Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник) - Вашингтон Ирвинг

– И как попадает сюда подобная чепуха, бог знает, – ворчал он. – Лучше бы вспомнили о настоящих часах!

Длинный кусок белой ткани с вышитыми на ней яркими цветами и птицами, что висел у дверей на рогулине, украшенной с двух сторон смешными фигурками, завершил перечень предметов, находившихся в горнице.

Никаких следов туалетного столика. И даже зеркала нет.

«Вот образцовый гостиничный номер!» – подытожил Броучек еще раз свои впечатления и вышел из комнаты, чтобы раздобыть хоть воды для умывания. С галереи он заметил внизу, на дворике, среди домашней птицы сгорбленную морщинистую старуху, так диковинно закутанную в пестрые средневековые одежки, что ему невольно припомнилась Баба-яга из сказки.

Пан Броучек даже струхнул, на нее глядя, и сказал себе: «Такая колдунья с утра – не к добру!» Но вслух крикнул вниз:

– Эй, бабуся, дайте какой-нибудь умывальник, или рукомойник, или как там это на вашем древнем языке называется!

Старуха вытаращила на него глаза и с минуту стояла в оцепенении, глядя вверх, потом всплеснула над головой сухими руками и торопливо заковыляла в дом.

Вскоре на галерее появился Домшик.

Протягивая Броучеку руку, он сказал сердечно:

– Хорошо поспал? Наша старая служанка Кедрута, не знавшая о твоем прибытии, прибежала в дом вне себя от страха: мол, какой-то варвар выкрикивал ей с галереи странные слова. Что тебе угодно?

– Я хотел бы умыться.

– Я тотчас пришлю тебе коноб с водой, а рукотерть висит на верее в каморке. Если желаешь, пришлю тебе и гребень или чесало…

– Че-са-ло? Для чего?

– Для головы.

– Чесало для головы!

Пан Броучек молитвенно сложил руки и возвел очи горе.

Ему страстно хотелось еще что-нибудь крикнуть, но он сдержался и только сказал сухо:

– Благодарю. Кроме воды, я ни в чем не нуждаюсь.

Хозяин вышел, а гость, возвращаясь в свою спальню, несколько раз повторил:

– Чесало для головы!

Из карманчика своего жилета, лежавшего на лавке, он извлек элегантную щеточку для волос с расчесочкой и зеркальцем и, глядя на них почти с нежностью, прошептал:

– Золотое мое девятнадцатое столетье! Не будь со мной этих вещиц, мне пришлось бы причесываться помелом! Правда, он сказал, что есть и гребень. Представляю себе – наверное, не гребень, а скребница для коня, и скребется ею небось весь дом.

Вынув из своих карманов остальные мелочи, в частности часы с цепочкой, бумажник, ножик, ключ от квартиры, коробок с остатками спичек и наполовину выкуренную «короткую» сигару (пан домовладелец – впрочем, отнюдь не заядлый курильщик – в знак протеста против недавнего повышения цен на сигары перешел с «порто-рико» на «короткие»), он выложил все это на подоконнике.

Он еще рассматривал содержимое своих карманов, когда в каморку вошла Кедрута, неся в худых, жилистых руках большой бесформенный жестяной таз с водой.

Она вступила опасливо, словно тень, и, волоча ноги, пошла через комнату, робко поглядывая из-под морщинистого, смешно повязанного лба в сторону окна, где стоял пан Броучек, и костлявые руки ее так дрожали, что вода выплескивалась через край. Она поставила таз на сундук и так же крадучись пошла обратно к дверям, то и дело испуганно оглядываясь на пана домовладельца, будто опасаясь, что тот вдруг прыгнет на нее сзади. Но и он искоса следил за движениями странного существа, пока горбунья не скрылась за дверьми, после чего отвел душу, воскликнув:

– Вот страшилище!

Подойдя к тазу, он увидел, что старуха положила около него с одной стороны кусок простого серого мыла, а с другой, какую-то прямоугольную жестяную пластинку.

– Черт, что б это могло быть? – недоумевал он, вертя странный предмет в руках. – Может, чесало для языка?

Наконец он заметил, что одна сторона пластинки гладко отполирована и в ней смутно отражается его удивленное лицо.

Он приложил указательный палец к носу и насмешливо присвистнул:

– Поди ж ты, да ведь это зеркало! Древнечешское трюмо! Вот уж что верно, то верно: где нам до гуситской элегантности и блеска! Мыло тоже больше подходит для мытья полов, а не человеку для умывания.

Но когда он все-таки умылся и причесался, пользуясь своими современными вещицами, к нему вернулось прежнее благодушное настроение.

Теперь настала пора утренней сигары. Он зажег остаток «короткой» и спокойно выпускал голубые облачка благовонного дыма – если для этого сорта подходят привычные эпитеты.

При этом он не спеша надел желтый кафтанчик, однако, что делать с остальными элементами средневекового костюма, никак не мог догадаться, поэтому решил сначала обуться. Тут снова обнаружилась зияющая рана на левом ботинке. Хотя у него еще не было случая познакомиться со средневековой обувью, он испытывал к ней непреодолимую антипатию – в чем, возможно, есть доля вины книги о средневековой инквизиции с ее несколько неудобными «испанскими сапогами», оставившими в душе пана Броучека глубокий след, – и потому решил, что лучше всего послать пострадавшую штиблету сапожнику, чтобы тот наскоро пришил подметку. Он отворил дверь и позвал:

– Кедрута!

Через минуту в дверь осторожно просунулось сморщенное старухино лицо и верхняя половина сгорбленного туловища, причем как раз в тот момент, когда пан Броучек, держа обеими руками разорванный ботинок, с горящей сигарой в уголку рта, выпускал в прокуренное помещение новое облако дыма.

Старуха выпучила глаза и какое-то время смотрела на него остолбенев, с выражением величайшего ужаса на лице, потом вдруг подняла костлявую руку и начертила в воздухе крест, а затем с воплем бросилась вон, хлопнув дверью.

– Вот глупая бабка! – рассердился пан Броучек. – Удрала у меня из-под носу, будто за ней гонятся. Уж не боится ли меня это чучело? Если бы ее кто испугался, было бы понятно, но меня – меня!.. Неслыханное дело! Дура! Открещивается от меня, как от нечистой силы… Наверняка не в своем уме. Теперь ищи Янека по всему дому или жди, пока он сам изволит сюда пожаловать – посмотреть на гостя.

Он раздраженно отложил сигару в сторону и начал снова перекладывать предметы средневекового туалета.

В этот момент к нему вошел хозяин дома в очень веселом настроении, но остановился как вкопанный на пороге, глядя на клубы дыма и втягивая носом.

– Что творишь? – спросил он. – Пошто обкуриваешь горницу вонючим дымом?

– Ну, кадило за кукиш не купишь.

Домшик все водил глазами по комнате, ища, по-видимому, источник дурно пахнущего дыма, и тут вдруг увидел мелочи, разложенные на подоконнике.

– Ай, что за удивительные вещи! – воскликнул он и начал их разглядывать.