Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

- Н-да, - задумчиво сказал я, машинально глотая слюну. - Дела.

- Вот видишь. А ты знаешь, как телят поят?

- Подумаешь важность. Дадут ему воды - он и пьет.

- Ха-ха-ха! Слушай: "Еще не так важно отпоить теленка, как выбрать его для отпоя, в чем, главное, и заключается секрет троицких телятников. Именно выбирайте для отпоя теленка на низких, а не на высоких бабках, смотрите, чтобы у него были белые белки и губы изнутри, когда их подвернете. Теленок, выбранный для отпоя, не должен делать большого движения, для чего его ставят в тесное стойло, где бы он мог только повернуться, лечь и встать, но отнюдь не скакать и играть. Подстилки не должно класться никакой: одна соломина, которую теленок будет жевать, может испортить все дело. В стойле должно быть чисто, для чего пол делается покатым, с дырьями, чистым. Ежели в молоко будет подлита хоть капля воды или подбавлена мука - телятина непременно будет красна и груба. Менее как в четыре-пять недель теленка отпоить нельзя. Но поят, очень хороших, по три и даже четыре месяца. Конечно, таким телятам молока от одной коровы недостаточно, и поят их от трех, четырех, пяти и более коров".

- Что ты хочешь этим сказать? - угрюмо спросил я.

- Ничего, - отвечал он торжествующе.

- А Мария Григорьевна о тебе сегодня два раза спрашивала. Она сегодня особенна интересная. И понимаешь, на блузке совсем прозрачные рукава. А руки - белые, пухленькие, с ямочками на локтях. Грудь...

- А это: "К масленице зернистую икру подвозят в столицы и даже почти во все города нашего отечества в огромном количестве. К сожалению любителей, хорошая зернистая икра всегда в цене (четыре рубля, четыре с полтиной фунт). Достоинства зернистой следующие: малая соль, разбористость, т.е. зерно должно быть целое, не раздавленное, и должно отделяться друг от друга и рассыпаться в дробь. Белужья икра крупнее и беловатее, осетровая мельче и с желтизной, но трудно сказать, которая лучше. Лучшая зернистая икра багреная, т.е. та, которая вынута из рыбы, сидевшей уже в садках, из потомленной рыбы". Ха-ха, понимаешь, как люди раньше жили? Икру из нетомленной рыбы он не лопал!

- Послушай, замечательная погода. Море тихое, поедем. Сейчас полная луна, с берега доносится музыка, волны тихо шелестят о борта лодки... Марья Григорьевна смотрит на тебя загадочным, мерцающим взглядом. Стройная, подъемистая ножка шаловливо выглядывает из-под шумящей юбки...

- А это что? "Макароны Монглясс. В приготовленные и вымазанные маслом макароны положить тертый пармезан пополам с швейцарским сыром, филей из кур, нарезанный ломтиками, гусиные печенки, трюфеля и шампиньоны, предварительно обжарив их в масле. Потом прибавить ложку белого соуса, размешать, подавать при консоме". А, каково!

- Не спорю, - вздохнул я, - очень вкусная вещь. Да, кстати о Марии Григорьевне. За ней последнее время усиленно прихлестывает Пузыренко... Если ты не поедешь, он тоже увяжется в лодку...

- Меня это не удивляет, - рассеянно возразил приятель, - меня удивляет "гарнир Массена". Полюбуйся-ка. "Снять с дроздов филей. Подрезать верхнюю плеву, посолить, изжарить. Очистить свежие каштаны и обжарить немного в сливочном масле, налить бульон, сварить до мягкости; приготовить из двух яиц лапшу, сварить в соленом кипятке, откинуть на решето. Когда все будет готово, сложить лапшу на растопленное масло в кастрюле, размешать, выложить на блюдо, сверх лапши уложить филей, а середину наполнить сваренными каштанами".

- Ей-богу, - умоляюще простонал я, - я дроздов не люблю. Другое дело перепелки... И Мария Григорьевна их очень любит. Знаешь, как она ест своими беленькими зубками...

- Перепелки, говоришь? Изволь. "Гарнир Шомель. Снять филей с шести перепелок, подрезав верхнюю кожицу, сложить на вымазанную маслом глубокую сковороду и обжарить. Выпустить в кастрюлю десять желтков, развести выкипяченным соком из перепелов, посолить, вскипятить, процедить, разлить в намазанные маслом формочки и сварить на пару. Нашинковать овальные гренки фаршем из дичи номер семнадцатый..."

- Постой, постой, а как делается номер семнадцатый?

- Сейчас посмотрим.

Было два часа ночи.

Луна, освещавшая где-то на тихом взморье Марию Григорьевну и Пузыренко, заглядывала к нам в окно.

Так как мой приятель устал читать, то заменил его я.

Наклонившись над книгой, читал я внятно и со вкусом:

- "Артишоки, фаршированные другим манером. Приготовить артишоки, обдать их кипятком, а потом выбрать на салфетку. Приготовить фарш номер двадцать седьмой, прибавить шампиньонов, рубленых трюфелей, рубленой зелени, раковых шеек..."

