Орион среди звезд - Бен Бова

«Первый шаг – прекратить военные действия. Разумеется, одно это не искоренит страсти к насилию, но, по крайней мере, остановит кровопролитие. Может быть, после этого мы научимся жить в мире?»

«Ты думаешь, это возможно?»

«У вас есть лучший план?» – задал я встречный вопрос.

«Нет, – прозвучал немедленный ответ, – честно говоря, нет».

«Тогда хотя бы помогите мне добраться до Лориса».

«Скорписы будут поджидать тебя. Мы не станем защищать тебя от них».

«По крайней мере, смогли бы вы доставить криогенную капсулу, находящуюся на моем корабле, в правительственное здание столицы Содружества?»

Патриархи снова некоторое время совещались.

«Нет, Орион. Это должен сделать ты сам».

«Вы даже не хотите сделать для меня такой мелочи? Даже ради заключения мира?»

«Вы должны сами заключить мир, Орион. Это ваша проблема, не имеющая отношения к нам».

Итак, на помощь патриархов мне рассчитывать не приходилось.

«Результатом твоего прибытия в систему Джотто может стать кровопролитное сражение».

«Последнее сражение войны», – ответил я со вздохом.

«Будем надеяться, что так».

«Благодарю вас», – сказал я, не пытаясь скрыть своего сарказма.

«Прощай, друг Орион, – прозвучал ответ. – Прощай навсегда».

Прежде чем я успел спросить, что означает последняя ремарка патриархов, я обнаружил, что уже нахожусь на капитанском мостике «Аполлона». Рядом стояла Фреда, явно не понимавшая, что со мной происходит.

– Ты хочешь есть?

Только тут я заметил, что она держит в руках поднос с горячей пищей.

– Спасибо, я не голоден, – пробормотал я.

Зачем мне было есть? Что ещё могли означать прощальные слова патриархов, кроме признания очевидного факта, что мне предстояло умереть в ближайшем сражении?

Когда в конце концов я покинул капитанский мостик и отправился в свою каюту, чтобы немного отдохнуть, мне приснился странный сон, в котором прошлое и будущее сплелись воедино. Главным действующим лицом в нем, пожалуй, был древний Византии, Новый Рим, окруженный тремя линиями могучих стен. Город, которому ещё почти тысячу лет предстояло в одиночку противостоять диким ордам варваров, после того как ночь раннего средневековья опустилась на страны Западной Европы.

Я снова был солдатом и офицером, вернувшимся в город после долгой и тяжелой кампании. Варвары, подобно горной лавине нахлынувшие из Центральной Азии, уже успели покорить несколько древних провинций Восточной Римской империи. Даже такие крупные города, как Антиохия, Пергам и Эфес уже находились под их властью.

Моя когорта в течение нескольких месяцев вела тяжелые кровопролитные бои, с трудом сдерживая натиск свирепых степных кочевников. Грустно было видеть сожженные деревни, разграбленные города, поруганные соборы. Наше отступление сопровождали столбы черного дыма, подымавшиеся к безоблачному голубому небу, своеобразные погребальные костры Великой империи. Их дым сопровождал нас повсюду, словно память тысяч невинных жертв, тщетно взывающих о справедливом возмездии.

В конце концов нам удалось закрепиться на восточном берегу пролива, отделяющего Европу от Азии. Немногое удалось нам спасти от ещё недавно необъятной империи, но мы готовы были довольствоваться и малым. Великий Византии по-прежнему оставался свободным.

Отступление стоило нам жизней нескольких тысяч хороших солдат. От моей когорты осталась едва ли одна манипула. Но как бы ни велики были наши потери, нам не в чем было упрекнуть себя. Варвары были истощены так же, как и мы, а их потери ещё значительнее.

Сражение прекратилось, по крайней мере на какое-то время, и я получил возможность вернуться в Византии для лечения и отдыха. Изможденный, с болью в сердце и наконечником стрелы в правом бедре, я въехал в город на старой лошади, измученной не меньше меня. Мои немногочисленные пожитки были приторочены к луке седла у меня за спиной.

Стража у городских ворот едва ли заметила меня, да и кого мог заинтересовать возвращающийся из армии солдат; все её внимание было приковано к богатому купцу, ехавшему на породистой лошади впереди большого каравана тяжело нагруженных мулов. Несомненно, стражники рассчитывали на получение хорошей взятки за право беспрепятственного допуска каравана в пределы столицы.

Я медленно ехал по кривым улочкам старого города, смакуя его неповторимые запахи, вслушиваясь в звуки его шумных улиц, радуясь оживленным лицам случайных прохожих.

