Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

Как оказалось, от него остались не только слова. Урсула чувствовала себя совершенно раздавленной. Если Агата не поможет ей, то не поможет никто. Только зачем это Агате? Они никогда не ладили, а в последнее время особенно сильно отдалились друг от друга. Единственное объяснение, что пришло Урсуле на ум, – девчонка хочет посмотреть, как тело исторгнет плод, и потом забрать его себе, чтобы разрезать и изучить. Если так, подумала Урсула, она не против. Пускай Агата делает, что хочет. Пусть хоть оживит его при помощи своего колдовства, лишь бы этот выродок никогда не приближался к ней.

…Из замка они выскользнули незамеченными, низко надвинув на головы капюшоны, как преступницы. Дождь недавно прекратился, но небо все еще сочилось сыростью. Отовсюду капало: с карнизов, деревьев, крыш. Копыта лошадей утопали в грязи по самые бабки. В воздухе разносился тяжелый колокольный звон.

Город производил гнетущее впечатление. Окна домов были плотно закрыты, а местами целые этажи заколочены досками. Людей на улицах было совсем мало, да и те прятали лица, отворачивались, не желая встречаться взглядом с незнакомцами. Прохожие шагали медленно, точно спящие, шаркали ногами, сутулились. У одного из домов Урсула заметила телегу, накрытую рогожей, из-под которой торчала нога в поношенном сапоге. Рядом с телегой стоял высокий человек в широкополой шляпе, одетый во все черное. Он повернулся, и Урсула ахнула: на нее смотрел ворон с длинным острым клювом. Она поняла, что это всего лишь маска, когда Агата бросила через плечо:

– Это чумные доктора. Не приближайся к ним.

Урсула и не собиралась. Клюв медленно поворачивался вслед за ними, и на мгновение ей показалось, что человек-ворон сейчас подпрыгнет и взлетит, разбивая оловянное небо взмахами крыльев.

На рыночной площади по сравнению с прочими улицами царило какое-никакое оживление. Квохтали куры в клетках, блеяли козы, стучала мерка, которой торговец отмерял муку. Агата спешилась, и по подолу серого платья немедленно разлетелись грязевые капли.

– Жди меня здесь.

Далеко, впрочем, она не ушла – послонялась по рядам, заговаривая то с одной, то с другой женщиной. Лицо ее по возвращении оставалось мрачным. Усевшись в седло, она коротким движением пяток отправила коня вперед. Урсула поехала следом. Она боялась о чем-либо спрашивать. Только когда они пересекли реку по мосту, Агата заговорила:

– Я думала, что женщины знают, к кому обратиться. В любом городке найдется бабка, которая умеет справляться с такими неприятностями. Здесь была Барбара Рюфин, но ее сожгли. Наверняка есть кто-то еще, но все напуганы, никто не хочет говорить. Дочь пивовара посоветовала мне отправляться за городскую стену, там есть лазарет.

Агата вздохнула и откинула капюшон. Черные волосы были не прикрыты чепцом, и тугая прическа из кос с вплетенными в них жемчужинами напомнила Урсуле клубок змей.

* * *

Лазарет за стенами города представлял собой небольшое, окруженное лесом двухэтажное здание с пристройкой. Из труб валил густой дым. Окна пристройки были открыты нараспашку. Здесь, в отличие от остального Эльвангена, царило почти радостное оживление. Множество нищих отдыхали, расстелив на мокрой траве одеяла и подставив грязные лица небу без единого солнечного лучика. Выглядели они при этом почти беззаботно. Мужчины и женщины прогуливались вдоль живой изгороди: кто-то опирался на трость, кто-то баюкал руку или подволакивал ногу… Лица со следами оспы, голода, в шрамах – все они несли сюда свою беду, потому что больше нести ее было некуда.

С больными во дворе возился цирюльник[26] – его легко было узнать по фартуку, тазу с окровавленными тряпками в руках и загнанному виду. Помогали ему монахи-иезуиты, должно быть, из местного монастыря. Девушки оставили коней у коновязи. Урсулу замутило от густого запаха немытых тел и болезни. Пришлось прикрыть рот и нос краем плаща. Только решительность Агаты не давала ей повернуть назад.

– Прошу прощения, – обратилась Агата к цирюльнику, – где я могу найти доктора?

Мужчина остановился и бросил настороженный взгляд на Урсулу.

– Пациентов с чумой тут не принимают.

– У нас нет чумы, – заверила его Агата. – Но мне нужно поговорить с врачом.

Урсула убрала с лица плащ, чтобы показать, что кожа у нее чистая, без бубонов. Цирюльник нахмурился:

– Дамочки, сегодня больница принимает нищих, нам и так рук не хватает. Если вы не помираете, лучше приходите через неделю.

При мысли, что ей придется терпеть до следующей субботы, Урсуле сделалось плохо. Уж лучше она спрыгнет с лестницы, чтобы вызвать выкидыш, чем будет ждать так долго! Агата, не привыкшая, что с ней спорят, ответила:

– У нас безотлагательное дело. Я заплачу вам рейхсталер, если проводите меня к доктору, а ему – три талера, если даст то, что я попрошу.

Цирюльник еще раз внимательно осмотрел их платья и прически. Агата производила впечатление девушки из благородной семьи и пришла не одна, а со спутницей. Мало ли какие обстоятельства могли привести ее к лекарю… Вероятно, их собеседник пришел к тому же выводу. Он вздохнул и, взяв у Агаты серебряную монету, кивнул в сторону двери, у которой толпились бродяги в лохмотьях.

– Я проведу, но не могу обещать, что доктор вас примет. И не вздумайте предлагать ему деньги! Тогда точно будете ждать до следующей Пасхи.

Интересно, подумала Урсула, следуя за провожатым вдоль здания. Никогда она еще не встречала человека, который добровольно отказался бы от денег.

Цирюльник представился Адрианом Рихтером и пояснил, что больница состоит из «оспенного дома», где пациенты проходят длительное лечение, и бань, где они принимают гваяковые ванны[27]. Пока в городе свирепствовало чумное поветрие, бани временно закрыли. Соседнее здание – лазарет для немощных, которые нуждаются в постоянном наблюдении. На втором этаже доктор принимает пациентов. Раньше в помощники ему полагалось два цирюльника, но теперь остался один Рихтер на все про все.

– Большой лазарет для такого маленького города, – отметила Агата.

– И не говорите, фройляйн! – весело подтвердил Рихтер. Серебряный рейхсталер определенно поднял ему настроение. – За все надо благодарить доктора Рудольфа ам Вальда! Точнее, деньги его отца, но только не напоминайте ему об этом. Он тогда выходит из себя.

– Так он из знатной семьи?

– Из благороднейшей, я бы сказал. Его отец и дед преподавали медицину в Ингольштадтском университете, а сам он получил докторскую степень. Можете себе вообразить?

– Впечатляет, – сухо ответила Агата. – Никогда не слышала, чтобы кто-то с докторской степенью марал руки о пациентов в бесплатной лечебнице.

Рихтер улыбнулся в аккуратно подстриженную бороду и подмигнул:

– Об этом тоже с ним не заговаривайте.

– Не говорить об ученой степени, не упоминать