Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Оба цеплялись за безжалостную жизнь, отказываясь сдаваться.

Перекрывая визг, крики и вой, заполнявшие низину, раздался мягкий голос. Спокойный и ласковый, он разносился над лесом. Гэп с пеладаном в удивлении закрутили головами, ища источник голоса.

Он исходил от Эппы. По грудь погрузившись в зловонную колышущуюся трясину, чародей сохранял полнейшую безмятежность. Золотисто-белое сияние разливалось от возносящего молитвы жреца.

С последним воплем досады и отчаяния тварь отступила от старого жреца, испугавшись могущества его бога. Взвыв напоследок, хульдр, всё ещё дымясь от удара Финвольда, погрузился обратно в болото.

Трясина отступила, лоскутья детской кожи исчезли, деревья успокоились, и путников вновь окутала привычная тьма.

Ошалев от неожиданной тишины, мужчины сидели и дрожали. Хриплый крик Нибулуса вернул их в реальность. Жрецы подскочили и бросились вытаскивать воина из трясины.

Все были так рады остаться в живых, что некоторое время ни о чём больше не могли думать. Ужасное колдовство призрака и его логово, гибель любимых лошадей, усталость, сковавшая тело, угроза голодной смерти, потеря клади, — сейчас их ничто не волновало. Они выжили, и теперь каждый миг жизни казался священным даром.

Потом путники услышали, как к ним кто-то идёт через лес.

Они не шевелились, даже не дышали. Страха тоже не было, его просто не осталось после такого сурового испытания.

Звуки шагов приближались, принеся с собой слабый дрожащий свет.

Из переплетения листвы и паутины показалась голова. Пухлая краснолицая женщина средних лет смотрела на них, держа в одной руке посох, а в другой светильник.

— Прощенья просим, — сказала женщина (никогда ещё прежде родной эскельский язык так не радовал слух). — Отроки, вы представляете, который час? Я глаз сомкнуть не могла от всего этого шума!

Глава 7

Ним

Путники в изумлении смотрели на женщину по другую сторону зловещей топи. После тяжелейшего испытания, которое лишило Паулуса, Лесовика и Эппу сознания и навсегда забрало четырёх лошадей, оставшиеся трое были совершенно обессилены. Любое враждебное вмешательство прикончит их.

С огромным облегчением — и не без смущения — спутники рассматривали стоящую перед ними женщину. В отличие от дикарей, она не была облачена в меха и кожу, к тому же безоружна, если не считать шишковатого посоха, который крепко сжимала в руке. Жёлто-коричневое шерстяное платье с маленькими палочками вместо пуговиц не скрывало полноты; поверх был накинут видавший лучшие времена серый плащ и шерстяная шаль с выцветшим рисунком. Судя по несколько неухоженному виду, она вполне могла бы оказаться путешественницей, но слишком уж она была простой и домашней. Женщина напоминала обычную эскельскую селянку, которой точно не место в этом ужасном болоте.

— Что там такое, Ним?

Приглушённый голос шёл из-за спины женщины. Путешественники настороженно принялись внимательно всматриваться: в темноте двигались тени.

— Простофили, угодили в трясину, — ответила она.

Её спутники — судя по голосам, их было несколько — не проявили желания показаться и по-прежнему мялись под покровом деревьев. Лишь она подошла ближе и встала над лежащими на земле мужчинами, которые всё ещё тяжело дышали после пережитого. И хотя женщина сердито смотрела на них, путники чувствовали, что она нервничает. Женщина не выпускала из рук посоха.

— Вы в порядке? Дюже плохо выглядите, по-моему... Чай, отроки, битву тут устроили?

Горький смех сорвался с губ пеладана, и тот с благодарностью посмотрел на женщину. Округлое раскрасневшееся лицо, прочерченное морщинами, выдавало её возраст, но ясный и живой взгляд карих глаз светился вечной молодостью.

С трудом встав на ноги, Нибулус слегка поклонился.

— Добрый вечер, сударыня. Благодарю вас...

— Что он говорит, Ним? — снова раздался голос из леса.

— Языком зря мелет, — ответила Ним, не сводя с незнакомцев сердитого взгляда. Потом, помахав посохом, она показала, что им стоит побыстрее убраться из низины следом за ней.

— Пойдёмте! Быстрей! — ворчала женщина. — Нечего здесь боле задерживаться.

Быстро, как только могли, путешественники взвалили трёх бессознательных товарищей на оставшихся лошадей и поспешно двинулись за женщиной, навсегда оставляя булькающую топь.

— Мист-Хэкель? — закричал вслед исчезающей впереди проводнице Нибулус. — Как далеко?

— Недалече, — не останавливаясь, махнула рукой Ним. Женщине это место тоже явно не нравилось. Голоса её спутников — членов семьи или односельчан — были слышны то спереди, то по бокам, а вскоре уже стали раздаваться и сзади.

Путешественников, не знающих, какая судьба им уготована, вели вперёд через беспросветный лес.

Как выяснилось, женщину звали Ним Кэдог, и жила она одна в небольшом доме всего в двадцати минутах ходьбы от той низины. Женщина явно не жаждала оставаться в вонючем болоте больше, чем необходимо.

«Ого! Ну и гонит!» — думал Гэп, стараясь вместе с остальными не отставать от селянки. Конечно же, эти края ей знакомы, в отличие от них. Пожилая женщина просто летела вперёд через чащу.

Другие селяне по-прежнему не показывались. Их поведение, по правде говоря, стало немного нервировать. Продолжая идти наравне с Ним и её подопечными, жители отказывались приближаться к путешественникам. Их присутствие выдавало лишь странное хихиканье и шебуршание, да временами мелькали тёмные силуэты.

Они шли долгих двадцать минут, а когда наконец достигли кромки леса и вышли к жилищу Ним, селяне исчезли. Скорее всего разошлись по домам. В любом случае их больше не было слышно. В царящем сумраке Нибулус и его команда могли разглядеть только смутные очертания простого деревенского домика на опушке, обнесённого невысоким частоколом. Одна дверь и два окна по бокам, — вот и всё. У калитки их поджидала Ним.

Мужчины резко остановились. Она походила на безликую тень луны — такая же молчаливая и неподвижная.

— Ним? — вопросительно обратился к ней Нибулус. Тень шевельнулась, приглашая войти.

— Сюда, — уточнила женщина, проходя через калитку и направляясь к дому.

Привязав Квинтессу и кобылу Паулуса к частоколу у входа, мужчины понемногу перетащили всю свою поклажу внутрь — в маленькую комнату, тускло освещенную четырьмя или пятью чадящими сальными свечами, установленными в небольших нишах в стене. При таком скудном освещении ничего не было видно, разве что земляной пол, выстланный сухим тростником, от которого пахло душным летом. В центре комнаты красовался огромный древний котёл, подвешенный на треноге; все его части покрывал толстый слой чёрного жира, распространявший «аромат» почище харчевни «Свинья и хрящ», которая располагалась на рынке Нижний Котёл в Нордвозе.