Изумрудный дождь - Линда Ли

— Но это не то, о чем вы думаете.

Забыв про репортера, Николас начал озираться вокруг в поисках бутылки.

— Тогда что это? — выпалил Смайт. Николас обернулся на голос, и комната поплыла у него перед глазами.

— Что вам надо? — заплетающимся языком поинтересовался он.

— Вы только что сказали, — напомнил Смайт, — что то, что я думаю о Джее, неверно. Ах да, этот Джей. Лгунья, предательница. Угасший было гнев разгорелся с новой силой.

— Вы не нашли вашего художника, Смайт, потому что не того искали.

— Не того? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что вы, конечно, искали мужчину.

— И что?..

Николас наконец увидел еще один хрустальный графин, на этот раз с портвейном. Неверной походкой подойдя к столику, он с пьяной решительностью снова налил бокал до краев.

— Да ничего! Просто Джей — женщина. Поняли, Смайт? Женщина! — И Николас с болью в голосе тихо добавил: — Красавица с белокурыми волосами и изумрудно-зелеными глазами, представляете?

— Элиот Синклер! Жена Чарлза Монро! — ахнул репортер.

Николас так резко повернулся к нему, что выплеснул на ковер чуть ли не полбокала.

— А что вы хотите, мистер Дрейк? — пожал плечами Смайт. — Я репортер. Несколько лет назад ходили слухи о вас и мисс Синклер. Я попробовал докопаться до истины. Но вы уехали из Нью-Йорка, и уехали надолго, а она вышла замуж за другого. Я решил, что ошибся. И забросил это дело. Иисусе! — присвистнул он. — Подумать только, Джей оказался женой Чарлза Монро! — Он посмотрел на Николаса: — Вы ее все еще любите? Поэтому и вернулись?

Лицо Николасв приняло угрожающее и холодное выражение.

— Вы начинаете злоупотреблять моим гостеприимством, Смайт.

— Конечно, конечно, — заторопился репортер. — Еще раз простите великодушно, что потревожил вас. Он опрометью выскочил из кабинета. Николас остался один. Голова шла кругом, в груди сидел тугой ком боли.

«Боже мой, что я натворил?» — презирая себя, подумал он. И, размахнувшись, запустил хрустальный бокал в погасший камин.

Глава 32

ТАЙНА М. М. ДЖЕЯ РАСКРЫТА

Для тех из нас, кто бился над разгадкой личности М. М. Джея, мучения закончились. Наш скрытный художник наконец объявился и оказался не кем иным, как Элиотом Монро, женой Чарлза Монро, видного гражданина нашего города, и невесткой Руперта Монро. Ваш репортер узнал из достоверного источника, что деятельная великосветская дама тайком занималась живописью многие годы. Возможно, Руперт Монро и смотрит сквозь пальцы на тайные занятия своей невестки. Но видел ли он ее вызывающе дерзкие картины?

Эйбл Смайт»

— Как ты мог? — Мириам стояла на пороге столовой. Николас только что закончил завтракать. Голова просто раскалывалась от боли. Он убеждал себя, что отвратительное самочувствие — результат выпитого вчера в непомерном количестве спиртного. Отчасти это было правдой. Но он только что просмотрел утренний номер «Таймс» и не желал думать о том, что почувствовал, прочитав заметку Смайта. Вину? Стыд? Если бы так. Было глубокое понимание того, что, открыв тайну М. М. Джея, он нанес Элли глубокую и мучительную рану.

— Что я мог, Мириам? — раздраженно спросил Николас.

Сестра с решительным выражением лица шагнула в комнату.

— Вот это! — прошипела она, швырнув ему в лицо газету. — Как ты мог такое сделать?

— Спасибо, но у меня есть свой экземпляр.

— Замечательно! Мистер Дрейк обзавелся собственным экземпляром своего предательства!

— Какое еще к черту предательство! — взревел Николас, вскакивая из-за стола. Стул, на котором он сидел, с грохотом упал на пол.

— Твое, какое же еще! — крикнула в ответ Мириам, ничуть не испугавшись. — Только ты мог рассказать то, что написал этот щелкопер.

— Ты знала?

— Нет! Я узнала об этом, как и все, сегодня из утренней газеты. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что «достоверный источник» — это ты! Ты это сотворил!

— Да с чего ты решила, что это я?

— Потому что ты единственный, кто так ненавидит Элиот Синклер, что готов пойти на все, чтобы побольнее обидеть ее!

У Николаса на скулах заиграли желваки.

— Я не старался ее обидеть! Ну а если даже и так, тебе-то какое дело?

Мириам посмотрела на него странным взглядом.

— Я много раз жалела, что ты мой брат. Но никогда так сильно, как сейчас. Ты достоин порицания, Николас Дрейк. — Она вздернула подбородок и стала смотреть поверх его головы в окно. Потом плечи Мириам поникли, и с изменившимся лицом она тихо спросила: — Отчего одна-единственная семья наплодила так много равнодушных и бессердечных людей? — Она посмотрела брату в глаза и с мольбой спросила: — Николас, почему она это сделала?

