Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия - Юлий Циркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
54
Священным животным Балу был бык, а Анату — корова. Это очень древние земледельческие символы. Можно думать, что представление о родстве Балу и Анату возникло еще до поселения амореев в Угарите. И все же утаритяне считали Анату, в отличие от Балу, дочерью Илу, хотя, быть может, и не от Асирату.
55
Такое толкование имени Анату наиболее вероятно. Высказывались и другие предположения, как, например, то, что это имя выражает любовное желание Балу. Но подобные гипотезы отвергнуты наукой. Интересен отмечаемый исследователями миф, рассказывающий о том, как Анату поглощает плоть и кровь убитого Балу. Такой дикий, как скажет наш современник, поступок выражает стремление Анату приобщиться к своему возлюбленному, слиться с ним. С точки зрения природного объяснения мифа, перед нами олицетворенное поглощение дождя (Балу) земным источником (Анату). Непосредственно после этого рассказывается об обходе Анату различных источников. Данный текст сохранился очень плохо, и мы не знаем, с какой целью богиня совершала этот обход. Но ученые подчеркивают связь между мистическим поглощением телесной сути Балу и обходом источников, что, как они полагают, подтверждает характер Анату как богини источников и, следовательно, произведение ее имени от слова «источник» (в единственном или множественном числе).
56
Трудно сейчас сказать, почему богиня плодородия и любви, т. е. в конечном счете богиня жизни, оказывается одновременно воинственной и кровожадной. Такое объединение столь разных, казалось бы, сторон свойственно не только Анату. Подобное сочетание характерно и для Астарты у финикийцев, и для месопотамской Иштар. Что же касается вообще соединения в одной фигуре богини плодородия и богини охоты, то это могло объясняться тем, что богиня «отвечает» не только за произрастание плодов, но и вообще за снабжение людей пищей, даваемой землей, — как продуктами земледелия, так и результатами охоты. То же свойственно и южноарабскому Аштару. Видимо, такое соединение было характерно для древнейшей семитской религии.
57
Надо подчеркнуть, что воинственность Анату временами представляется чрезмерной и не оправданной обстоятельствами. Эти черты, видимо, очень древние и отражают весьма архаическую стадию религиозного развития, когда война всех против всех была в известной степени нормой жизни. Характерно, что хотя Балу был тоже воинственным богом, его воинственность более осмысленна, чем воинственность его возлюбленной Анату. И в любви Анату совершенно безудержна. Может быть, она стала воплощать не столько любовь, сколько неудержимую страсть. И данное обстоятельство, возможно, привело к тому, что в I тысячелетии до н. э. эта богиня уже не пользовалась таким почитанием, как в предыдущем. В мировой мифологии мстительность часто выступает как свойство богинь любви. На Кипре рассказывали о мести богини любви не почитающей ее местной царевне. В Греции существовал миф о сыне афинского царя Ипполите, который не почитал богиню любви Афродиту — и был сурово наказан: Афродита заставила Федру, мачеху Ипполита, влюбиться, в пасынка, а когда Ипполит отверг любовь Федры, оговорила его перед отцом, и по молению разгневанного отца боги уничтожили Ипполита. Мстительной была и греческая богиня Артемида, образ которой тоже первоначально связывался с плодородием.
58
Воинственность и охота совершенно естественно связаны друг с другом, ибо охота является в известной степени замещением военных действий в мирное время. Такой же богиней–охотницей считалась в Греции Артемида. В известных нам мифах она была одной из богинь, не подверженных чарам Афродиты, не знающей и не желающей любви. Но это, как кажется, было результатом уже более позднего развития мифологии. Артемида, несмотря на свою девственность, являлась богиней, помогающей рождению ребенка. В греческих городах Малой Азии, куда после крушения микенских государств переселилась значительная часть греков и где поэтому в большей степени сохранились предания II тысячелетия до н. э. (вспомним, что и поэмы Гомера возникли именно в этом регионе греческого мира), Артемиду изображали как кормилицу с огромным количеством грудей. Такой она была изображена в знаменитом храме в Эфесе. Артемида была сестрой Аполлона, и они вместе уничтожили детей несчастной Ниобы, когда та посмела обидеть Латону, мать Артемиды и Аполлона. И мстительность, проявившаяся в этом поступке, тоже роднит Артемиду и Анату.
