Посох и шляпа - Terry Pratchett

– Значит, вот он какой, – проговорил сериф. – Я слышал о нем только в сказках. И думал, что он растет из земли. Как грибы.

– В этих облаках что-то не так, – объявила Канина.

– Ты не против, если мы спустимся? – слабым голосом спросил Найджел. – Когда мы двигались, я чувствовал себя лучше.

Канина, не обращая внимания на его слова, скомандовала:

– Попробуй потереть лампу. Я хочу знать, что происходит.

Найджел покопался в мешке и вытащил лампу.

Голос джинна, довольно жестяной и очень далекий, сказал: «Почему бы вам немножко не расслабиться… пытаюсь с вами связаться». За словами последовал какой-то дребезжащий мотивчик – один из тех, которые мог бы наигрывать швейцарский домик-шале, если бы на домике можно было играть. Затем в воздухе обрисовалась дверь, и появился сам джинн. Оглянувшись по сторонам, он посмотрел на спутников.

– Ого, – хмыкнул джинн.

– Что-то случилось с погодой, – пояснила Канина. – Но что?

– Ты хочешь сказать, что вы этого не знаете? – уточнил джинн.

– Поэтому мы тебя и спрашиваем.

– Ну, мне трудно судить, но это довольно похоже на Абокралипсис.

– На что?

Джинн пожал плечами.

– Боги куда-то подевались. А согласно легенде, это означает, что на нас идут…

– Ледяные Великаны, – полным ужаса шепотом закончил Найджел.

– Говори громче, – буркнул Креозот.

– Ледяные Великаны, – громко и с оттенком раздражения повторил Найджел.

– Понимаете, боги держат их в заточении. Возле Пупа. Но когда наступит конец света, Великаны все-таки вырвутся на свободу и оседлают свои ужасные ледники, чтобы вернуть себе прежнее царство и вытоптать очаги цивилизации, оставив мир лежать обнаженным и замерзшим под жуткими холодными звездами. Даже Время покроется льдом. Видимо, происходит нечто в этом духе.

– Но при чем здесь Абокралипсис? – с отчаянием возразила Канина. – Сначала к власти должен прийти ужасный правитель, должна разразиться жуткая война, появятся четыре зловещих всадника, а потом Подземельные Измерения прорвут границу нашего мира и… Она замолкла. Ее лицо стало почти таким же белым, как снег.

– Вообще-то, оказаться погребенным под тысячефутовым слоем льда тоже не лучшая перспектива. – Джинн наклонился и выхватил из рук Найджела лампу. – Я страшно извиняюсь, но мне пора ликвидировать свое имущество в данной реальности. Увидимся. Как-нибудь.

Он исчез по пояс, а затем, едва слышно крикнув напоследок: «Жаль, что так и не пообедали вместе», – растаял совсем.

Трое всадников посмотрели сквозь завесу летящего снега в сторону Пупа.

– Возможно, это только мое воображение, – сказал Креозот, – но, может, вы тоже слышите что-то вроде скрипа и стонов?

– Помолчи, – встревоженно отозвалась Канина.

Креозот перегнулся и похлопал ее по руке.

– Выше нос, это же не конец света. – Он ненадолго задумался над своими словами и добавил: – Извини. Это просто оборот речи.

– Что же нам делать? – взвыла Канина. Найджел выпрямился.

– Думаю, – произнес он, – нам следует пойти и все объяснить.

Двое его спутников повернулись к нему. На их лицах появилось такое выражение, которое люди обычно приберегают для мессий или полных идиотов.

– Да, – чуть с большей уверенностью повторил он. – Мы должны все объяснить.

– Ледяным Великанам? – уточнила Канина.

– Да.

– Прости, я тебя правильно поняла? Ты считаешь, что мы должны пойти, отыскать ужасных Ледяных Великанов и вроде как сообщить им, что здесь, на Диске, живет куча теплокровных людей, которые предпочли бы, чтобы те не носились по миру, давя всех подряд ледяными горами, так что не могут ли Великаны как бы пересмотреть свое решение? Ты считаешь, что именно так нам следует поступить?

– Да. Правильно. В точности так.

Канина и Креозот обменялись взглядами. Найджел продолжал сидеть, гордо выпрямившись в седле, и на его лице играла слабая улыбка.

– Откуда ты взял такую индейку? – поинтересовался сериф.

– Индею, – спокойно поправил его Найджел. – Просто я должен совершить мужественный поступок, прежде чем умру.

– В этом вся довольно печальная суть дела, – кивнул Креозот. – Сначала ты совершаешь какой-нибудь мужественный поступок, а потом умираешь.

– Но что еще мы можем сделать? – спросил Найджел. Креозот с Каниной обдумали его вопрос.