Он непонимающе уставился на нее.

— Я о маме, — пояснила Мириам. — Почему она покончила с собой? Ты же знаешь ответ. Стены комнаты вдруг начали смыкаться вокруг него.

Дрейк посмотрел на сестру.

— Почему я должен это знать? — сдавленно спросил он.

— Я тогда поняла по твоим глазам. Пусть я была ребенком, но уже хорошо тебя знала, я молилась на тебя и очень любила.

«Вот как? Может быть, она и правда любила меня?» — неожиданно для себя подумал Николас.

— Николас, пожалуйста. Я всегда чувствовала, когда у тебя было что-нибудь не так. Скажи мне, что ты знаешь. В наступившей тишине было слышно только громкое тиканье настенных часов.

— Ты ошибаешься. Я понятия не имею, отчего мама покончила с собой, — солгал Николас.

Элли сидела в своей комнате и смотрела сквозь прозрачные тюлевые занавески в окно, на толпу, собравшуюся перед особняком из гранита и мрамора, в который она вложила столько сил. По саду шныряли репортеры, равнодушно затаптывая посаженные ею цветы и недавно подстриженные газоны. Но она этого не замечала. Душа ее омертвела.

Николас рассказал.

Элли понимала, что здесь нечему удивляться. Он по праву ненавидел ее. Она страшно его обидела. Вот он и отомстил. Но, отыгравшись на ней, он причинил неприятности и многим другим людям. Впервые Элли вынуждена была признать: Николас оказался прав, сказав, что она его очень плохо знает. Как она могла так ошибиться в горячо любимом человеке?

Ей пришла в голову безумная мысль, что все ее несчастья — это последствия любви к Николасу Дрейку. Она уже решила, что ее разбитая жизнь начала потихоньку устраиваться. У ее сына было законное имя, а сама она обрела уверенность, снова начав писать.

Да, она повела себя глупо, забыв про ультимативные требования своего мужа. И никогда себе не простит, если ее легкомыслие навлечет неприятности на сына. — Элли! — резко обратился к ней Чарлз.

Она не ответила, а продолжала смотреть в окно с любопытством разглядывая незнакомые лица людей высматривающих М. М. Джея. «Как странно, — подумалось ей, — я — и вдруг знатная дама»..

— Я жду, Элли! — пришел в ярость Чарлз. Поняв, что муж не оставит ее в покое, она с трудом перевела взгляд с толпы под окнами на него.

— Что ты хочешь от меня услышать, Чарлз? Кровь бросилась ему в лицо.

— Скажи, что все это неправда!

Элли вздохнула и снова повернулась к окну:

— Я не стану тебе лгать.

— Вот как? Все эти годы ты только и делала лгала. Отчего такая перемена?

Вообще-то она никогда не утверждала, что не занимается живописью. Но входить в бессмысленное обсуждение деталей ей не хотелось. Пусть будет так, как хочет он, пусть считает, что она все время лгала. В любом случае правда вышла наружу и назад пути нет. Неожиданно Чарлз рухнул перед ней на колени и принялся ловить ее руки.

— Скажи им, что это неправда. Мы выкрутимся.

Дай Смайту достойный ответ, Элли. — Он умоляюще посмотрел на нее: — Я люблю тебя. И буду всеми силами защищать, если ты опровергнешь то, что написано в газете. Она провела рукой по его щеке:

— О, Чарлз…

— Элли! Элли!

В комнату ворвался Джим. Он дышал так тяжело, как будто всю дорогу бежал.

— Что случилось, Джим?

— Это посыльный, это точно посыльный! Чарлз поднялся с колен и подошел к Джиму.

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он.

— Картины! Из подвала! Их украл сегодня утром посыльный!

— Я ничего не понимаю! Элли оцепенела.

— Да посыльный, который принес продукты с рынка. Ханна, как всегда, попросила его отнести все на кухню. А теперь прекрасные картины Элли пропали! Барнард велел мне бежать и рассказать об этом вам.

— Черт! — выругался Чарлз. — Там еще были картины? — Он повернулся к Джиму: — А ты где был? Стоял, как всегда, разинув рот?

Джим испуганно отпрянул.

— Не ругай Джима, Чарлз. Это моя вина.

— Господи, вот устроила всем нам веселую жизнь! — хватаясь за голову, в сердцах воскликнул Чарлз. — Надо обо всем рассказать отцу. Ну и разозлиться же он!

Элли хотелось крикнуть мужу, что пора улаживать свои дела самому, а не бегать по всякому поводу к папочке за советом .Да разве сейчас это играло какую-нибудь роль? «Глупо надеяться, что взрослый человек вдруг изменится», — подумала она и вновь окунулась в туман спасительного забвения.