Солнцеворот - Николай Симонов

Ерофей сделал Павлову знак, дескать, отойди, но недалеко. И Павлов понял, что Ерофей хочет рассказать старейшине о дополнительных обстоятельствах его путешествия к Красным Камням. Павлов отошел за поленницу дров, где нос к носу столкнулся с двумя сородичами Сороки, приходившими его двойнику двоюродными дядями. Ясное дело, что они пытались из любопытства подслушать разговор Михея со своим внуком. Увидев Павлова, они растерялись, а потом попятились и скрылись в вечерних сумерках.

Прошло несколько минут томительного ожидания. Павлов уже успел полюбоваться на высыпавшие на небо звезды. И тогда впервые пришла ему на ум мысль о том, что все эти башни правильной геометрической формы и вымощенную брусчаткой дорогу создали не орланды с их примитивной техникой, а кто-то другой, кто, возможно, жил на этом месте прежде, а потом бесследно сгинул во тьме исторических времен.

— Сорока! То есть, Тибул. Иди к нам! — крикнул Ерофей, и Павлов понял, что обращаются к нему.

На этот раз Михей встретил его стоя. Чувствовалось, что он смущен и немного растерян. Еще бы! Ведь теперь его нелюбимый внук, этот безбородый юноша стал знаменитым охотником, которого сама Центурион Агата удостоила за храбрость воинскими почестями. Такого он никак не ожидал. И он велел Ерофею:

— Внука Сороку, то есть Тибула, и прибывших с ним гостей разместить в моем шатре — на одну ночь; завтра же для Медвяной Росы и Сары Гудвин установить отдельное летнее жилище и обеспечить их всем необходимым, включая одежду и домашнюю утварь. И пищу — наравне со всеми. А я пойду к Маланье. Что-то спина у меня разболелась, да и в баньке уже давненько не парился, — сказал Михей и озорно подмигнул.

Чтобы оценить диапазон перемены настроения старейшины рода Белохвостого Оленя, следует заметить, что некрасивая 40-летняя Маланья, племянница Михея, выполняла в приюте обязанности банщицы. Она и жила в предбаннике большой родовой бани, вмещавшей сразу не меньше десяти человек. Баня была рубленая и топилась по-черному. Вода нагревалась в деревянных корытах при помощи камней. Но воду еще нужно было натаскать, дрова нарубить, а камни раскалить.

Отправляя Сороку к Маланье, Михей намеревался разом решить две задачи. Во-первых, он намекал сородичам на то, что, кроме "помощника банщицы", Сорока никуда не годится. Во-вторых, он хотел дать Маланье возможность немного передохнуть и снова почувствовать себя женщиной. Объявив же о том, что теперь он сам отправляется к Маланье, Михей заглаживал перед своим несправедливо униженным внуком свою вину.

Когда Ерофей ушел, чтобы сообщить сородичам о воле старейшины, Михей усадил Павлова рядом с собой и задал ему несколько вопросов: о землетрясении и наводнении, о встрече с Нарой и Урсулой, о появлении Медвяной Росы и Сары Гудвин, об их путешествии к Красным Камням и так далее.

Павлов старался отвечать на вопросы коротко, тщательно подбирая слова. Михей же, внимательно слушая, дивился резкой перемене, произошедшей с его внуком за те девять лун, которые прошли со времени отбытия Сома, Аси и молодоженов (Сороки и Инги) на родовой зимник. Это было в начале осени прошлого года. За зиму сородичи несколько раз их навещали на нартах, запряженных в собачьи упряжки. Обитателям зимника привозили муку, соль, сушеные корнеплоды и увозили от них мороженую рыбу, разную забитую дичь (глухари, рябчики, тетерева), косуль, зайцев и пушных зверей. Сом, по мнению Михея и всех сородичей, был удачливый рыбак и охотник, заботливый муж и добрый отец. Ниже по течению реки Припять (Ипуть) располагался зимник Ерофея, который со своей семьей успел прибыть на Красные Камни за три дня стихийного бедствия.

