Тяжесть венца - Симона Вилар

Всю следующую неделю Анна была страшно занята, но чрезвычайно довольна. Возможно, в глубине души она сознавала, что это последняя капля свободы, которая ей дана судьбой. Что дальше? Смирится ли Ричард с ее самоуправством или им предстоит борьба? Она побаивалась мужа, он все еще оставался для нее сумеречной тайной, которую она отнюдь не стремилась разгадать, интуитивно чувствуя, что здесь могут крыться страшные опасности и разочарования, и потому старалась не думать о приезде Ричарда Глостера, всецело отдавшись повседневным хлопотам.

В замке было шумно, дымно, суетились люди, пахло потом, сырой известкой недавно побеленных стен, на рогатые чепцы дам оседала копоть. Анна, в простом шерстяном платье и переднике, сама следила за всем. Слышался стук молотков, смех, клубилась пыль, и потревоженные в старых башнях летучие мыши с писком вылетали в слуховые окна.

По утрам же, едва лучники трубили зарю, она отправлялась с Уильямом на соколиную охоту. Окрестные долины и болотистые низменности изобиловали дичью, и Анна пылала охотничьим азартом, спуская сокола на стаю уток или следя, как кречет одним ударом сбивает на землю цаплю. Порой к ним присоединялся кто-то из местной знати, и тогда к завтраку в замок возвращалась шумная кавалькада. Местные дворяне спешили в Мидлхем, чтобы представиться герцогине.

Мало-помалу в покоях Мидлхема появились чудесная мебель из орехового дерева, огромные, от потолка до пола, гобелены с искусно вытканными сценами охоты, массивные настенные подсвечники из литого серебра. В большом зале герцогиня намеревалась украсить стены фресками, в малом – повесить шпалеры и драпировки, а пол спальни покрыть бархатистыми коврами с золотым шитьем и сдвоенной каймой из мелкого жемчуга.

Уильям Херберт оказался отличным помощником, этот мальчик с мечтательными глазами и лицом архангела обладал цепким практичным умом. Анна прислушивалась к его замечаниям, а если Уильям брался за какое-то дело – будь то размещение людей или доставка в Мидлхем охотничьих соколов, – он справлялся с ним так, что Анна всегда оставалась довольной.

Однажды, в конце недели, фрейлины и придворные Анны собрались во дворе замка. У всех было приподнятое настроение, паж обнес присутствующих легким элем, а затем середину двора расчистили, и началась игра в жмурки.

Анна, которая по своему положению не имела права принимать участия в таких забавах, сидела на высоком крыльце и лакомилась острой лососиной, не обращая внимания на пристальный взгляд Матильды Харрингтон. Она лишь весело хохотала, когда капитан лучников сгреб в охапку и расцеловал упирающуюся и пытающуюся сдержать смех Эмлин Грэйсток, дочь одного из первых рыцарей Йоркшира, или когда молоденькому аббату, надушенному, словно светский щеголь, довелось коснуться губами румяной щеки перезрелой местной красавицы, уже трижды овдовевшей и теперь хищно подыскивавшей четвертого кандидата в супруги.

Уильям Херберт не принимал участия в игре. Сидя на ступенях, он небрежно перебирал струны лютни. Однако, когда пришлось водить Джеральдине Нил, лукавая малышка фрейлина направилась прямо к нему, сделав вид, что все это чистая случайность. Уильяму ничего не оставалось делать – играющие с шумом и хохотом требовали поцелуя. Но когда Джеральдина с улыбкой подставила ему губы и закрыла глаза, юноша лишь слегка коснулся ее лба. Играющие разочарованно загудели, кто-то захихикал, а Джеральдина, поняв, что ею пренебрегли у всех на глазах, вспыхнула и, подхватив юбку, кинулась прочь. Анне стало жаль девушку, она передала поднос с кусочками лосося леди Матильде и направилась в замковый сад, где и нашла свою фрейлину рыдающей у бассейна высохшего фонтана. Анна попыталась ее утешить, но Джеральдина неожиданно вспыхнула:

– Вольно же вам так говорить, миледи! Все давным-давно заметили, что Уильям глаз не может от вас отвести и, как щенок, кидается выполнять любую вашу прихоть.

Анна пожала плечами.

– Вздор! Уильям Херберт предан мне, и только. А вам нечего лить слезы, Джеральдина. Так или иначе, но молодой Херберт, наследник графства Пемброк и обручен с сестрой королевы. Вы только роняете свое достоинство и рискуете добрым именем, заигрывая с ним.

Джеральдина сжала кулачки и с вызовом взглянула на герцогиню.

– Уж вы-то, наверное, не рискуете ничем, когда по полдня где-то пропадаете вместе с ним и далеко не всегда в сопровождении свиты.

Анна слегка отшатнулась, потом сказала негромко, безо всякого выражения:

– Я бы разгневалась на вас, Джеральдина, если бы не помнила, что в ваши годы сама нередко поступала неразумно. Но, клянусь небом, если подобное повторится, я буду вынуждена отказаться от ваших услуг, юная мисс.

Она вернулась во двор, но настроение было вконец испорчено. Кликнув Пендрагона, Анна через боковую калитку отправилась к реке. Впрочем, она недолго оставалась в одиночестве. Вскоре к ней присоединился Уильям. Он бросил на прибрежную траву свой плащ и, когда Анна села, устроился на склоне немного в стороне от нее, наигрывая на лютне. Этот юноша обладал удивительной способностью быть ненавязчивым, оставаясь в то же время рядом.

Вечер был удивительно тихим, солнце село. Небо было зеленовато-лиловым, лишь за холмами розовели последние отблески заката. Над рекой клубился легкий туман, и кровли отдаленных хижин напоминали темнеющие стога. В камышах у реки громко квакали лягушки да каркали, устраиваясь на ночлег, вороны на башнях Мидлхема. Анна машинально теребила пучок травы.

– Уильям! – окликнула Анна Херберта.

Тот опустил ладонь на струны и повернулся к ней. В сгущающихся сумерках его волосы выделялись светлым пятном.

– Уил, вы были в Понтефракте, когда туда перед отъездом на Юг прибыл герцог? Была ли с ним маленькая черноглазая девочка со светлыми кудряшками?

– Вы имеете в виду дочь милорда Кэтрин Плантагенет?

– Нет…

Анна вдруг почувствовала, что у нее спазмом сжалось горло. Она слышала, как Уильям говорит:

– Вы, однако, описали девочку, которую герцог представил всем как свою незаконнорожденную дочь. Она и принц Джон отправились вместе с ним в Лондон. Разумеется, многие были обескуражены появлением новой принцессы. То же и с Джоном Глостером. Он рос в Понтефракте с младенчества, но его происхождение остается тайной. Кажется, мальчик и сам не ведает, кто его мать. Он славный мальчишка, этот бастард, он мне нравится. Но и дочь Ричарда – красивый ребенок.

Анна наконец смогла справиться с возмущением.

– Как он посмел?! Кэтрин Плантагенет вовсе не его дочь. Она моя – и только моя!

Теперь Уильям отложил в сторону лютню.

– Святые угодники! Ведь вы говорили о ней еще в Йорке… Но я не осмеливался спросить, поскольку считал, что речь идет о каком-то порочащем вас прошлом…