Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы - Александр Твардовский

Друг детства

И дружбы долг, и честь, и совестьВелят мне в книгу занестиОдной судьбы особой повесть,Что сердцу встала на пути…Я не скажу, что в ней отрада,Что память эта мне легка,Но мне свое исполнить надо,Чтоб вдаль глядеть наверняка.В ней и великой нет заслуги, —Не тем помечена числом…А речь идет о старом друге,О лучшем сверстнике моем.С кем мы пасли скотину в поле,Палили в залесье костры,С кем вместе в школе,В комсомолеИ всюду были до поры.И врозь по взрослым шли дорогамС запасом дружбы юных дней.И я-то знаю: он во многомБыл безупречней и сильней.Я знаю, если б не случитьсяРазлуке, горшей из разлук,Я мог бы тем одним гордиться,Что это был мой первый друг.Но годы целые за мною,Весь этот жизни лучший срок —Та дружба числилась виною,Что мне любой напомнить мог…Легка ты, мудрость, на помине:Лес рубят – щепки, мол, летят.Но за удел такой донынеНе предусмотрено наград.А жаль!Вот, собственно, и повесть,И не мудрен ее сюжет…Стояли наш и встречный поездВ тайге на станции Тайшет.Два знатных поезда, и каждыйБыл полон судеб, срочных делИ с независимостью важнойНа окна встречного глядел.Один туда, другой обратно.Равны маршруты и права.– «Москва – Владивосток»? Понятно.– Так-так: «Владивосток – Москва»…Я вышел в людный шум перронный,В минутный вторгнулся потокГазетой запастись районной,Весенней клюквы взять кулек.В толпе размять бока со смаком,Весь этот обозреть мирок —До окончаний с твердым знакомВ словах: «Багажъ» и «Кипятокъ»…Да, я люблю тебя душевноИ, сколько еду, все не сытТобой, дорожный, многодневный,Простой и в меру быстрый быт.Вагон и эти остановкиВсего бегущего в окне,И даже самозаготовкиПо среднерыночной цене…Так, благодушествуя вволю,Иду. Не скоро ли свисток?Вдруг точно отзыв давней болиВнутри во мне прошел, как ток…Кого я в памяти обычной,Среди иных потерь своих,Как за чертою пограничной,Держал,          он, вот он был,                               в живых.Я не ошибся, хоть и годыИ эта стеганка на нем.Он!И меня узнал он, с ходуКо мне работает плечом.И чувство стыдное испуга,Беды пришло еще на миг,Но мы уже трясли друг другаЗа плечи, за руки…– Старик!– Старик! —Взаимной давней кличкиПустое, в сущности, словцоЯвилось вдруг по той привычке,А я смотрю ему в лицо:Все то же в нем, что прежде было,Но седина, усталость глаз,Зубов казенных блеск унылый —Словцо то нынче в самый раз,Ровесник-друг. А я-то что же?Хоть не ступал за тот порог,И я, конечно, не моложе,Одно, что зубы уберег.– Старик.И нет нелепей муки:Ему ли, мне ль свисток дадут,И вот семнадцать лет разлукиИ этой встречи пять минут!И вот они легли меж нами —Леса, и горы, и моря,И годы, годы с их мечтами,Трудами,            войнами,                         смертями —Вся жизнь его,Вся жизнь моя…– Ну вот, и свиделись с тобою.Ну, жив, здоров?– Как видишь, жив.Хоть непривычно без конвоя,Но, так ли, сяк ли, пассажирЗаправский: с полкой и билетом…– Домой?– Да как сказать, где дом…– Ах, да! Прости, что я об этом…– Ну, что там, можно и о том.