Муж объелся груш - Татьяна Веденская

– Слушай, ты так не ела никогда, – восхитился Федор. – Мстишь за голодный год?

– Вкусно же. А тебе невкусно?

– Очень вкусно, – согласился он. – Но я бы предпочел продолжить начатое.

– Ты о чем? – не сориентировалась я.

– О том. Пошли-ка обратно в ванну.

– Ты недостаточно чистый?

– Я недостаточно удовлетворенный, – развел руками он и потащил меня обратно. – Ты наелась? Дай и другим.

– Ты совершенно невозможный.

– А я тебя предупреждал, – усмехнулся он. – Я такой.

– Дай хоть коньяку с собой взять, – попросила я жалобным тоном.

– Алкоголичка. Бери. Или ладно, остаемся здесь. Чего я это, тут же кровать!

– Ты только заметил? – ехидничала я. Да, Новый год приобретал определенный характер. До самого утра мы попеременно ели салаты, пили то коньяк, то шампанское, занимались любовью и смотрели старые советские фильмы по разным каналам. Под утро мы устали и уснули, пьяные и счастливые, оставив вокруг себя беспредел из остатков еды и грязной посуды. А потом было утро.

Утро первого января, оно редко для кого бывает добрым. Но в защиту себя я могу сказать только, что, дожив до своих уже не юных лет, я впервые так откровенно перебрала и не рассчитала нагрузку и собственные силы.

– Мам. Ма-ам! Ты спишь? – очень громко спросила Сонька, с удивлением глядя на меня, замотанную в одну простыню, и на Федора, лежащего вообще без всего.

– Сонечка, а ты чего? – спросила я, с трудом разлепляя глаза. – Уже проснулась? Не кричи, что ты кричишь так.

– Я не кричу. А дядя Федя голый? – уточнила Соня. Лицо у нее было заинтересованное, в руках огромная кукла, которую она еле держит, такая она тяжелая.

– Да, зайка. Давай-ка мы его прикроем, – деловито засуетилась я, стаскивая плед с кресла и набрасывая его на любовника. Господи, почему мы забыли закрыть дверь! Вот ведь пьянь, как я могла. Кошмар. Как же мне плохо.

– Мам, а ко мне Дед Мороз прилетел, – счастливо поделилась дочь.

– Да что ты. И что, это от него? – я исхитрилась стянуть с кресла свой халат, пока заговаривала ей зубы. Впрочем, Соня уже выбросила из головы все мысли о спящем дяде, так как весь ее мир состоял из этой куклы.

– Мама, она такая… такая… Она прекрасна! Просто чудо! Мам, у нее есть второе платье. Она ногой шевелит. Можно, я буду ее мамой? Можно, я ее искупаю? А чем ее покормить? Можно, я ей дам кашки?

– Ты счастлива? – спросила я, уже уладив вопросы приличий. – Судя по твоей мордашке, все хорошо.

– Ой, да. Я счастлива. Мама, а кашка будет?

– Давай-ка ты иди чисти зубки, а я пока подумаю, что бы вам обеим дать на завтрак, – выговорила я, с трудом преодолевая приступ тошноты. Мир перед глазами кружился, и я уже понимала, что вчера хватила лишку. Не стоило так явно себе потакать. И заливное, кажется, не очень удалось, хотя казалось и вкусным, и свежим. Или коньяк с шампанским было нельзя мешать? Правда, нельзя сказать, чтобы мы выпили много. Нет, наверное, заливное было несвежим. Хотя не понимаю, как и когда оно могло протухнуть, если я самолично его делала. А может, сама рыба была тухлой. При мысли о тухлой рыбе мне стало еще хуже. Я сглотнула и толкнула Федю.

– Мистер, а мистер! Поднимайтесь, а то тут уже ребенок проснулся, а вы, пардон, без трусов.

– А, что? Ох, – потянулся счастливый и, кажется, совершенно здоровый Федор.

– Оденься, слышишь. Сонька в ванной, зубы чистит, но сейчас вернется, – зашипела я.

Федор подскочил.

– Она нас видела?

– А то! – развела руками я. – В полном объеме.

– В смысле? – вытаращился он. – Все-все?

