Ричард Длинные Руки — гроссфюрст - Гай Орловский

Я хотел вернуться в дом, но чувство долга заставило сделать шаг в их сторону, поднял кулаки, и ночные жители, глухо ворча, отступили в темноту.

В дом я возвращаться не стал, зашел к Зайчику. Он мрачно посмотрел на Бобика, тот помахал ему хвостом и сообщил, что спал со мной на одном ложе, причем — посредине, а их хозяин — на самом краешке.

— Не могу заснуть, — признался я. — А тут еще это кладбище выпрыгнуло… поневоле в приметы начнешь верить.

Бобик подпрыгнул и предложил мчаться, ловить птиц, зверей, пугать стрекоз, топтать траву и ломать кусты. А пусть не стоят на дороге, а Зайчик с сочувствием подышал мне теплым в ухо.

— Бобик прав, — пробормотал я, — давайте-ка… съездим.

Зайчик с готовностью подставил бок, стремя приглашающе звякнуло. Я уже давно перестал расседлывать загадочного друга, как только разобрался, что ему ничего не натирает, но помалкиваю, когда ухаживают за ним другие люди.

Бобик довольно оскалился и в нетерпении подпрыгнул на всех четырех, мы такие медленные, все еще не сказали, в какую сторону поедем.

— Сам не знаю, — пробормотал я. — Наверное, все-таки вслед за Фальстронгом…

Он с места сделал рывок, я крикнул вслед, чтобы далеко не уходил, мы не в лесу, а среди людей, здесь опасно.

Крепостные стены в утреннем тумане выглядят сырыми и неопрятными, а стражники наверху — нахохлившимися воронами. Даже не ходят взад-вперед, как положено, а спят стоя, прислонившись к каменной кладке.

Я намеревался подъехать ближе и крикнуть, как там, дескать, дела, но подумал, что светиться не стоит, мое звери приметнее, чем я, их наверняка запомнили.

Отыскав небольшую группку деревьев вблизи, я оставил обоих и строго приказал:

— Ждать. И не высовываться. Я скоро. Ненадолго, поняли, морды?

Арбогастр кивнул, звякнув удилами, Бобик заискивающе повилял хвостом, дескать, а может, все-таки возьмешь хоть меня одного?

— Ждите, — повторил я и ушел.

На стене в это время что-то произошло, там появились еще трое, размахивают руками, говорят быстро, не по-утреннему. Потом все повернулись и уставились на шпиль королевского дворца.

Я посмотрел туда же, сердце екнуло и остановилось. Там двое отвязывают знамя с личным гербом Фальстронга, ветер мощно трепещет полотном и бьет по их лицам, наконец древко отделили от шпиля, я стиснул челюсти, когда этот красноречивый символ власти полетел, подхваченный ветром, косо во двор, исчез за стеной, а на его место водрузили знамя… принца Эразма!

Деревянными ногами, весь похолодев, я приблизился к стене, прокричал, подражая грубому простонародному говору:

— Эй, ребята, что там стряслось?

Они продолжали возбужденно спорить, размахивали руками, наконец один крикнул вниз:

— Король Фальстронг умер…

— Господи, — вырвалось у меня, — убит?

Он ответил недружелюбно:

— Всякое говорят, но это не наше дело. Нам как скажут, так и будет. Принц Эразм взял корону и сказал, что беспорядков не допустит.

— Еще бы, — пробормотал я. — Спасибо, буду знать.

Он крикнул вдогонку:

— И в деревне своей скажи, ничего не изменилось, кроме имени короля!.. Никаких волнений, а за всякие разговоры будут, думаю, карать строго.

— Спасибо, господин, — поблагодарил я и с гудящей головой вернулся к своим зверям.

Они смотрели на меня серьезно и с сочувствием, видят, что у меня за лицо, Бобик шумно вздохнул и, подойдя ближе, лизнул руку, дескать, зато они у меня всегда есть и оба меня любят.

— И я вас люблю, — сказал я, — очень…

Арбогастр снова подставил бок, я вдел ногу в стремя и тяжело поднялся в седло. Бобик посмотрел вопросительно, понял и пошел ровными скачками в сторону юга.

Голова гудит, словно улей с разъяренными пчелами, в ушах звон. Я мычал и бил себя кулаком по чугунному лбу, снова сглупил, поверил, согласился, уступил, а ведь был же прав, почему вот так глупо, нельзя так уж отступать перед авторитетом и почтенным возрастом, Фальстронг мудрее, но мне со стороны было виднее, чем закончится, почему не уговорил, не переубедил…

И что теперь? Наверняка Гиллеберд с принцем Эразмом, теперь уже королем Эразмом, срочно заключили мир, Эразму обещана полная поддержка в завоевании Скарляндов и даже Гиксии.

Возможно, к войску графа Меганвэйла уже мчится гонец с приказом остановить наступающие войска. Более того, вероятен и такой вариант, когда обе армии обяжут действовать заодно…

Волосы зашевелились у меня на затылке, когда представил, что вся эта мощь подойдет к Савуази. Мы не продержимся и суток, если полезут на стены по всему периметру, а войска королей Барбароссы и Найтингейла еще слишком далеко, они еще даже не подошли к границам Турнедо…

Но даже если армию вартгенцев Эразм просто отзовет на родину, северная армия Гиллеберда тут же пойдет быстрым маршем на столицу, и мы окажемся в западне.

Да, наверняка такой важный для Гиллеберда приказ уже отправлен, эта сволочь не теряет ни минуты, это я растерялся и глупо прятался у эльфов, полагая, что ах как умно провел Гиллеберда, здесь он меня не достанет, а я ему на самом деле был совершенно не нужен, он знает, как убить меня по-другому…

Мелькнула мысль как-то перехватить, убить гонца, написать совсем другое, но кто знает, какими дорогами тот несется сейчас к войску. Кроме того, всегда можно использовать голубиную почту или даже магов, что умеют переговариваться друг с другом на расстоянии…

Лагерь вартгенцев, привольно раскинувшийся в середине долины, вынырнул из солнечного марева раньше, чем я что-то придумал. Арбогастр хоть и сбросил скорость, но все же ворвался в лагерь, как черный вихрь, напугав как охрану, что не успела и рта открыть, так и стража у шатра графа Меганвэйла, перед которым мы остановились.

Бобик сразу сунулся к походному котлу проверять, чем будут кормить, а я бросил повод воинам и соскочил на землю. Меня шатало, я сам чувствовал, что бледный, как мертвец, все сосуды во мне пережаты, будто жгуты наложены даже на сердце.

— Ваша светлость, — вскрикнул один из стражей, — что с вами? Может быть, воды… в смысле, вина?

Я покачал головой и, откинув полог, шагнул в шатер, опередив бросившихся ко мне пажей и оруженосцев.

Граф расположился в удобном низком кресле, ноги забросил на специальную лавку, сапоги с него стащили, и две молодые крестьянки разминают ему уже покрасневшие ступни.

Он охнул, увидев меня.

— Сэр Ричард! Что стряслось?

Я мотнул головой девушкам.

— Вы можете идти.

Они посмотрели на графа, тот кивнул, хоть и с неудовольствием. Они тоже очень неохотно ушли, поглядывая на меня осуждающе, я хоть и знатен, но чужак, не вартгенец, нечего тут позволять распоряжаться всяким пришлым.