А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… - - Александр Покровский

Файзуллаев и Хорошевский молча курили на лестнице, сидя на одной ступеньке, но глядя в разные стороны. Первым гнетущую тишину нарушил Юрка.

– Таааарьщ подполковник… – жалобно протянул он.

– Тьфу! – ответил Файзуллаев, и снова воцарилась тишина.

После третьей подряд сигареты не выдержал сам комбат. Почувствовав, что недавняя оплеуха странным образом сроднила его с Хорошевским, он счел себя вправе задать Юрке личный вопрос.

– Юр, а у тебя жена… ну… случайно, это… не это?…

Юрка просиял и утвердительно заболтал головой:

– Ага, ага! В январе уже. Сказали, мальчик будет!

У Файзуллаева упало сердце…

ЮРКА И ПОЖАР

Утром Файзуллаев решил ознакомиться с планами занятий личного состава. Шабров принес ему кипу исписанных разными почерками обширных бланков и встал рядом, всем своим видом выражая готовность в любую секунду прийти на помощь. И эта помощь скоро потребовалась. Первой в руки комбата попалась «простыня», исписанная мелким торопливым почерком старшего лейтенанта Хорошевского. План был составлен грамотно, толково, почти так, как и положено. В сердце комбата начал было воцаряться долгожданный покой, как вдруг его глаз наткнулся на нечто необъяснимое.

– Лы… лыжная – что?

– Подготовка, – быстро ответил Шабров, заглянув в бумагу через плечо командира, – почерк у него, конечно…

– Почерк тут ни при чем, – Файзуллаев подумал и добавил в голос строгости. – Что за бред? Если уж гонят липу, то пусть хоть даты сверяют! Лыжная подготовка седьмого июля!

– Да какая разница, – удивился замполит, – все равно у нас и лыж-то никаких нет. Давно на растопку пошли.

– А зачем пишут?

– Так положено, – замполит индифферентно пожал плечами.

«Я т-тя, гад, научу, как положено…» – подумал Файзуллаев, но вслух ничего не сказал, только засопел и вновь углубился в изучение плана. Но ненадолго. Спустя две минуты его взгляд уперся в строку «плавание».

– Плавание, говорите… И где плаваете? – он вспомнил, как мутные воды Турги играючи швыряли могучий КамАЗ, и поежился.

– Да нигде! – Шабров удивленно посмотрел на комбата. – Где тут плавать?

Не успел Файзуллаев подобрать слова, чтобы прокомментировать ответ замполита, как дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет влетел до смерти перепуганный солдат. Не обратив внимания на присутствие в помещении старшего по званию, он, вытаращив глаза, обратился прямо к Шаброву:

– Юрий Михалч, там… там… это… – бойчишка сглотнул слюну, перевел дух и перешел на лихорадочный шепот, – Маковкина!!!!

– Как?! – взвизгнул Шабров, – Сама???!!!

Рядовой раскрыл глаза еще шире и закивал головой:

– Сама, сама! Хорошевского ищет. Злая, как черт. Чё делать-то?!

– Елки-палки, – засуетился замполит. – Что опять…? Слышь, ты давай-ка быстро… У него ведь сейчас, кажется, политзанятие?

– Ага, мультики смотрят в красном уголке…

– Валяй, предупреди его, пусть хоть через окно…

Бойчишка кивнул и кинулся в красный уголок предупреждать Хорошевского. Шабров, на лице которого застыло выражение немого ужаса, уставился немигающим взглядом сквозь Файзуллаева куда-то в стену. Озадаченный Файзуллаев ждал пояснений. Пояснений не последовало. Вместо них в кабинет комбата явилась сама мадам Маковкина…

Пожалуй, Файзуллаев был единственным во всем поселке, кому это имя еще ровным счетом ничего не говорило. Ольга Петровна Маковкина заведовала самым большим в Мирной универсальным магазином, славилась волевым характером, решительностью, прямолинейностью и бесстрашием. Весь этот набор благородных качеств полностью уравновешивался на редкость скверным характером. Супруг ее, полковник Маковкин, служил в одном из полков, личные данные имел самые посредственные, а внешность – незапоминающуюся, и был известен больше как «муж Ольги Петровны, той самой». Своих продавцов и военторговских водителей Ольга Петровна ввергала в полуобморочное состояние одним только взглядом. Перед ней заискивали командиры полков и начальник военторга. Мелкая военторговская сошка боялась ее до паралича. Да что там водители – сам комдив Ванюшин трепетал перед Ольгой Петровной. Она могла бы держать в кулаке всю дивизионную верхушку и местные гражданские власти и диктовать им свою железную волю, если бы не одно омрачающее обстоятельство. Ольга Петровна Маковкина имела несчастье быть соседкой Юрки Хорошевского по лестничной клетке.

Ольга Петровна, пылая гневом, ворвалась в кабинет и, отстранив пытавшегося поздороваться Шаброва, двинулась на Файзуллаева, который поспешно поднялся ей навстречу. Комбат не знал, кто такая Ольга Петровна, не знал, чем ему грозит неожиданная встреча с ней, но понял, что офицеру его батальона, пусть даже такому, как Хорошевский, угрожает опасность. Шабров с риском потянуть лицевые мышцы правым углом рта улыбался Ольге Петровне, левым пытался предостеречь комбата от непродуманных действий и при этом тщился разглядеть происходящее в глубине коридора у дверей красного уголка. Все его усилия оказались напрасны. Ольга Петровна не поддалась обаянию замполита, а Файзуллаев не внял его предостережениям. Быстро миновав Маковкину, что было не так-то легко в маленьком кабинете, он выглянул в коридор и закричал что было сил:

– Дежурный! Чтоб тебя… Почему посторонние в штабе??