Уличные торговцы наперебой расхваливали свои товары. Владельцы крупных лавок степенно беседовали с солидными клиентами о последних ценах и о погоде. Дурманящие ароматы жареной баранины, лука и заправленного пряностями вина приятно щекотали ноздри.

Над низкими крышами домишек рыночного квартала парил в голубом небе величественный купол храма.

Я направил к нему свою усталую лошадь.

Если все равно я должен возблагодарить Создателя за счастливое избавление от многочисленных опасно-военного похода, почему бы мне не вознести сваи в самом большом и знаменитом храме? – подумал я.

Правда, где-то, в самой глубине моего сознания, меня продолжал точить червячок сомнения, происходит все это со мной наяву или я вижу волшебный сон, находясь совсем в ином месте. Но это обстоятельство не слишком беспокоило меня.

В самом деле, какая разница, решил я. Я жив и обязан принести мои молитвы Господу и Его Святым за все, что они сделали для меня, и за упокой души моих павших товарищей.

Наконец я выехал на широкую, вымощенную брусчаткой площадь перед собором.

– Эй, ты, не смей привязывать свою клячу здесь! – услышал я неприятный дребезжащий голос.

Я оглянулся и увидел тощего грязного старикашку в мерзких лохмотьях, грозившего мне высохшим кулачком.

– Эта коновязь предназначена для благородных господ, родителей и гостей жениха и невесты. Найди для своего коняги другое место.

Что и говорить, стоявшие у входа в храм холеные лошади были не чета моему бедному старому коню, у которого можно было пересчитать ребра.

– Эти проклятые солдаты думают, что им все дозволено, – не унимался старый хрыч. – Сражались бы лучше с варварами, а не лезли туда, куда их не просят.

Не сказав ни слова, я отвел своего скакуна к самой дальней коновязи и привязал его там.

– Мою лошадь и пожитки я оставляю на твое попечение, старик, – сказал я, вернувшись к главному входу и наполовину вытаскивая из потрепанных ножен мою добрую саблю с эфесом, украшенным драгоценными камнями, пожалуй, единственную ценную вещь, имевшуюся в моем багаже, за исключением вот этого клинка. – Он пролил кровь большего числа варваров, чем имеется волосинок в твоей поганой бороденке. Если по возвращении из храма я не найду моего коня и вещей, я познакомлю тебя с ним.

Глаза старого пройдохи сверкнули от злости, но на, «тот раз он благоразумно придержал язык. Я повернулся и вошел в храм. Внутри было холодно и темно, освещен был только один из боковых приделов, где происходило бракосочетание. Там стояли хорошо одетые люди, по всей видимости, хозяева тех лошадей, что я видел снаружи.

Преклонив колени на каменном полу, я едва мог видеть огромную мозаичную фигуру Христа, выложенную на внутренней поверхности центрального купола. Тусклый свет падал на неё сквозь цветные стекла многочисленных окон.

Справа от главного входа, рядом с массивной мраморной купелью, стояла статуя Святой Софии. Как ни странно, но черты лица Святой, вырезанные умелой рукой художника из потемневшего от старости дерева, показались мне на удивление знакомыми. Я припомнил, что уже видел их однажды у другой статуи в Афинах. Та статуя, изваянная рукой знаменитого языческого скульптора, была посвящена Афине Палладе, покровительнице знаменитого города древнего мира.

И хотя облачение обеих статуй было совершенно различным, я без труда узнал её характерные черты.

Мне показалось, что она улыбается мне, наполняя блаженным теплом мое истерзанное сердце.

Я не стал долго задерживаться в храме. Произнеся короткую благодарственную и чуть более пространную поминальную молитву Спасителю, я вышел из собора, опасаясь за судьбу своих пожитков и лошади. Физиономия старого хрыча не внушала мне особого доверия.

Мои опасения оказались напрасными. Старикан стоял на прежнем месте, наблюдая за лошадьми богатых прихожан. Рядом с ними мой собственный конь выглядел и впрямь не слишком прилично.

– А что, солдаты теперь не платят людям, которые сторожат их лошадей? – проворчал он, когда я проходил мимо.

– У солдат не бывает денег, пока им самим не заплатят, – огрызнулся я, – а никто из нас не видал и медной монеты с того времени, как мы покинули этот город несколько месяцев тому назад.

– Скажи это кому-нибудь другому, – фыркнул он, явно не поверив ни одному моему слову.

Меня поставили на постой в семье, жившей за пределами городских стен. Трудно было ожидать, что лица хозяев расцветут от радости при моем появлении. Я был для них лишним ртом или, скорее, даже двумя, если принимать в расчет моего коня. Семья и без того едва сводила концы с концами, воспитывая пятерых детей, старшему из которых минуло чуть больше десяти лет.