Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим

Нынешняя защита от международных угроз и кризисов – от глобального потепления и истощения природных ископаемых до распространения ядерного оружия, наркоторговли, фундаментализма и прочих – возникла потому, что иерархия государств постоянно меняется и само применение государственной власти выглядит совсем не так, как раньше. При близком их сравнении мы можем быть неприятно удивлены. Каждая новая бойня, бомбежка или экологическая катастрофа вновь и вновь заставляют нас содрогаться, и, похоже, достигнутые тяжкими усилиями неоднозначные результаты конференций и саммитов служат слабым утешением. Может показаться, что ответственность за это ни на ком не лежит. Это чувство и тенденции, которые оно порождает, будут сохраняться. Но искать существующего или нового гегемона либо же клуб элитных стран, которым можно было бы передоверить управление, довольно глупо. Ключи к разрешению новых проблем международного сотрудничества, а в конечном итоге и раздела планеты замаячат на горизонте тогда и там, когда и где власть будет легче обрести, но тяжелее использовать и даже просто сохранить.

Глава 8

Бизнес не по правилам

Господство корпораций под угрозой

В течение десятилетий тон в нефтедобывающей промышленности задавали “семь сестер” – группа гигантских, вертикально интегрированных компаний вроде Exxon и Shell. “Большая пятерка” контролировала бухгалтерию, “большая тройка” контролировала автопром, и столько же телекомпаний делали погоду на телевидении. Чуть позже та же ситуация сложилась в сфере информационных технологий, где моду диктовали две компании по выпуску компьютерного оборудования и программного обеспечения. Данная схема превалировала и во многих других отраслях: горстка компаний плотно контролировала соответствующий сегмент рынка. Они были так крупны и богаты, глобальны, влиятельны, так прочно сидели на своих местах, что вытеснить их оттуда казалось нереально.

Но теперь все не так. Сегодня нет такого сектора мировой экономики, который бы не избавился от этих закоснелых структур, а борьба за место на вершине жестка, как никогда. Shell, IBM или Sony еще могут занимать лидирующие позиции, но и они прекрасно видят, как падает их рыночный потенциал и ослабляется давление на конкурентов, как новые игроки шаг за шагом вытесняют их с рынков, где они когда-то безраздельно властвовали. Более того, ушли в небытие те корпорации, названия которых были на слуху в любой семье: легендарный бренд Kodak, прекративший свое существование в 2012 году, лишь один из немногих, почивших на свалке истории.

Ныне списки ведущих компаний регулярно пополняются новыми названиями, многие из которых появились в странах, не бывших в прошлом колыбелью популярных марок: в их числе – Эстония (Skype), Индия (Mittal Steel), Бразилия (Embraer), испанская Галисия (Zara). И независимо от того, новички они или нет, ведущие бренды уже не уверены в том, что их пребывание на вершине будет таким же длительным, как у компаний прошлого.

Мы не говорим, что на смену одним махинам придут другие. Пространства, где некогда главенствовали одни лидеры, сплошь и рядом заполняют группы совершенно других игроков, опирающихся на новые правила, источники власти и жизнеспособные стратегии. Изменилась сама природа власти, которой упивались когда-то компании прошлого и их собственники.

Почему? Диаметрально противоположный пример (а значит, и яркая иллюстрация) – нефтяная промышленность. “Семь сестер” – компании, доминировавшие в этой области с 1940-х по 1970-е годы, не просто оказались заменены другими, точно такими же компаниями, дело в том, что нынешняя нефтяная промышленность более фрагментирована и менее интегрирована вертикально. Создание новых фьючерсных рынков и увеличение объемов нефти, торгуемой в ходе спотовых сделок, серьезнейшим образом изменили характер нефтяной купли-продажи. Отрасль наводнили новые “независимые”: небольшие компании, которые конкурируют, а в некоторых случаях даже опережают таких гигантов, как ExxonMobil, Chevron и BP. В числе новых игроков нефтяной индустрии присутствуют также компании с государственной формой собственности, которые стали конкурентоспособнее и гораздо уверенней распоряжаются энергоресурсами своих стран. Гигантские хедж-фонды, пользующиеся беспрецедентным влиянием на собственность, отчетность и финансы, стали неотделимой частью нефтяного сектора и вполне способны вести себя как держатели акций крупных компаний или поставщики финансов малым фирмам. В прошлом только “семь сестер” имели доступ к серьезным денежным ресурсам, необходимым для выхода на нефтяные рынки. Сегодня благодаря сочетанию новых игроков (хедж-фонды, частные акционерные компании), новым финансовым инструментам (деривативы) и прочим институциональным механизмам (новые фондовые биржи) малые компании вполне в состоянии привлекать капитал, необходимый для полноценного участия в проектах, бывших ранее прерогативой только нефтяных гигантов. Разумеется, всем этим игрокам приходится выдерживать беспрецедентное внимание и вмешательство со стороны правительств, акционеров-активистов, групп по защите окружающей среды, компаний-инвесторов, профсоюзов, СМИ – и это еще далеко не все.