– Я не особенно умею объясняться, – вполголоса заметила девушка.

– Зато я умею, – твердо сказал Найджел. – Мне все время приходится что-то объяснять.

Разрозненные частички того, что некогда было мозгом Ринсвинда, собрались воедино и всплыли сквозь толщу темного подсознания, словно поднимающийся на поверхность труп трехдневной давности.

Его сознание коснулось самых свежих воспоминаний, которые сейчас напоминали только что покрывшуюся коркой рану.

Какой-то посох… а еще боль, настолько сильная, будто между всеми клеточками его тела вбили по стамеске.

Ринсвинд вспомнил, как посох удирал, волоча его за собой. А потом был тот жуткий миг, когда появился Смерть и протянул руку. Но не к нему, а к посоху, который заизвивался, внезапно ожив.

– ИПСЛОР КРАСНЫЙ, ТЕПЕРЬ ТЫ МОЙ.

А затем…

Судя по ощущениям, Ринсвинд лежал на песке. На очень холодном песке.

Рискуя увидеть что-нибудь ужасное, волшебник открыл глаза. Первым делом он увидел свою левую руку и, как это ни удивительно, свою ладонь. Она была такой же грязной, как обычно. А он-то уже ожидал увидеть обрубок.

Похоже, стояла ночь. Пляж – или нечто вроде – простирался в сторону гряды далеких низких гор, раскинувшихся под усеянным мириадами белых звезд ночным небом.

Неподалеку от Ринсвинда на серебристом песке виднелась какая-то грубо проведенная черта. Он приподнял голову и увидел россыпь капель расплавленного металла. Это был октирон, металл настолько магический по своей сути, что ни одна кузница на Диске не могла даже нагреть его.

– О, – сказал Ринсвинд, – значит, мы победили.

И снова хлопнулся наземь.

Через какое-то время его правая рука автоматически потянулась вверх и ощупала макушку. Потом ощупала голову со всех сторон. Затем со все возрастающей настойчивостью зашарила по песку.

В конце концов она, должно быть, передала свою озабоченность остальному телу, потому что Ринсвинд подтянулся и сел.

– О черт, – пробормотал он. Шляпа, похоже, пропала. Зато он увидел небольшую белую фигурку, неподвижно лежащую рядом с ним, позади которой поднимался…

Столб дневного света.

Он гудел и покачивался в воздухе – трехмерная дыра, открывающаяся в какой-то иной мир. Время от времени из дыры вылетал шквал снега. В потоке света различались перекошенные очертания непонятных предметов, которые вполне могли быть зданиями или деталями пейзажа, искаженными странной кривизной пространства. Но Ринсвинд не мог разглядеть их как следует из-за окружающих столб высоких, погруженных в мрачную задумчивость фигур.

Человеческий мозг – удивительная штука. Он может функционировать на нескольких уровнях одновременно. Пока Ринсвинд распылял силы своего разума на стоны и поиски шляпы, потаенная часть его сознания наблюдала, оценивала, анализировала и сравнивала.

Теперь же она подкралась к мозжечку, постучала его по плечу, сунула ему в руку записку и бросилась наутек.

В записке было написано примерно следующее: «Надеюсь, у меня все хорошо. Недавнее испытание магией стало последней каплей для измученной ткани реальности. В ней открылась дыра. Я в Подземельных Измерениях. А те твари, что я вижу перед собой, – это… Твари. Было очень приятно со мной познакомиться».

Сидящая ближе всех к Ринсвинду Тварь была по меньшей мере двадцати футов ростом и походила на дохлую лошадь, которую выкопали из могилы примерно через три месяца после смерти и ознакомили с рядом новых ощущений. Как минимум одно из этих ощущений было связано с осьминогом.

Тварь не замечала Ринсвинда. Она была слишком занята тем, что сосредоточенно смотрела на свет.

Ринсвинд подполз к неподвижному телу Койна и тихонько толкнул его локтем.

– Ты жив? – спросил он. – Если нет, лучше ничего не говори.

Койн перекатился на спину и уставился на волшебника полными недоумения глазами.

– Я помню… – через некоторое время попытался вымолвить он.

– Не стоит, – перебил его Ринсвинд. Рука мальчика рассеянно пошарила в песке.

– Его больше нет, – спокойно сообщил волшебник.

Рука прекратила поиски.

Ринсвинд помог Койну сесть. Парнишка рассеянно посмотрел на холодный серебристый песок, на небо, на сидящих вдали Тварей, а затем снова перевел взгляд на Ринсвинда.

– Я не знаю, что мне делать, – признался он.

– Не страшно. Я живу с этим чувством всю жизнь, – утешил Ринсвинд. – Все годы провел как в тумане. – Он замялся. – По-моему, это называется проявлять человечность или нечто в том же духе.