Как раз, как в песенке не новой,Под стать приходятся слова:«Жена найдет себе другого,А мать…» Но если и жива…– Так. Ты туда, а я обратно…– Да, встреча: вышел, вдруг – смотрю..– И я смотрю: невероятно…– Не куришь?– Как еще курю!Стоим. И будто все вопросы.И встреча как ни коротка,Но что еще без папиросыМогли мы делать до свистка?Уже его мы оба ждали,Когда донесся этот звук.Нам разрешалиНаши далиДруг друга выпустить из рук…– Пора!– Ну что же, до свиданья.– Так ты смотри – звони, пиши…Слова как будто в оправданье,Что тяжесть некая с души.И тут, на росстани тайшетской,Когда вагон уже потек,Он, прибодрившись молодецки,Вдруг взял мне вслед под козырек.И этот жест полушутливый,Из глаз ушедший через миг,Тоской безмолвного порываМне в сердце самое проник.И все. И нету остановки.И не сойти уже мне здесь,Махнув на все командировки,Чтоб в поезд к другу пересесть.И от нелегкой этой были,На встречной скорости двойной,Мы в два конца свои спешилиВпритирку с ветром за стеной.Бежал, размеченный столбами,Как бы кружась в окне, простор.И расстоянье между намиРосло на запад и восток.И каждый миг был новой вехойПути, что звал к местам иным…А между тем я как бы ехалИ с ним, товарищем моим.И подо мной опять гуделаВ пути оставленная сталь.И до обратного пределаРасполагалась та же даль.И от вокзала до вокзалаЯ снова в грудь ее вбирал:И тьму тайги, и плес Байкала,И степь, и дымчатый Урал.И к Волге-матушке с востокаЯ приближался в должный срокИ, стоя с другом локоть в локоть,Ее заранее стерег.А через сутки с другом вместе,Вцепившись намертво в окно,Встречал столичные предместья,Как будто их давным-давно,Как он, не видел. И с тревогойВ вокзальный тот вступал поток…А между тем своей дорогойВсе дальше ехал на восток.И разве диво то, что с другомНе мог расстаться я вполне?Он был недремлющим недугом,Что столько лет горел во мне.Он сердца был живою частью,Бедой и болью потайной.И годы были не во властиНас разделить своей стеной.И, не кичась судьбой иною,Я постигал его удел.Я с другом был за той стеною.И ведал все. И хлеб тот ел.В труде, в пути, в страде походнойЯ неразлучен был с однойИ той же думой неисходной, —Да, я с ним был, как он со мной.Он всюду шел со мной по свету,Всему причастен на земле.По одному со мной билету,Как равный гость, бывал в Кремле.И те же радости и бедыДушой сыновней ведал он:И всю войну,И День Победы,И дело нынешних времен.Я знал: вседневно и всечасноЕго любовь была верна.Винить в беде своей безгласнойСтрану?При чем же здесь страна!Он жил ее мечтой высокой,Он вместе с ней глядел вперед.Винить в своей судьбе жестокойНарод?Какой же тут народ!..И минул день в пути и вечер.И ночь уже прошла в окне,А боль и радость этой встречи,Как жар, теснилися во мне.Врываясь в даль, работал поезд,И мне тогда еще в путиСтучала в сердце эта повесть,Что я не вправе обойти.Нет, обойти ее – не делоИ не резон душе моей:Мне правда партии велелаВсегда во всем быть верным ей.С той правдой малого разладаНе понесет моя строка.И мне свое исполнить надо,Чтоб вдаль глядеть наверняка. 