Смаковали до утра.

Что ни говори, а бедному русскому в Константинополе удается иногда попировать по-царски.

Люди-братья

Их было трое: бывший шулер, бывший артист императорских театров знаменитый актер - и третий бывший полицейский пристав 2-го участка Александро-Невской части.

Сначала было так: бывший шулер сидел за столиком в ресторане на Приморском бульваре и ел жареную кефаль, а актер и пристав порознь бродили между публикой, занявшей все столы, и искали себе свободного местечка. Наконец бывший пристав не выдержал: подошел к бывшему шулеру и, вежливо поклонившись, спросил:

- Не разрешите ли подсесть к вашему столику? Верите, ни одного свободного места!

- Скажите! - сочувственно покачал головой бывший шулер. - Сделайте одолжение, садитесь! Буду очень рад. Только не заказывайте кефали жестковата.

При этом бывший шулер вздохнул:

- Эх, как у Донона жарили судачков обернуар!

Лицо бывшего пристава вдруг озарилось тихой радостью.

- Позвольте! Да вы разве петербуржец?

- Я-то?.. Да вы знаете, мне даже ваше лицо знакомо. Если не ошибаюсь, вы однажды составляли на меня протокол по поводу какого-то недоразумения в Экономическом клубе?..

- Да, господи ж! Конечно. Знаете, я сейчас чуть не плачу от радости!.. Словно родного встретил. Да позвольте вас просто по-русски...

Знаменитый актер, бывший артист императорских театров, увидев, что два человека целуются, смело подошел и сказал:

- А не уделите ли вы и мне местечка за вашим столом?

- Вам?! - радостно вскричал бывший шулер. - Да вам самое почтеннейшее место надо уступить. Здравствуйте, Василий Николаевич!

- Виноват... Почему вы меня знаете? Вы разве петербуржец?

- Да как же, господи! И господин бывший пристав - петербуржец из Александро-Невской части, и я петербуржец из Экономического клуба, и вы.

- Позвольте... Мне ваше лицо знакомо!!!

- Еще бы! По клубу же. Вы меня еще - дело прошлое - били сломанной спинкой от стула за якобы накладку.

- Стойте! - восторженно крикнул пристав. - Да ведь я же по этому поводу и протокол составлял!!!

- Ну, конечно! Вы меня еще выслали из столицы на два года без права въезда! Чудесные времена были!

- Да ведь и я вас, господин пристав, припоминаю, - обрадовался актер. Вы меня целую ночь в участке продержали!!!

- А вы помните, за что? - засмеялся пристав.

- А черт его упомнит! Я, признаться, так часто попадал в участки, что все эти отдельные случаи слились в один яркий сверкающий круг.

- Вы тогда на пари разделись голым и полезли на памятник Александра III на Знаменской.

- Господи! - простонал актер, схватившись за голову. - Слова-то какие: Александр III, участок, Знаменская площадь, Экономический клуб... А позвольте вас, милые петербуржцы...

Все трое обнялись и, сверкая слезинками на покрасневших от волнения глазах, расцеловались.

- О, боже, боже, - свесил голову на грудь бывший шулер, - какие воспоминания!.. Сколько было тогда веселой, чисто столичной суматохи, когда вы меня били... Где-то теперь спинка от стула, которой вы?.. Я чай, теперь от тех стульев и помина не осталось?

- Да, - вздохнул бывший пристав. - Все растащили, все погубили, мерзавцы... А мой участок, помните?

- Это второй-то? - усмехнулся актер. - Как отчий дом помню: восемнадцать ступенек в два марша, длинный коридор, налево ваш кабинет. Портрет государя висел, Ведь вот было такое время: вы полицейский пристав, я - голый пьяный актер, снятый с царского памятника, а ведь мы уважали друг друга. Вы ко мне вежливо с объяснением... Помню, папироску мне предложили и искренно огорчились, что я слабых не курю...

- Помните шулера Афонькина? - спросил бывший шулер.

- Очень хороший был человек.

- Помню, как же. Замечательный. Я ведь и его бил тоже.

- Пресимпатичная личность. В карты, бывало, не садись играть, - зверь, а вне карт - он тебе и особенный салат "Омар" состряпает и "Сильву" на рояле изобразит, и наизусть лермонтовского "Демона" продекламирует.

- Помню, - кивнул головой пристав. - Я и его высылал. Его в Приказчичьем сильно тогда подсвечником обработали.

- Милые подсвечники, - прошептал лирически актер, - где-то вы теперь?.. Разорвали вас новые вандалы! Ведь вот времена были: и электричество горело, а около играющих всегда подсвечники ставили.

- Традиция, - задумчиво сказал бывший шулер, разглаживая шрам на лбу... - А позвольте, дорогие друзья, почествовать вас бутылочкой "Абрашки"*...