Сатир и Муза - Андрей Афантов

Они сидели рядышком на поребрике тротуара, отчаянно стуча зубами. Ольгу закутали в его куртку, и Алексей радовался, что всё закончилось. Она была в шоке, прижималась к нему, как котёнок. Рядом остановилась «скорая». Врач предложил Ольге пройти в машину, но, встав, она не смогла выпрямиться – что-то очень острое болезненно скрючило её.

– Я в порядке, – Алексей ответил на чей-то вопрос. Кроме расцарапанных до крови икр на босых ногах, его ничего не беспокоило. Вид страдающей девушки заставил его забыть о холоде, он попытался пройти следом, но его удержали:

– Ты ж в порядке?..

Алексей отвечал на вопросы гаишника, когда из «скорой» вышел врач:

– Мы её увозим.

– А что с ней?

– Вы ей кто?

– Муж, – соврал Алексей. – Врач «скорой» только ухмыльнулся.

– В гинекологию, – шок охватил Алексея, и он со страхом понял, что уже не слышит следующих слов врача, называвшего больницу.

– Куда? Ещё раз! Я с вами!

– Да не переживайте вы так, всё будет нормально. Следом езжайте, если хотите.

– Не догонишь, – в реплике гаишника сквозил опыт подобных дел, хотя был он заметно моложе Алексея. – Закончим – поедешь. Надо ж решить, когда и как доставать её.

Милиционер имел в виду «пыжик».

– Постойте, я отдам ей свой мобильник.

– И сумка её где?

Кто-то уже вылил воду из её сумки – в последний момент в салоне она успела накинуть её себе на шею. Паспорт промок, но были читабелен. Алексей передал мобильник и сумку в салон «скорой». Ольга лежала на спине и его не видела.

2003 год, 20 октября, понедельник, утро.

Следующие несколько часов Алёша провёл в приёмном покое в ожидании. Высох. Около шести утра дежурный врач сообщил ему, что Ольгу госпитализировали с угрозой выкидыша. Дурацкий вопрос: «Она что, беременна?» – Алексей сумел удержать на языке.

Идти было некуда.

«Эмэлька» почему-то вызывала отвращение.

Алексей обошёл соседние улицы в поисках салона связи, где можно купить мобильник, и, найдя его, вернулся в машину ждать открытия. Ехать домой не имело смысла.

Спать он не мог, и сонный продавец в девять утра совсем не удивился просьбе грязного мужика в шлепанцах продать самый простой телефон с симкой и максимально заряженным аккумулятором.

Написал эсэмэску на свой номер, ожидая, что Оля ответит, что ей нужно в больнице. Та перезвонила и слабым жалобным голосом попросила бельё, халат, шлёпанцы и длинный перечень гигиенических средств, закончившийся зубной щёткой.

– Как ты?

– Плохо, – и заплакала.

К одиннадцати утра Алексей снова был у больницы. Он был уверен, что сумеет проникнуть внутрь, но все его изобретения вроде взятки дежурной медсестре совершенно не понадобились. Его и так пустили в палату. И только поднявшись на четвёртый этаж с огромными пакетами в обеих руках, Звонарёв понял, почему.

Ольга была белая, как мел, виновато смотрела на Алексея – и горько заплакала, когда он присел рядом. Остальные обитательницы палаты из деликатности вышли в коридор, оставляя их вдвоём. «Всё кончено», – понял Алексей, обнимая эти худенькие, трясущиеся, жалкие плечики Оли. Смотрел в пол – на неподвижные ступни её ног. Такие любимые! Сейчас они были беспомощно чуть-чуть повёрнуты носками друг к Другу, как у маленькой девочки, которую кто-то жестоко обидел. И в этой позе отчаяния она совсем не была похожа на офисную королеву, какой её знал Алексей. Сейчас в Ольге не было ни капли сексуальности. «Ни капли! – подумал Звонарёв. – А ведь она и не нужна сейчас! Совсем! Есть только чувство, чистое, без биологии!» Он понял, что делиться своим открытием сейчас не время. Он бормотал какие-то слова утешения, что-то говорил про любовь и её силу, но Ольга, похоже, не слушала его. Ей было важно выплакаться под звуки его голоса.

– Это… был… твой… – сердце обмерло, Алексей сам был готов расплакаться от жалости. Ему было жалко её, ему было жалко своего неродившегося ребенка – он вдруг вспомнил то утро, когда они его сделали. И ему было чудовищно жалко самого себя. Другие пациентки начали возвращаться в палату, Алексей несколько раз поцеловал заплаканное лицо Оли, забрал приготовленный ею свёрток и оставил свои. Они обменялись телефонами: «Теперь только я знаю твой новый номер», – подумал Алексей, получая назад свою «Нокию».

– Я вечером снова приду! – и вышел.

На лестнице его застал звонок с работы.

– Тебя тут ищут, – не здороваясь, сказал Карен.

– А в чём дело?

– Всё открылось.

– Сейчас буду.

Свитер и куртка оставались сухими, рубашку можно было не показывать, но вот брюки после купания в Яузе, хотя и высохли, выглядели чудовищно. Алексей вернулся в магазин, где выполнял Олино поручение, купил себе джинсы и кроссовки.

2003 год, 20 октября, понедельник, день.

Звонарёв понимал, что возражать и оправдываться перед бешено орущим Кирюхиным не имело смысла. Присутствовавшие Романенко и новый начальник СВК [47] , видимо, тоже это понимали и ждали конца этого яркого, насыщенного идиоматическими оборотами монолога. Только один раз Алексея больно кольнула грубость:

– Где эта блядь Карпова с её риск-менеджментом? – но он всё равно сдержался. Оля с их общим горем казалась ему выше всей этой суеты.

Наконец хозяин банка выдохся – и остальные собеседники перевели разговор в конструктивное русло. Решено было оценить убыток и понять, что можно сделать.

Алексей без сопротивления согласился, потому что заранее знал оба ответа: «33,4 миллиона рублей» и «ничего». Теоретически можно было тупо закрыть половину позиции, используя дисконты по «репо», но правильнее было не дёргаться, а закрывать убыточную позицию постепенно. Во-первых, последние три дня индексы плавно снижались, во-вторых, одномоментные покупки задрали бы цены и добавили бы убытка. В-третьих, банк оставался совсем без денег. В конце концов, потеря доходов казначейства была не смертельна для банка, хотя в своих воплях Кирюхин часто упоминал Ника Лиссона [48] .

Алексея от работы отстранили, но в любом случае подчинённые были готовы саботировать идиотские команды высшего начальства. Пока руководство совещалось и консультировалось, а фиксировать убыток, бывший до сих пор потенциальным, никто не решался, день прошёл, рынки закрылись ещё выше. Убытки выросли.

Рабочее (ставшее нерабочим) время Алексей проводил, тупо перебирая в ящике письма. Её письма. Уничтожал.

я кстати решила что это круто

то что случилось

это то что должно на меня повлиять

на мое новое качество