Фронт и тыл

Быть может, этот спор дорожный,Порой почти пустопорожний,Но жаркий – грудь на грудь, в упор, —В вагоне шел бы до сих пор,Не встрянь с улыбкой осторожнойИ легким вздохом мой майор.А может, перед вспышкой новойОн сам собою поостыл,Всегда, везде зайти готовыйТот спор на тему:Фронт и тыл …Давно война отгрохотала,Давно в страде иной странаСвои убытки наверстала, —Душа, казалось бы, полна.Однако, – нужды нет лукавить, —Душа, минуя давность лет,Той горькой памяти оставитьЕще не может и – нет-нет —В тот самый заступает след.И неизмеренное мореПечали, тяжких мук и горяИ славы – тот душевный пыл,Что вновь и вновь родится в спореНа эту тему: фронт и тыл.Он возникает не по знакуОрганизованных начал,А сам собой и тоже всяко:То днем, а то и по ночам.В пути, в гостинице, в больнице,На переправе затяжной,В районе, в области, в столице,В гостях и дома, – хоть с женой.В бараке, в клубе и сторожке,В тайге, в степи, на целине,«На кукурузе», «на картошке», —Как говорят еще в стране.На даче, на горячем пляже,В Крыму и в заполярной тьме,Во льдах торосистых, и дажеНе диво, если и в тюрьме…Но время лучшее для спора,Когда Москва – его исток,А устье – где-то там, не скоро,В конце, вдали – Владивосток.Итак, в дороге три-четыре,А то и пять, пожалуй, днейШел спор о фронте и о тыле, —Не что важней,А где трудней.Спор в постановке чисто русской:Где круче в смысле всех страстей —Обычной на душу нагрузки,Жары,        морозов                    и харчей.Горячность пылкая без мерыСо стороны фронтовика,Минувшей службы офицера,Рвалася вон из пиджака.Казалось, был он кровный, личный,Извечный враг тыловиков,Да и оратор был каков! —Куда там – наш трибун столичный,Любимец публики Сурков.Казалось так в разгаре спора,Что он, случись в иную пору,Отцу б родному не простил,Когда бы с цехом иль конторойСтарик нестойкий убыл в тылИ под огнем на фронте не был,Не отступал за Днепр и Дон…Должно быть, там с овчинку небоОднажды сам увидел он.И это тяжкое виденьеОн нес теперь сквозь жизнь свою,Крутого полон озлобленьяНа всех, кто не был в том бою…Зато его противник в спореПрощал охотно старика.И о своей тех лет контореОн дал понять издалека.На пафос тот, отчасти зверский,Он отвечал – уму учил —С улыбкой мягко-министерскойБольших секретарей-мужчин,Что лишены обычной страстиИ с правом входа на докладРасполагают большей властью,Чем тот, при коем состоят…Сперва с усталостью заметнойОн пояснил, что не секрет,В наш век – век атомно-ракетный —Былых понятий фронта нет,Как нет былых понятий тыла.Но с точки зренья прежних днейПонятно, где труднее было:В тылу у нас – куда трудней.Он так сказал: ходить в атакиИ умирать, коль выпал час,Есть тот гражданский долг, что всякийОбязан выполнить из нас.Он к месту вспомнил утвержденьяСамих прославленных вояк,Что нет героев от рожденья, —Они рождаются в боях.И возразить, казалось, нечем,Когда вздохнул он тихо:– Но… —В тылу, мол, дело обеспечитьУже не всякому дано.И в правоте неоспоримойПодвел черту, как говорят:Тыл фронту, верно, брат родимый,Но он сказал бы:Старший брат.Сказал – гляди, куда как метче —И с новым вздохом повторил:Тыл – старший брат, за все ответчик, —И потому избрал он тыл.Ему в годину испытанийКрепить его велел закон.С ним разговаривать не стали,Когда на фронт просился он…И, дескать, несколько неловкий,По меньшей мере, этот спор,При современной обстановкеОн лишь несет в ряды раздор…И тут как раз вздохнул майор.Майор, молчун тяжеловатый,Что был курить да спать здоров,Сказал с улыбкой виноватой:– Скажу сперва насчет рядов…Зачем же вдруг!.. Ряды – рядами.И от беседы нет беды,Поскольку мы же с вамиСамиИ есть те самые ряды…Теперь насчет меньшого брата,Скажу, не хвастаясь отнюдь,Что от солдатаДо комбатаЯ сам прошел когда-то путь.И что, причастный с ополченьяК боям, походам и котлу,Я вправе сделать заключенье:На фронте – легче, чем в тылу.