Как говорил мне Паоло Скарони, генеральный директор итальянского нефтяного гиганта ENI: “Вспоминая, как принимали решения и как вели свой бизнес главы ведущих нефтяных компаний в 1960-х, 1970-х и 1980-х годах, я неизменно поражаюсь той свободе и самостоятельности, которой они пользовались. С высоты моей должности четко видно, что в наше время гендиректор любой нефтяной компании обладает гораздо меньшими полномочиями, чем наши предшественники{242}.

Нечто подобное происходит и в банковской сфере. Несколько солидных банков стали банкротами либо были поглощены другими банками вследствие глобального финансового кризиса, поразившего мир в 2008 году, что в свою очередь привело к дальнейшему укрупнению. К 2012 году пять банков (JPMorgan Chase & Co., Bank of America Corp., Citigroup Inc., Wells Fargo & Co., а также Goldman Sachs Group Inc.) располагали активами, сумма которых равнялась половине от всей экономики США. В большой степени это относится и к Великобритании, где последние двадцать лет в банковском секторе доминировала “большая пятерка”: Barclays Plc, HSBC Holdings Plc, Lloyds Banking Group Plc, Royal Bank of Scotland Group Plc, а также Santander U. K. Plc (называвшийся ранее Abbey National Plc, пока в 2004 году его не приобрел испанский Banco Santander){243}. Но за последние несколько лет опасения общества, подогреваемые финансовым кризисом и скандалами вроде тех, что разыгрались из-за махинаций с процентными ставками в банке Barclays или незаконными денежными операциями с участием HSBC и Standard Chartered, вызвали противоположную реакцию, что в свою очередь породило шквал новых должностных инструкций, резко ограничивших традиционно высокую автономию этих банков. Кроме этого, по новым игрокам, таким как британский предприниматель Ричард Брэнсон, чей банк Virgin Money приобрел хиреющий Northern Rock Plc с намерением превратить его в мощный инструмент финансовой поддержки населения, хорошо заметно, какое конкурентное давление испытывают зубры банковского сектора. Как заявил в 2012 году ежемесячнику Bloomberg Markets один аналитик: “Сейчас на рынке Великобритании происходят еще не виданные в новейшей истории структурные изменения”{244}.

Но основным крупным банкам бросают серьезный вызов хедж-фонды и прочие новые игроки финансового рынка, имеющие доступ к ресурсам не меньшим, чем те, которыми располагают большие банки; при этом они действуют активнее и гибче. В начале 2011 года, когда суматоха в мировой экономике еще не улеглась, вот что писала о здоровье хедж-фондов газета Financial Times:

Согласно новым данным, во второй половине прошлого года хедж-фонды из первой десятки заработали для клиентов 28 миллиардов долларов, что на 2 миллиарда больше, чем вся чистая прибыль Goldman Sachs, JPMorgan, Citigroup, Morgan Stanley, Barclays и HSBC. Но если даже в самых крупных хедж-фондах количество персонала не превышает нескольких сотен человек, то общее число сотрудников шести банков составляет один миллион. Согласно имеющимся данным, за время своего существования фонды из первой десятки заработали для инвесторов в общей сложности 182 миллиарда долларов; один Quantum Fund Джорджа Сороса с момента основания в 1973 году заработал для клиентов – за вычетом всех расходов – 35 миллиардов долларов. Однако в затылок фонду господина Сороса дышит Paulson & Co Джона Полсона – лидер среди хедж-фондов по количеству заработанных для инвесторов денег (во второй половине 2010 года его чистая прибыль достигла 5,8 миллиарда долларов){245}.