– Что? А, нет! – вскрикнула я. – В смысле, только твою задницу. Ты дрых, обнявшись с подушкой. Но все-таки ничего хорошего в этом нет.

– Это точно, – кивал он, натягивая на себя вчерашний костюм.

– Какой костюм, с ума сошел. Надень шорты! – зашипела на него я.

– Ладно-ладно, успокойся. В конце концов, ничего такого она не видела. Мы же живем вместе, чего тут страшного.

– Ой, слушай, – простонала я. – Я сейчас не совсем готова это все обсуждать. Видела и видела. Фиг с ним. Что-то я, кажется, чем-то вчера отравилась.

– Плохо? Тебе плохо? Что сделать? Может, водички дать? Или знаешь, может, тебе пососать дольку лимона? Кисленькое снимает похмелье. – Федор вскочил и нашел на столе нарезанный лимон. – Вот.

– Давай, – согласилась я и запихнула кислый кусочек в рот.

– Сейчас я тебе чаю сделаю. Не понимаю, чем ты могла отравиться.

– Может, заливным? – поделилась сомнениями я.

– Нет, оно было очень даже ничего. Отличная рыбка, я ее тоже ведь ел.

– Какая гадость эта ваша заливная рыба, – вдруг выдохнула я и помчалась в туалет. Меня вывернуло так, что отпали последние сомнения. С приготовлением рыбы мне надо завязывать. Не умеешь – не берись, а то так потравишь весь народ. Говорила же мама, что у меня руки-крюки.

– Ты как? – взволнованно стучался в дверь Федя.

– Мам, ты заболела? – беспокоилась Соня.

– Не то слово! – шептала я, старательно обнимаясь с унитазом.

Я не помнила ни одного случая в жизни, чтобы мне было так плохо. Все мои попытки подняться заканчивались полнейшим провалом. Только через полчаса я, бледная и даже, скорее, зеленоватая, шатаясь и держась за стенку, выбралась из мест не столь отдаленных.

– Господи, может, вызвать врача?

– Не знаю, – замотала головой я.

– Сделать тебе чаю? – предложил Федя. – Можно выпить крепкого чая с сахаром, мне помогало. Что ж ты, мать, так набралась-то? Вроде бы и не пила.

– Замолчи, – взмолилась я. – Не надо чаю. Не надо ничего. Положите меня на диван. Или лучше убейте меня.

– Ну уж нет. Ты нам живая нужна, – улыбнулся Федя, присаживаясь на край дивана. – Отдыхай.

– Соне кашку. Ой, не могу даже шевелиться, – простонала я. – Принесите мне тазик. А то вдруг чего.

– Я все сделаю. Лечись. Может, тебе стопку выпить? Все как рукой снимет.

– Не снимет, – замотала головой я.

Мне хотелось одного – лежать не шевелясь и не думать ни о какой стопке. От любой мысли о еде хотелось вывернуться наизнанку и забиться в конвульсиях. Вот тебе и Новый год. Говорили мне, что нельзя голодать. Может быть, это реакция на диету? Хотя какая, к черту, диета, если Федор давно меня уже от нее отучил?

– Ну что, получше? – тихонько спросил меня он, ставя рядом тазик. Вместо ответа я еле успела схватить тазик, прежде чем меня, соответственно, снова согнуло пополам.

– Не лучше, – прошептала я через минуту.

– Я понял, – грустно вздохнул он. – Дай-ка я это… приберу.

– Ладно, – кивнула я и откинулась на подушку. Только к вечеру мне стало хоть как-то легче, хотя сказать, что я поправилась, я тоже не могла. Новый год, который мы встретили столь бурно и счастливо, теперь выглядел не столь романтично. Но надо заметить, что во всей этой ситуации Федор вел себя очень достойно и даже погулял с Соней, пока я пыталась чуть-чуть поспать. Если бы у меня были силы, я бы, наверное, решилась его поблагодарить. Но сил у меня не оставалось, так что… Благодарности откладывались. А ведь завтра меня ждала к себе в гости мама! Она даже специально позвонила и уточнила, приеду ли я. Теперь оставалось хоть ползком, но оказаться там. Надо было срочно приходить в себя.