Высоцкий. На краю - Юрий Сушко

— И не думайте его брать! Он недавно нашему Эдику Кеосаяну чуть съемки не сорвал! Хулиган!

Однако молодым режиссерам отступать было некуда, вызвали этого Высоцкого в Одессу. При первом знакомстве Говорухин насторожился: «Я представлял себе могучего человека, воевавшего и много повидавшего. А при встрече он оказался стройным, спортивным, улыбчивым московским мальчиком. Вероятно, так были разочарованы крестьянские ходоки к Ленину…»

Только эти впечатления тут же испарились, едва начались условные пробы. «Сидим на лавочке во внутреннем дворике, — рассказывал Дуров. — В руках у Володи гитара. Рельефно выступают вены на шее, совершенно очевидно, что он отдается каждой песне до конца. Мы с Говорухиным переглядываемся, понимая в этот момент друг друга без слов: «Он! Он! Только он будет писать песни для нашего фильма!» Это так радостно, но впереди неприятный разговор, который сейчас кажется просто бестактным. Но снимать нам в горах, где каждый неверный шаг может быть последним. Я все рассказываю. Володя мрачнеет, потом говорит: «Это — правда, но на вашей картине этого не будет, даю слово. Она мне очень нужна…»

Хотя и понимал: «Плохой сценарий, но можно много песен, сейчас стараюсь что-то вымучить, набираю пары, — писал жене Высоцкий. — В конце письма напишу тебе песенную заготовку. Ты, лапа, умница, ты посоветуешь, ты научишь, ты подскажешь…»

Все решалось быстро, на ходу. В начале августа наспех сколоченная киногруппа уже отправилась в Кабардино-Балкарию, в Приэльбрусье. «Сейчас я сижу в гостинице «Иткол», — сообщал жене Высоцкий, — а из соседнего номера подвыпившие туристы поют какие-то свои песни, Окуджаву и Высоцкого, который здесь очень в моде, его даже крутят по радио. Это меня пугает, потому что если докатилось до глухомани, значит, дело пошло на спад…»

Но его переполняли совсем иные впечатления и соображения: заснеженные горы, дикая природа вокруг, а главное — люди, «очень любопытные и не похожие на всех нас, которые внизу… Я раньше думал, как, наверное, почти все, кто здесь не бывал: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Теперь для меня это глупый каламбур, не больше. Пойдет он в гору, умный, и по самому трудному маршруту пойдет. И большинство альпинистов — люди умные, в основном интеллигенция. А мыслей в связи с этим новым, чего я совсем не знал и даже не подозревал, очень много. Вероятно, поэтому и песни не выходят. Я, наверное… не могу писать о том, что знаю, слишком уж много навалилось, нужно или не знать, или знать так, чтобы это стало обыденным, само собой разумеющимся. А это трудно. Я и английскую речь имитирую оттого, что не знаю языка, а французскую, например, не могу…

Хоть здесь и интересно, но по тебе скучаю очень, а по детишкам — аж прямо жуть…»

Съемочная группа, оказавшись в Сванетии, поселилась в альплагере. Жили по-семейному в одной большой комнате. Спали не раздеваясь, ибо, как шутил Владимир, «альпинизм — это прекрасный способ перезимовать летом». «Ночью, — рассказывала Лариса Лужина, игравшая одну из ролей, — по нам бегали мыши, и по гитаре Володиной тоже, струны перебирали, вдруг такой звон раздавался…»

И тогда, и много лет спустя Лужину донимали вопросами, был ли у нее роман с «радистом Володей»? Как-никак, и обстановка располагала, да и песни Высоцкий ей посвящал. Нет и еще раз нет! — уверяла актриса.

«Даже если Володя пытался ухаживать за мной, то это было нормальное ухаживание со стороны молодого человека к молодой девушке или, точнее сказать, к партнерше по фильму… Он говорил мне комплименты, но это совсем не значит, что была любовь… В основном, стихи читал, пел свои песни… Время от времени уезжал… а когда приезжал, всегда первым делом приходил ко мне, пел новые песни, какие-то знаки внимания оказывал. Незначительные вроде бы — руку подаст, скажем, но я ведь женщина, я чувствую, когда мужчина хочет понравиться… И всегда привозил мне бутылку моего любимого шампанского…»

Лариса тоже в должниках не ходила: «…он в моих шмотках снимался. Я только со съемок из Германии вернулась, а у немцев в моду вошли облегающие спортивные костюмы… В Союзе ничего подобного не было. Я же привезла несколько брюк, свитеров. Вот Володя и форсил…»

Вдобавок ко всему в горах у Высоцкого обнаружился соперник — актер Александр Фадеев. «У нас с ним такой роман случился, — признавалась Лариса, — что не до Володи было. Саша — высокий, красивый, настоящий мужик. А Володя — маленького росточка, просто симпатичный парень… Может, если бы не Саша Фадеев, я бы в Володю и влюбилась, но он был явно героем не моего романа…» По этому поводу режиссер Говорухин высказался лаконично: «У нее (т. е. Лужиной) вкуса не было».

Так что напрасно старался Высоцкий, пел, глядя ей в глаза:«Альпинистка моя скалоласковая». Просто по сюжету так было нужно. «Природа, романтика, горы, и я по сценарию должен был к ней приставать, — улыбаясь, объяснял Владимир, — я никогда этого не позволяю по отношению к женщинам, — а тут очень настаивал режиссер, — и вот была у нас сцена приставания. Было очень даже приятно, в общем, но в фильме этого ничего не осталось совсем, все это вырезано; мы там только ходим по камушкам, я очень скромно себя веду… только говорю: «Посмотри, как красиво»… Песня в фильм не вошла».

Зато жизнь этой песне была дарована долгая и счастливая. И было не счесть претенденток, желавших, чтобы все думали, будто стихи про альпинистку-скалолазку были посвящены именно ей. «Я где-то читала, что песня «Скалолазка» посвящена Ларисе Лужиной. Но ведь это не так, — обижалась другая участница съемок Маргарита Кошелева. — «Скалолазка» посвящена именно мне, я так думаю. По фильму-то я в горы ходила, а не героиня Лужиной…» Девушки-альпинистки, помогавшие группе на съемках, открыто и втайне рассчитывали, что именно их выбрал автор в качестве своей высокогорной музы.

Ежевечерне к лагерю киноэкспедиции в Боксанском ущелье слетались, словно мотыльки на огонь, стайки (если не стаи) представительниц прекрасного пола, и появлялась гитара, и всю ночь звучали песни, и без конца усердствовал щедрый виночерпий, абориген, егерь и альпинструктор-консультант фильма Хусейн Залиханов. Он утверждал, что к «поющему телу» допускались далеко не все, и он лично занимался селекцией. Ах, какие это были золотые дни: «Высоцкий был душой компании. Водка, песни под гитару рекой лились… К нашему очагу всегда собирались из соседних альплагерей «тушканчики» (так Хусейн ласково называл начинающих альпинисточек. — Ю.С.). И уж скольких мы с Володькой тогда приласкали — со счета сбились. Хорошие то были времена!..»

Правда, уже после съемок одна питерская студентка прислала Залиханову паническое письмо: «Жду ребенка. Жена Высоцкого об этом и слышать не хочет. Рвет письма. Помоги, дорогой Хусейн, до Володи добраться!..»