Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916 - Александр Петрович Извольский

Все это произошло так быстро, что не было замечено никем, кроме тех, кто находился близко к императору. Как уже говорил, я был в их числе и в настоящий момент являюсь единственным очевидцем этого инцидента, оставшимся в живых. После церемонии всем, кто видел это, было приказано не говорить об инциденте, и до сих пор он не был никому известен.

Если я остановился на описании этого инцидента, который может показаться незначительным, то лишь потому, что знаю, какое глубокое впечатление было произведено им на Николая II и насколько он увеличил его врожденную склонность к фатализму. Он увидел в этом предупреждение о грядущих испытаниях, которые он решил перенести как исходящие от божественной воли и которые в конце концов действительно перенес с необычайным спокойствием и смирением.

Первые годы царствования Николая II были относительно благополучными, и в течение этого периода мировоззрение Николая II постепенно принимало те формы, которые обнаружили себя в последующую эпоху начала революционного движения 1905 года и Русско-японской войны.

Это мировоззрение складывалось под влиянием ряда неблагоприятных условий. Слабость характера императора, развитие которой раньше подавлялось непреклонной волей Александра III, и настойчивые усилия советников прежнего царствования склонить Николая II к поддержанию традиций его отца, и неразумное поведение таких министров, как Сипягин и Плеве, и авантюры Безобразова — определяли события этого периода царствования Николая II. Наконец, склонность к мистике и вера в чудесное оказывали столь серьезное воздействие на императора, что создавали возможность для установления на него влияния таких проходимцев, какими были медиум Филипп и мужик Распутин.

Если к государственным людям типа Победоносцева можно еще относиться с некоторым уважением, поскольку они обладали несомненными дарованиями в практической деятельности, то что можно сказать о министрах, единственной целью которых было снискать себе расположение государя, посредством восхваления его реакционного настроения? К министрам этой категории относится Сипягин, министр внутренних дел, который получил этот пост благодаря семейной близости его к одному из виднейших представителей реакционной партии — графу Шереметеву.

Это был министр, которым владела мысль о введении при русском дворе традиций царствования Алексея Михайловича, второго царя из рода Романовых, отца Петра Великого. Этому уважению перед памятью царя Алексея, которое питал Николай, следует приписать то, что он дал своему наследнику имя, бывшее не в моде у русских государей со времени трагической смерти сына Петра Великого, несчастного царевича Алексея, который сопротивлялся прогрессивным реформам своего отца и был им принесен в жертву во имя интересов государства.

Это стремление воскресить времена Алексея Михайловича принимало иногда картинные формы, как то было, например, в одну из зим, когда в придворных кругах и в высшем обществе только и думали об устройстве маскарадных балов в залах Зимнего дворца, отличавшихся полуазиатской роскошью, которая характеризовала двор времен царя Алексея Михайловича.

Я был в это время за границей и знаю о происходившем только со слов присутствовавших, которые давали о нем восторженные отзывы.

Императорская чета, одетая в костюмы, выгодно оттенявшие моложавую внешность императора Николая и величественную красоту императрицы Александры, представляла царя Алексея и царицу Наталью. Великие князья и великие княгини так же, как и члены высшего петербургского общества, соперничали друг перед другом количеством дорогих мехов и драгоценных камней.

Эти балы, которые были не только чудесным зрелищем, но являлись как бы символом политического направления императора и его советников, закончили первую половину царствования Николая II, чтобы уступить свое место другим, более тяжелым и тревожным настроениям, отметившим вторую половину его царствования.

Сипягин в это время имел в своей официальной резиденции в Петербурге комнату, отделанную в стиле апартаментов царей в древних кремлевских дворцах, и принимал там императора Николая, сохраняя все детали этикета, принятого при московском дворе в XVII веке. При этих посещениях император играл роль Алексея Михайловича, а Сипягин — боярина Морозова, всесильного министра царя.

В то время как император и его странный министр внутренних дел забавлялись этими невинными маскарадами, настоящая роль Морозова выполнялась Победоносцевым.

Влияние этой зловещей фигуры давало о себе знать во всех отраслях государственной жизни, и его деятельность все более и более вызывала негодование среди просвещенных слоев русского общества и создавала оппозиционные или даже революционные настроения в стране.

Метод, которым пользовался Сипягин и его окружение, заключался в том, чтобы систематически льстить молодому государю, восхищаясь его административными талантами.

В этом отношении никто не мог превзойти графа Муравьева, министра иностранных дел в период 1897–1900 годов, льстивость которого поддается сравнению только с его поразительным невежеством в государственных делах. Его предшественник, князь Лобанов, был настоящим государственным деятелем, но очень короткое время, так как вскоре умер. Этот выдающийся дипломат и историк взял на себя труд сообщать Николаю II исторические знания и дипломатическое искусство во время своих устных докладов императору. Он чувствовал к нему почти отеческую привязанность. Император, привыкший к совершенно иному обращению со стороны других министров, принимал, но с некоторой досадой, эти уроки от сотрудника своего деда. Эти уроки закончились, когда граф Муравьев, преемник князя Лобанова, не теряя времени, начал практиковать совершенно другой метод, чем его предшественник. Он заявлял всем, кто хотел его слушать, что является только исполнителем воли своего государя и что император, глубокое искусство которого в дипломатических делах он превозносил при каждом удобном случае, совершенно самостоятельно решает все мельчайшие детали международной политики.

Я вспоминаю, как один из иностранных представителей, аккредитованный в Петербурге, спрашивал меня однажды, нужно ли понимать эти заявления буквально, или граф Муравьев делает это для того, чтобы уклониться от ответственности. Я был смущен, увидев такое отношение дипломата к методу, который практиковался нашим министром иностранных дел в его взаимоотношениях с государем.

Мы видели, что граф Ламсдорф, который оказался преемником графа Муравьева в 1900 году, следовал тому же методу и довел отсутствие самостоятельности в решении дел своего ведомства до такой степени, что счел возможным оставаться на своем посту даже тогда, когда фактически он не мог выполнять своих обязанностей и когда император решал наиболее важные дела министерства с помощью Безобразова и его банды.

Чтобы закончить перечень министров, которые принимали участие в деле оформления взглядов императора, следует отметить еще имя Плеве, который был преемником Сипягина на посту министра внутренних дел. Одаренный замечательной настойчивостью и силой воли, он непоколебимо шел к своей цели, заключавшейся в том, чтобы укрепить самодержавную власть и систему бюрократической централизации. Он был настоящим воплощением полицейской системы, доведенной до крайних пределов, когда полная неразборчивость средств принимала совершенно невероятные