Михей и Павлов поговорили недолго. Вскоре пришли Ерофей, Лаванда, а ними толпа любопытных подростков — двоюродных и троюродных братьев и сестер Сороки. Ерофей нес в руках два горящих факела, а Лаванда — тигриную шкуру. Они привели с собой сияющую от счастья Медвяную Росу и все еще немного испуганную Сару Гудвин. Михей встал и вышел к ним навстречу. Какое-то время он стоял, как вкопанный, рассматривая освещенную факелами Медвяную Росу, а потом, сердито кашлянув, сказал:

— Ну, что столпились? Думаете, я тигров никогда не видел? Видел, однажды, Хозяина Тайги. Правда, сколько я потом дерьма из своих штанов выгреб, про то знает только моя покойная жена Варвара.

Все дружно засмеялись. Дождавшись, когда смех стихнет, Михей торжественным голосом произнес:

— Медвяная Роса! И ты Сара Гудвин! Когда-то ваши сородичи, дакоты и черные араты, в дни моей юности спасли мне жизнь. Настало время рассчитаться за их доброту и гостеприимство. Слава Одину, что это случилось до того, как я отправился в Царство теней! Вы — мои самые желанные гости! И если вас кто-то будет обижать, говорите мне. Предупреждаю, это относится ко всем сородичам, даже к тебе — мой наихрабрейший внук. Не посмотрю на то, что ты Тибул, адъютант Агаты-воительницы и друг Урсулы-грозы хунхузов. Как огрею посохом по спине, сразу вспомнишь, как тебя прежде звали.

Наступило неловкое молчание. Поняв, что сказал немного лишнего, Михей, чтобы не отравлять момент торжественной встречи внука-героя и желанных гостей, попробовал отшутиться:

— Я не от злопамятства сказал тебе это, любезнейший внук, а от зависти. Как ты еще не ослеп от красоты Медвяной Росы?

Все снова заулыбались, а кто-то даже истерично всхлипнул. И тогда подростки, не спрашивая разрешения взрослых, начали бросать в костер охапки хвороста и поленья, словно соревнуясь, кто проворнее. И костер, едва разгоревшись, вспыхнул так ярко, а языки пламени взвились так высоко, что, когда достигли верхушек самых высоких деревьев, все сразу вспомнили имя отца Сороки. Его ведь звали Сом, то есть вязанка хвороста. А Лаванда — старшая жена Ерофея — даже потом утверждала, что в этот самый момент услышала нежный, как журчание ручья, голос своей любимой младшей сестры Аси.

Насколько это соответствовало действительности доказать невозможно, но вот, что все точно услышали, так это — оглушительный лай Грома — вожака стаи собак приюта Белохвостого Оленя. Возвращаясь, домой после очередной разборки с вожаком стаи собак семьи Верховного вождя, Гром сразу почуял запах того, кого он со щенячьего возраста считал самым любимым хозяином, и не смог удержаться от того, чтобы лизнуть его прямо в лицо. Павлов от неожиданности чуть не упал, но его кто-то поддержал, а потом отогнал от него не в меру разволновавшегося пса.

III

Верховный жрец племени орландов преподобный Колыван недаром объявил о наступлении Дней ужаса и скорби. Незадолго до землетрясения и наводнения в окрестностях Красных Камней происходили странные и необъяснимые явления. Несколько раз по реке Припять (Ипуть) проплывали лодки-призраки, из которых доносился визгливые человекоподобные голоса, смех и странная музыка — одновременно завораживающая и вселяющая страх. У тех орландов, которые это слышали, кровь стыла в жилах и волосы на голове от страха вставали дыбом. Охотник Еремей из рода Куницы, его жена и дети утверждали, что видели огромную птицу, размах крыльев которой превышал десять сажен. Птица со зловещим клекотом пролетела над их зимником и опустилась где-то возле Ржавого болота.