Кризис власти - Ираклий Церетели

Нет, не недостаток доверия со стороны народных масс помешал революционной демократии создать сильное демократическое правительство. Причина этой неудачи крылась в ее собственной психологии, в том умонастроении, которое господствовало в социалистических партиях.

История вряд ли знает другой такой пример, когда политические партии, получив так много доказательств доверия со стороны подавляющего большинства населения, выказали бы так мало склонности стать у власти, как это было в Февральскую революцию с русской социалистической демократией. Это относится в особенности к партии социалистов-революционеров, которая имела за собой поддержку значительной части рабочего класса и почти всего крестьянства.

С самого начала революции большинство Совета высказалось против вхождения во Временное правительство, хотя Совет и участвовала его создании. Политику поддержки правительства большинство Совета предпочитало политике участия в нем, и так было до тех пор, пока события не доказали, что существование демократического правительства вообще невозможно без прямого участия в нем представителей Совета. Только тогда революционная демократия нехотя решилась войти в правительство в качестве меньшинства, хотя самой логикой вещей она заняла в коалиционном правительстве положение бесспорно руководящей силы. А после того как июльские события доказали крайнюю необходимость укрепления исполнительной власти и вся страна искала спасения в создании сильного правительства, революционная демократия, – хотя и ослабленная в результате этих событий, но все же представлявшая собой несравненно более значительную силу, чем другие политические партии, – согласилась на создание правительства, которое не должно было иметь «формальных связей с партиями и организациями», что означало согласие на ослабление влияния революционной демократии в правительстве.

Таким образом создалось парадоксальное положение. Вся страна, все без исключения партии требовали укрепления исполнительной власти, а кончилось тем, что было создано правительство, официально, так сказать, висящее в воздухе, лишенное прямой связи с организациями, которые одни только и могли быть источником его силы.

Правда, эта официальная структура власти являлась чистой фикцией, ибо правительство не могло действовать без поддержки существующих организаций и, следовательно, практически все же подвергалось контролю с их стороны. Но созданная таким путем фикция чрезвычайно осложняла задачу координации деятельности правительства с политикой партий и организаций, на которые оно опиралось. В частности, хотя Советы определили программу действий нового правительства, применение этой программы вызывало бесчисленные трения между официальной властью и руководящим большинством Советов именно потому, что ни состав правительства, ни методы его работы не обеспечивали необходимой согласованности между ним и организациями революционной демократии. В результате система, созданная после июльских событий, не только не способствовала усилению власти, но, наоборот, чрезвычайно затруднила этот процесс.

Конечно, мы предвидели эти трудности и пытались бороться против системы, которую буржуазным партиям удалось нам навязать, пользуясь сравнительным ослаблением Советов после июльского восстания. Буржуазии это удалось тем легче, что промежуточные партии, представлявшие буржуазную демократию, поддержали ее в этом пункте. Но революционная демократия сохраняла еще и после июльских событий достаточно силы и влияния, чтобы заставить принять более рациональную систему власти, если бы она дала действительный бой руководителям буржуазии по этому вопросу. Чтобы преуспеть, чтоб привлечь на свою сторону промежуточные слои, революционная демократия должна была только показать одно: свою твердую волю действовать в качестве правительственной власти и взять на себя максимум ответственности.

Но этой-то воли как раз ей и не хватало. И когда, вспоминая умонастроение революционной демократии того периода, я задаю себе вопрос о причинах этого отсутствия у революционной демократии «воли к власти», я нахожу только один определенный ответ: революционная демократия должна была поставить себе в качестве одной из главных задач борьбу с меньшинством, которое выступало во имя левой максималистской программы. Но именно на это революционная демократия не могла решиться. Ведя неустанную борьбу с этим меньшинством на идейной почве, отдавая себе отчет в той огромной опасности, которую этот противник для нее представляет, социалистическая демократия психологически отталкивалась от мысли о необходимости взять на себя дело борьбы с этой опасностью мерами государственного принуждения.

