачивалось само по себе, неотвратимо, как в ночном кошмаре, и от нас двоих уже ничего не зависело. Белоглазый опрокидывался назад, лишенный опоры, беспорядочно шаря руками в воздухе. Его отчаянный крик резанул уши, и я закрыла их руками. Это последнее, что я помню…

…Пришла я в себя на кушетке, рядом сидел капитан Астахов. «Он жив?» – спросила я. Капитан покачал головой. Я закрыла глаза. Из темноты выплыл Белоглазый, взмахивающий руками, словно защищаясь… он запрокидывался все дальше и дальше… исчезла голова, мелькнул острый кадык… И сразу же пустота – только зияющая брешь в балконной ограде… И заключительный аккорд – тяжелый глухой звук удара далеко внизу. Я заткнула пальцами уши…

…Люди двигались вокруг, негромко переговаривались. Бил по нервам пронзительный звук сирены – не то полицейская машина, не то «Скорая помощь», – совсем близко, на соседней улице, бесконечно долгий, выматывающий. Сквозняк гулял по квартире – все двери были нараспашку. С улицы тянуло душной сыростью. Я попыталась подняться – голова закружилась, и я упала на подушку.

…Кто-то, видимо врач, заглядывал мне в глаза, оттягивая веки – чему я вяло сопротивлялась, щупал пульс, поил сладковатой жидкостью с неприятным, смутно знакомым запахом. «Наверное, яд, – подумала я. – Хорошо бы…»

– Где Саша? – спросила я, но мне никто не ответил. А может, не услышал – после моих воплей горло саднило и пропал голос. Наверно, мне только показалось, что спросила.

– Вы можете говорить? – настойчиво повторял кто-то.

– Могу, – прошептала я, отодвигаясь.

Открыла глаза. Капитан Астахов смотрел на меня жестко, и нетерпение стыло в его глазах. Он проявил сочувствие, оказал помощь несостоявшейся жертве, вызвал врача, а теперь – хватит, говори наконец, что произошло! Я не узнала его голос. Что со мной?

– Ксения Валентиновна, – приступил он к делу, – вы помните, что случилось? Как этот… Как Белоглазый попал в квартиру? Он что, прятался здесь?

– Он пришел, – ответила я. – Сразу же… после вас.

– Вы сами впустили его? Может, вы приняли его за Урбана?

– Нет, – прошептала я и закрыла глаза.

Капитан был мне неприятен, а его подсказки – просто дурацкими. Я не хотела с ним разговаривать и притворилась, что уснула. Или потеряла сознание. Астахов снова потряс меня за плечо – похоже, он собирался получить ответы на свои вопросы любой ценой.

«Сейчас начнет пытать, – подумала я, – выкручивать ушибленное плечо».

Мысль эта показалась мне такой смешной, что я рассмеялась. Голова вдруг стала странно легкой, она поворачивалась вокруг своей оси, как воздушный шарик на нитке.

– Ксения Валентиновна, что здесь произошло? – раздельно произнес капитан. – Как он тут оказался?

Он гипнотизировал меня взглядом, как… Урбан с экрана телевизора свою аудиторию… престарелых… прекрасных дам и… пок… пок… Я все никак не могла вспомнить слово, хотя секунду назад четко представляла, что именно хотела сказать. Поклонниц!

– Где Саша? – спросила я.

– Сейчас придет, – ответил капитан, не вдаваясь в причины странного отсутствия моего… приятеля? Любимого человека? Бойфренда? Я снова захихикала. – Хотите кофе? – с надеждой предложил Астахов.

– И шампанского! – подхватила я. – И женщин! И цветов!

– Ладно! – сказал капитан, как припечатал. – Лисица! – позвал он. – Сделай что-нибудь!

Лисица? Я представила себе большую рыжую лису, преданно смотрящую в глаза капитану. Они что, используют лис вместо собак?

– Она же еще живая, – ответил кто-то, кажется, из кухни.

– Пошути у меня, – буркнул капитан.

На пороге появилось еще одно действующее лицо – жизнерадостный мужчина лет шестидесяти с маленьким морщинистым лицом.

– Как тут моя красавица, в порядке? – пропел он, беря меня за руку.