Ему никто не ответил. Малахов, еще не сменившийся, едва завидев в окно приближающуюся Ольгу Петровну, прочно забаррикадировался в дежурке и затаился. Однако на Маковкину выходка Файзуллаева подействовала, как запальный огонек на пороховую бочку.

– Кто посторонний?! Я посторонняя???!!! Да я у вас в штабе бываю чаще, чем некоторые ваши офицеры! Когда вы уже наконец что-нибудь сделаете? Сил моих больше нет! Где он?

Угрожающе шевеля бюстом, Ольга Петровна надвигалась на Файзуллаева. Тот невольно попятился и оробел.

– Простите, кто – он? И что я могу для вас сделать?

Шабров, переместившийся за спину Маковкиной, дирижерскими жестами показывал комбату, что громкость разговора надо еще немного снизить, а интонации – смягчить. Файзуллаев неожиданно для самого себя предложил Ольге Петровне присесть и добавил, почти оправдываясь:

– Я, видите ли, всего второй день здесь…

– То-то я смотрю, вроде я вас раньше здесь не видела, – смягчилась Ольга Петровна и с удовольствием воспользовалась предложенным ей стулом. – Значит, вы еще не в курсе…

– Нет, боюсь, что не в курсе, – Файзуллаеву показалось, что он произнес это медовым голосом.

– Мне нужен Хорошевский. Срочно.

– Старший лейтенант Хорошевский сегодня дежурный по парку, сейчас его позовут, – не моргнув глазом, вмешался Шабров. – Что случилось на этот раз?

– Что-что… На этот раз – пожар. Слава Богу, вовремя заметили, – раздраженно ответила Ольга Петровна и вновь обратилась к Файзуллаеву. – Это какой-то бич, вы понимаете?! Мы хотим уже ставить вопрос о выселении его из нашего дома! Ну сделайте же с ним что-нибудь!

– Что же я могу? – серьезно задумался комбат. – Мне кое-что рассказывали. Если он от природы такой, тут уж ничего не поделать.

– Господи! – в сердцах воскликнула Ольга Петровна, снова начиная раскаляться. – Направьте его к психиатру, отправьте его в академию, в морду дайте, в конце концов!

– Ну Ольга Петровна, ну что вы… Вы ведь преувеличиваете, – попытался разрядить атмосферу Шабров, но Маковкина на него даже не взглянула.

Железная Ольга Петровна явно злилась, при этом готова была вот-вот расплакаться и от этого злилась еще больше.

За окном промелькнула голова Юрки Хорошевского. Судя по быстро стихшему вдали грохоту ботинок, он очень спешил.

Тут же в дверном проеме за спиной Ольги Петровны появилась лопоухая голова бойца из Юркиной роты. Шабров с напряженным ожиданием уставился на него одним глазом, вторым продолжая ласково гипнотизировать Ольгу Петровну. Бойчишка беззвучно шевелил губами и отчаянно жестикулировал: двумя пальцами правой руки изобразил на ладони левой бегущего человечка, указал на окно, и, сложив ладони лодочкой, весьма убедительно сымитировал прыжок в воду. В завершение своего молчаливого повествования боец закатил глаза, перекрестился и исчез.

Поняв, что Юрка, по крайней мере в данный момент, в безопасности, Шабров вступил со своей сольной партией, начав ее с увертюры:

– Ольга Петровна, мне только что сообщили, – для пущей убедительности замполит показал на дверь, за которой только что скрылся лопоухий боец, – что Хорошевского отыскали в парке и отправили его домой. Ликвидировать, так сказать, последствия…

Тут Шабров позволил себе интимно улыбнуться и продолжил:

– А вам повезло, что вовремя заметили. Интересно, как ему удалось устроить пожар, находясь на службе? Вы не знаете? Помните, года два назад был случай, когда…

Первым отключился Файзуллаев. Он видел, как замполит прохаживается перед Ольгой Петровной, продуманно жестикулируя, слышал его негромкий журчащий голос, понимал все до единого слова, но никак не мог увязать их в единое целое. Поэтому он просто сел за свой стол и уставился в окно. Думать о чем-нибудь своем тоже не получалось: речь Шаброва действовала, как комариное пение – вроде и негромко, но уснуть не дает. А замполит тем временем, вспомнив случай двухлетней давности, в общих чертах обрисовал, как сложились после него биографии его участников, коснулся географического расположения и климатических условий в городе Н., куда был недавно переведен один из них… От города Н. плавно перешел к некоторым вехам из истории Великой Отечественной войны, откуда – к политической ситуации на Ближнем Востоке, политическую ситуацию виртуозно увязал с особой конструкцией ящиков для хранения картошки, придуманной им самим, от ящиков посредством восьмилетней дочки переметнулся к проблемам образования… Ольга Петровна держалась молодцом. Она отключилась только тогда, когда, расправившись с образованием, Шабров принялся рассказывать о повадках волнистого попугайчика, жившего у него в раннем детстве.