59
Пользуясь современной логикой, ученые пытаются более или менее рационально объяснить эпитет Дева, часто сопровождавший имя Анату. Полагают, что слово «дева» выражает не девственность, а просто молодость богини, или что эта богиня не была собственно рождающей (но в одном мифе рассказывается о рождении ею сына от Балу), или что девственность является специфической общественно значимой чертой Анату, которую богиня не утрачивает, несмотря на любовь и рождение детей. Думается, что все объясняется проще. Мифологическим представлениям вообще не свойственна та логика, которая лежит в основе науки и повседневной деятельности человека, ибо миф и наука с ее логикой отражают разные стороны человеческого понимания мира. Поэтому и представление о том, что в мире богов возможно все, что невозможно в мире людей, и что там могут сочетаться логически самые несовместимые качества, вполне вписывается в религиозно–мифологическое мышление угаритян. Видимо, утаритяне (как и финикийцы) весьма ценили девственность, считая ее одной из высших женских добродетелей. Недаром своих великих богинь они называли девами. Таковы Рахмайу и Анату, а в Финикии — Астарта и Тиннит. Рассматривая этих богинь как дев, матерей и супруг (или возлюбленных) одновременно, люди подчеркивали свое глубочайшее уважение к ним.
60
Котару–ва–Хасису обычно имеет два имени. Правда, некоторые исследователи полагают, что это — эпитеты, заменяющие настоящее имя бога, которое нельзя произносить. Но в связи с этим надо заметить, что утаритяне, как и их соседи, а также другие народы, у которых существовал подобный обычай, чаще все же знали собственное имя бога и порой проговаривались. Как нам известно, настоящее имя Балу — Хадду, и это имя иногда появляется в угаритских текстах. На какое‑либо иное имя Котару–ва–Хасису нет вообще никаких намеков. Поэтому предпочтительно все же полагать, что это — двойное имя столь важного для угаритян бога. У финикийцев будут божества с двойным именем. Но эти фигуры возникли, вероятнее всего, из слияния двух (иногда даже трех) божеств, относительно близких в каких‑то своих проявлениях друг другу. Появилось ли двойное имя Котару–ва–Хасису таким же образом, сказать трудно. Но на эту мысль наводит еще и то обстоятельство, что Котару–ва–Хасису жил одновременно в двух местах — на Крите и в Египте, и когда его вызывали для работы, он приходил оттуда также одновременно. Может быть, действительно когда‑то произошло слияние двух богов в одном? Конечно, это только предположение, пока не имеющее никакого обоснования. Высказывалось мнение, что первое имя бога каким‑то образом связано с арабским божеством Каср. Заметим, что в утаритских текстах бог иногда называется только Котару; имя же Хасису отдельно почти не встречается. Финикийцы, как об этом еще будет сказано, имели в своем пантеоне бога Хусора, очень близкого Котару–ва–Хасису, но обладающего только одним именем. В результате чисто логических размышлений можно выстроить гипотезу, согласно которой культ старинного общесемитского бога, вынесенный амореями и ханаанеями из Аравии, встретился в Угарите с культом местного доаморейского божества, тоже покровительствующего ремеслу. А то, что ремесло появилось в Угарите еще до поселения там амореев, доказано археологическими раскопками. Этот гипотетический бог мог рассматриваться там не только как ремесленник, но и как творец мира. Возможно, что именно он отождествлялся с египетским Птахом, который в Мемфисе считался создателем вселенной, всех богов и людей (не весь Египет, а именно Мемфис назывался одной из резиденций Котару–ва–Хасису). Но для угаритян таким богом был Илу, и поэтому наиболее подходящей фигурой для объединения стал именно Котару. Если это так, то явно произошла значительная «угаритизация» этого местного бога, ибо само имя Хасису — совершенно угаритское.
Котару–ва–Хасису отождествляли с месопотамским богом Эа. В месопотамской семитской мифологии Эа являлся наследником более древнего несемитского бога Энки, чье имя говорит само за себя— «господин земли». Эа побеждает первобытный водный хаос и на нем создает свое жилище — землю. И здесь бог, отождествляемый с утаритским Котару–ва–Хасису, мыслится создателем вселенной. Но в угаритской мифологии этот бог подчинен Илу и должен выполнять его приказы, даже если они ему не нравятся. Возможно, что после объединения двух богов–ремесленников статус нового бога несколько понизился. Однако роль в жизни человечества, отводимая ему, осталась огромной. Если Илу признавался Творцом творения, создателем мира и прародителем богов, то богу–ремесленнику полагалось создавать все то, что можно назвать признаками цивилизации, и прежде всего городской цивилизации с ее архитектурой, сравнительно комфортабельной жизнью, украшениями, но также и оружием.