2. Главная причина поражения демократии

Существует большая литература, русская и иностранная, утверждающая, что после падения царского режима приход к власти большевиков был совершенно неизбежен в силу исторически сложившейся психологии русского народа. В обоснование этого тезиса приводится целый ряд серьезных соображений: некультурность народных масс; ненависть этих масс к правящим классам, порожденная режимом гнета и насилия; отсутствие в процессе векового развития связи между правительственными органами и населением; оторванность интеллигенции от народа; слабость связующих начал между буржуазией, развивавшейся под опекой самодержавия, и народом; приверженность крестьянства к общинному строю с его периодическими переделами земли, что предрасполагало крестьян к большевистским методам решения социальных проблем, и т. д.

Я нисколько не оспариваю значения этих причин для объяснения успеха большевизма в России. Однако если вся Россия, включая и тех историков, которые теперь твердят о фатальной неизбежности победы большевиков, была до октябрьского переворота далека от мысли о таком исходе революции, то объяснялось это отнюдь не простым всеобщим ослеплением. Ибо наряду с наследием прошлого в народе были и ростки новой жизни. Инстинкты ненависти и разрушения не играли в нем той преобладающей роли над другими чувствами, как это стали ему приписывать после эксцессов, совершенных в годы гражданской войны. Наряду с элементами отсталыми и мало подготовленными к политической жизни в рабочем классе и в крестьянстве было передовое меньшинство с демократическими устремлениями, и это меньшинство оказывало преобладающее влияние на народные массы в первые восемь месяцев революции.

Чтобы вскрыть подлинные причины торжества большевизма в России и выяснить ту роль, которую среди них играла психология народных масс, необходимо прежде всего вернуться назад и посмотреть, что представляли из себя в действительности эти массы и каковы были их настроения в период до октябрьского переворота.

Порядок, в котором в разгар войны 160-миллионный народ совершил величайшую революцию, вызвал удивление всего мира. После падения царизма в стране установилась своеобразная государственная система: так как старые военные и гражданские власти потеряли всякое влияние, а новое Временное правительство оказалось очень слабым, то подлинный авторитет власти как на фронте, так и в тылу сосредоточился в выборных демократических организациях, которые действовали не мерами принуждения, а исключительно средствами морального убеждения.

Массы, выбиравшие своих представителей в эти организации, могли совершенно свободно посылать туда, сторонников самых крайних течений, призывавших к уходу с фронта, к немедленному разделу земли, к захвату фабрик и заводов, проповедовавших гражданскую войну. Какой соблазн для солдат, измученных трехлетней войной; для рабочих, страдавших от жестокой эксплуатации; для крестьян, нуждавшихся в земле! И тем не менее большевистская пропаганда лишь с трудом проникала в массы. Большевики, представлявшие собой ничтожное меньшинство в начале Февральской революции и оставшиеся хотя и весьма значительным, но все же лишь меньшинством к концу этой революции, так и не смогли в условиях свободного соревнования завоевать большинство среди трудящихся масс города и деревни.

Большинство своих голосов эти массы отдавали революционной демократии, которая не переставала напоминать им, что заключение демократического мира и проведение социальных и политических реформ не могут быть осуществлены немедленно, что эти цели могут быть достигнуты только в результате напряженной борьбы и длительной организационной работы. В своем большинстве массы инстинктивно чувствовали в этом правду, и они не только выбирали в свои организации представителей революционной демократии, но – что всего важнее – подчинялись решениям этих организаций.

Конечно, революционная Россия того времени мало походила на страну, где царствует порядок. На фронте дисциплина была расшатана. В городах то и дело вспыхивали стачки, часто с преувеличенными для возможностей страны требованиями. В деревнях было много эксцессов крестьян против помещиков. Но подобные явления неизбежны в начале всякой революции. Скорее поразителен тот факт, что при полном отсутствии в революционной России какого бы то ни было аппарата государственного принуждения эти эксцессы не стали общим явлением. А когда они вспыхивали, то рабочим организациям в городах и крестьянским комитетам в деревнях в общем всегда удавалось их локализовать и тем способствовать сохранению промышленности и земледелия от полного развала. И это продолжалось до тех пор, пока демократический режим не был свергнут большевистским переворотом, который привел страну к окончательной разрухе.