– Вы – лисица? – спросила я, рассматривая его.

– Лисица, – ответил он жизнерадостно и погладил мою руку.

– Почему? – настаивала я.

– Почему? – Он задумался на короткий миг и ответил, осияв меня улыбкой: – Радостный зверь. Я не представляю себя ни медведем, ни зайцем. Лисица в самый раз.

– И мне нравится, – призналась я.

– Ну, вот и славненько! – обрадовался человек. – А мы вам сейчас кофеечку крепенького, горяченького, сладенького, а? А потом капитан Астахов задаст вам свои вопросики… чуть-чуть… лады?

– Лады, – ответила я. – Только без сахара.

– Как прикажете, душечка. Без сахара так без сахара. Коля, давай кофе!

– Кто это? – спросила я у капитана, заботливо поившего меня кофе.

– Майор Лисица, наш судмедэксперт, – ответил он. И прибавил со вздохом: – Счастливый человек.

– Почему?

– Наверное, потому, что его пациенты не пишут жалоб, ничего не требуют, не чихают и не кашляют. И начальство его не… – он запнулся и деловито переключился: – Ну, так как же он попал в квартиру, Ксения Валентиновна? Будем говорить?

Он заставил меня повторить мой рассказ пять или шесть раз. Его интересовали мельчайшие детали: когда я заметила Белоглазого, что слышала перед этим и что он сказал. Я безуспешно напрягала память, пытаясь вспомнить, что говорил Белоглазый. Он произносил какие-то слова, но что именно, я не могла вспомнить.

– Что произошло на балконе? – повторял капитан как заведенный. – Он пытался вас сбросить? – повторял он. – Он вас ударил? Угрожал ножом? Почему он упал?

– Он схватил меня за руки, – вспоминала я старательно. – И… дернул к себе… Потом я вырвалась… и бросилась обратно в комнату…

– Он пытался вас сбросить?

– Нет, кажется, – неуверенно отвечала я.

– Он ударил вас?

– Нет!

– Чего он хотел? Что он говорил?

– Не знаю… Он схватил меня за руки… Я толкнула его, и он отлетел к перилам…

– …и что?

Передо мной стояло запрокинутое лицо Белоглазого и его руки, вытянутые вперед – он не то защищался, не то собирался оттолкнуть меня. Я отчетливо видела несвежий воротник линялой голубой рубахи и острый кадык…

– Не знаю, – ответила я с отчаянием. – Не помню. Не мучайте меня…

Мне было плохо. Я только сейчас начала осознавать, что произошло. На месте Белоглазого могла быть я… Он пришел, чтобы убить меня… прошел мимо людей капитана, открыл дверь… Не взломал, а открыл… Недаром Астахов спрашивает, как он попал в квартиру и не я ли впустила его. Я закрыла лицо руками и расплакалась…

Когда Астахов уходил чуть ли не на рассвете, я сказала, что видела украшение, упавшее в траву… длинное, ажурное, со светлыми камнями – кажется, сережку, и что это случилось в кафе «Знаки Зодиака»… И еще там был Саша…

Глава 30

Танцы в темноте

Как туман на рассвете – чужая душа,

И прохожий в нее заглянул не спеша,

Улыбнулся и дальше пошел…

Вот и вся история. Разбившегося человека звали Андрей Драгоманов. Был он одинок, нелюдим, работал в часовой мастерской у базара. Жил поблизости в частном секторе и чинил всякий старый хлам, который приносили ему на дом бедные люди: старые утюги, допотопные стиральные машины и радиоприемники. А также изготовлял дубликаты ключей. А еще подбирал на свалках всякий хлам: поломанные игрушки, часы, битую посуду – и тоже чинил. Полки в его квартире были заставлены куклами, игрушками зверей и машинками. Он, как выразился один из его соседей, старик, чувствовал душу всякой вещи и имел к ней подход. У него имелся компьютер, неожиданно дорогой, и выход в Интернет. И пестрая библиотека: эзотерика, непознанное, жизнь после смерти. На рабочем столе стояла в серебряной рамочке моя фотография. Он сделал снимок где-то на улице – я в светлом костюме, ветер треплет мои волосы. На обороте указана дата – десятое сентября. Ему было сорок три года.