Принцесса Намонаки (СИ) - Сакрытина Мария

Я даже обрадовалась: выходит, на моё объявление откликнулись. Что ж, тряхнём стариной, устроим духам интервью!

— Господин! — шёпотом закричал Ванхи, когда я стала протискиваться сквозь толпу. Между прочим, это он должен был расчищать мне дорогу. — Господин, куда вы? Там же… ю… ю… У-у-у!

А хозяйка Лилий упала мне в ноги, вцепилась в край одежд и заплакала. В унисон зарыдали её служанки.

Что ж, в их сказках нежить ест людей, конечно, они боятся. Но я-то как Иван-царевич, и мне очень нужна помощь. Ха, и не таких уламывала, думала я, глядя на этот великий плач.

(Я не помнила, каких именно «уламывала», но точно помнила, что переговоры были моим коньком. Когда-то, в другой жизни).

Я наклонилась и как могла ободряюще сказала:

— Я заплачу вам за день простоя, госпожа. Простите меня.

Всхлипывая, она упала ниц, а я поклонилась, держа руки перед собой ладонь на ладони — выражение искреннего почтения.

— Господин! — простонал Ванхи, когда я направилась по дороге к закрытым дверям борделя. Даже мой старший евнух не осмелился идти следом. — Господин, молю, не надо!..

Я сделала вид, что не слышу.

За моей спиной воцарилась абсолютная тишина, стоило толкнуть створку. Так я перешагнула порог, а ворота тут же со скрипом закрылись. Я впервые почувствовала беспокойство и, не сдержавшись, нервно оглянулась. Никого за моей спиной не было.

Никто не появился и когда я шла по дорожке среди ирисов — всех оттенков сиреневого и розового. Обычно здесь пахло сладкими духами, а ещё свежестью от искусственного пруда. Сейчас запах тоже был, но совсем не приятный, а удушливый, страшный.

На самом деле так пахнет саван, но это я позже узнала.

И лишь когда я толкнула дверь Хрустального павильона (знаменитого на всю столицу своей стеклянной крышей), я впервые увидела юрэй.

Она не была похожа на привидения, о которых пишут в наших детских книжках. Она не была прозрачной, не висела в воздухе — наоборот, её босые ноги крепко стояли на полу, и я видела, что кожа у неё серая и сморщенная, словно дешёвая бумага.

На ней был саван — грязно-белый, наверное, тоже дешёвый. Но чистый, ни капли крови. Юрэй стояла ссутулившись, руки с нечеловечески длинными ногтями она держала впереди, их я хорошо могла рассмотреть. А вот лицо сплошной завесой скрывали длинные, чёрные и словно влажные волосы. И хоть я этого лица не видела, понятно было и так: вряд ли из-за волос на меня смотрит писаная красавица.

Сердце принца немедленно скакнуло к горлу — я открыла рот и не смогла произнести ни слова, лишь невнятный хрип. На секунду меня накрыла паника.

Но юрэй стояла не шевелясь, а я заставила взять себя в руки. И принялась мысленно считать до десяти.

Призрак как будто ждал.

— Семь дней? — вырвалось у меня вместе с идиотским смешком. Это всё нервы…

Тяжело ступая, словно не худенькая женщина, а борец сумо, юрэй подошла ко мне почти вплотную. Пахла она сырой землёй, гнилью и ароматом трав, которые здесь жгут над покойником. У меня моментально засвербело в носу.

Потом — точно как в “Звонке” — призрак подняла голову и паучьми своими пальцами откинула волосы, открывая лицо.

Я отшатнулась.

На меня смотрели глаза, горящие такой ненавистью, что первым моим порывом было: да ну всё к чёрту, отпустите меня в Гималаи! Не знаю, какой предстала Баба Яга для Ивана-царевича (вроде тоже не красавица), но юрэй смотрела так, словно ещё секунда, и она порвёт меня как Тузик грелку. Я моментально поняла испуганную толпу за стенами борделя. Нет, правда, как-нибудь сама разберусь…

Юрэй, не опуская взгляда, сделала последний отделяющий нас шаг.

И я на неё чихнула.

Возможно, у принца аллергия на те травы, я не знаю. Но нос чесался адски!

— Извините, — голос меня не слушался, получился хрип. — Я не нарочно. Наверное, простудился вчера. Вы…э… юрэй?

Она молчала. И я сжала руку в кулак, расцарапав кожу ногтями до крови, чтобы успокоиться. Ладно, это же привидение, а не пиранья. От запаха крови не взбесится… наверное. Хотя взгляд и так был бешеный, и я изо всех сил старалась не поддаться панике. Сейчас она ка-а-ак кинется!