Я поясню, – сказал он, видяСмущенье спорящих сторон, —Не к чьей-нибудь из вас обидеИ чистой правде не в урон.Как говорил один нестарыйМой из запаса рядовой,Знаток и той, что он оставил,И этой жизни, фронтовой:«Воюй – и все твое с тобой».Мол, все по форме и по норме:О чем заботиться тебе?Случись, что если не накормлен, —Так это есть уже ЧП.В твое траншейное жилище,У самой смерти на глазах,К тебе ползут с горячей пищейИ даже с чаем в термосах.Твой килограмм, с надбавкой, хлеба.Твой спецпаекИ доптабакТебе должны доставить с неба,Раз по земле нельзя никак.С жилищем – тоже много проще:Дворец ли, погреб —Все твой дом.Ни доставать прописку теще,Ни уплотнять ее судом.Что в жизни нужно – все бесплатно,За все ответчица – казна.Убьют иль ранят?Фронт.Понятно.И не твоя уже вина.В той жизни – долгой иль короткой —Уж там добро, иль недобро, —Тебя согреть спешат и водкой,И сводкой Совинформбюро.В недальнем следуя обозе,Почти в бою – тебе хвалуВовсю поют в стихах и прозеТвои певцы.А что в тылу!В тылу совсем не та картина,Хотя все то же существо.Во-первых, если ты мужчина,То вроде как-то не того…Опять же кухня полеваяТебе не придана в тылу.Посеял карточки в трамвае, —Садись к заочному столу.И та опаска всем знакома:В тылу проштрафился чуть-чуть,Глядишь, привет от военкома:Прошу зайти.И – в добрый путь.На фронте нет того в заводе,Чтоб опасаться: вдруг да в тыл!Ошибся в роте,Так во взводеИсправишь все, что допустил.И даже, если ты там штукуУже подсудную украл,То ни к чему тебя в наукуВозить куда-то на Урал,Писать от фронта открепленье,Давать в дорогу аттестат.Нет, где вина – там искупленье, —Всегда поблизости штрафбат.На месте весь тебе зачтетсяТот срок к недальнему числуБез упущенья в производстве,Как это водится в тылу.С пристрастьем слушали майораДва главных спорщика в купе.Но самый след крутого спораУже по новой шел тропе.Все ближе, ближе постепенноК сужденьям тем склоняли слухИ наш профессор, и военныйМоряк, и врач, и все вокруг…И в орденах старик кудрявыйНе усидел в своем углу,Тряхнул своей безвестной славой:– Нет, легче все-таки в тылу.Как ни хотите – легче трошки… —Успех майора он учел. —Уже одно, что нет бомбежки,А есть – так в шахте нипочем.– Смотря какая бомба-дура, —Поправил кто-то старика.Но тот сказал:– Нет, жизнь горька,Как под землей без перекура,А наверху – без табака…– Ах, в табаке ли только дело, —Включился вздох со стороны. —В одном равны душа и тело,Что легче – вовсе без войны…Тот вывод с благостной печальюКивком почтенной головыОдобрил попик наш с медальюВосьмисотлетия Москвы.Но означал его уместныйПростой кивок-полупоклон,Что, может, волею чудеснойИ сверх того, что всем известно,Он кое в чем осведомлен…А мой майор невозмутимый,Со слов солдата выдав речь,На весь вагон добавил дымаИ вновь намерен был залечь…Солдатской притчи юмор грубыйУлыбкой лица подсветил,И сам собой пошел на убыльТот спор на тему: фронт и тыл.За новой далью скрылся город.Пошли иные берега.Тоннели, каменные горы,Вверху – над окнами – тайга.По кругу шли обрывы, пади,Кремнистой выемки откос.И те, что в душу мне вступали,Слова горели жаром слез.И не хотел иных искать я,Затем, что не новы они.Да, тыл и фронт – родные братья,И крепче в мире нет родни.Богатыри годины давнейИ в славе равные бойцы.Кто младший там, кто старший – главный, —Неважно:Братья-близнецы.И не гадали – кто, который,Кому по службе подчинен,Оставив эти счеты-спорыДля мирных нынешних времен…Но не иссякнуть этой теме,Покамест есть еще в живыхИ те, что сами знали бремяЧасов и суток фронтовых;И те, кому в завидных далях,В раю глубоком тыловомУ их станков и наковаленБыл без отрыва стол и дом.И после них не канут в нетяхТа боль, и мужество, и честь.Но перейдет в сердца их детямИ внукам памятная песнь.О том, как шли во имя жизниВ страде – два брата, два бойца,Великой верные ОтчизнеТогда.И впредь.И до конца.

Москва в пути