Думаю, таких сложных переговоров у меня ещё не было.

— Вы можете говорить, госпожа? — кое-как справившись с голосом, уточнила я. Нужно же было с чего-то начинать.

Юрэй молчала, зато пока не делала попытки меня порвать. Наверное, это хороший знак.

— Что ж… Если вы не возражаете, я предлагаю пройти на Солнечную веранду, там беседовать удобнее, чем… эм, здесь. Там стол и угощения… — Я смешалась, понимая, что эта мадам вряд ли кушает шарики из рисового текста, политые рыбным соусом.

Юрэй протянула ко мне серую руку — с огромным трудом я устояла на месте и не бросилась бежать. Меня колотила дрожь. Сердце надрывалось, грудь казалась такой раздутой, словно вот-вот лопнет. Будто я пробежала километров десять.

Но юрэй уронила руку, не коснувшись меня. И голосом, в котором слышался шелест сухих листьев на кладбищенском дереве, прошипела:

— Ты тош-ш-ше мер-ш-ш-тва…

Меня словно ледяной водой облили.

— Возможно, госпожа. — Эти слова дались мне с большим трудом. — Меня выслушают? Мы будем говорить?

Не закрывая своих жутких глаз, юрэй посторонилась.

Иди, думала я. Иди же, ну. Ты должна. Даже если она решит тебя растерзать, что с того? Разве это не быстрее пыточных императора, куда ты рано или поздно попадёшь, если продолжишь праздновать труса?

Мои шаги тоже были тяжёлыми, и я заставляла себя держать спину прямо и дышать ровно. Было очень холодно и до ужаса неуютно (какое слабое слово!) оставлять за спиной… это.

Но я шла и даже ни разу не наткнулась на мебель или перила. Пожалуй, один ноль в мою пользу.

Солнечная веранда раскинулась вокруг идеально круглого пруда, в котором раньше резвились карпы, а сейчас было скучно и как будто пусто. Надеюсь, эти юрэй карпов не…

Солнце раньше отражалось от воды так, что слепило глаза, и гости веранды прятались за зарослями винограда. Сейчас он давал слишком густую тень, а солнце светило тускло, хоть ни облачка на небе не было.

Я устроилась на возвышении, у самого пруда — ноги подкосились, я буквально упала на подушки. О том, чтобы перекусить, не стоило и думать — живот сводило от одной мысли о еде, а щедрые яства Лилий казались гнилыми, мерзкими. Даже чай испортился — замёрз.

Юрэй тем временем вокруг собралось так много, что я с большим трудом заставила себя не нестись стремглав к воротам. Если зашла так далеко, глупо было бы всё бросить. Но так страшно, боги, они ненавидели меня так безумно! Я боялась, что слова застрянут в горле, когда начну говорить. Но получилось хоть и не громко, но вполне твёрдо:

— Что я могу для вас сделать?

Думаю, кинься они на меня все разом, это была бы очень быстрая и, возможно, даже лёгкая смерть. Тогда я гнала от себя эти мысли и терпеливо ждала.

Зуб на зуб не попадал — уж не знаю, от холода или от ужаса?

— Ты откроеш-ш-шь прох-х-ход, — наконец хором сказали юрэй.

Я еле справилась с искушением закрыть уши и не слышать эти тоскливые голоса.

— Объясните, что это значит, и я всё сделаю.

Юрэй не могут появиться, где им вздумается. И это круто, потому что если бы эти красавицы свободно расхаживали по улицам, я бы серьёзно задумалась, стоит ли в таком мире жить. Всё, чего хотят юрэй — как и многие ёкай — мести обидчикам. Кто-то издевался над ними при жизни, кто-то довёл их до самоубийства или даже сам убил — и юрэй хотят поквитаться. Так хотят, что возвращаются с того света, но вот беда — их обидчики не идиоты и что-то такое подозревают. Они окружают себя и дом защитой: зовут священника, находят Шепчущего, носят талисманы… Все здесь так делают, даже бедняки. Юрэй по-прежнему могут прийти к ним и наказать, но только после того, как кто-то из живых принесёт в дом обидчика горсть земли с её могилы, часть савана, кость, волосы, — что-то в этом роде.

Передо мной стояло с полсотни юрэй. И все дружно шипели мне, где их могилы. Настойчиво шипели, тоскливо и отчаянно. А взглядом добавляли, что если не запомню, если не сделаю, я тоже их обижу. Тогда они меня найдут и…