Марат - Альберт Манфред

В 1790 году Марат остался без средств. Он признавался как-то, что неделями должен был жить на хлебе и воде, и, может быть, это не было только образным выражением. Но его не смущали тяготы жизни. Его великий учитель Жан Жак Руссо всю жизнь прожил неустроенным, бедным, бездомным, но он служил добродетели, и слава увенчала его труд. Марат стремился следовать этому великому примеру. Его нельзя было запугать ни преследованиями, ни тисками нужды, которую он ощущал с каждым днем все явственнее.

Быть может, он их не сумел бы преодолеть, если бы к нему неожиданно не пришла помощь со стороны. В 1790 году ему предложила все свое небольшое состояние молодая патриотка, искренне увлеченная газетой, издаваемой Другом народа.

Симонна Эврар, девушка двадцати пяти лет, давно уже следила за героической борьбой отважного Друга народа. Она разделяла убеждения Марата. Его деятельность представлялась ей героическим подвигом. Он был единственным политическим деятелем и мыслителем, сумевшим понять истинные задачи революции. Она готова была разделять все его опасности, все тревоги и горячо хотела, чем могла, помочь.

Марат принял эту помощь, так искренне и бескорыстно предложенную близким ему по духу человеком. Постепенно дружба между знаменитым журналистом и его молодой почитательницей стала более тесной. Симонна Эврар вскоре стала женой Марата. Правда, этот брак никогда не был оформлен в мэрии; это был свободный союз. В бумагах Марата сохранилась записка, написанная в полушутливом тоне, за которым чувствуется скрытая серьезность. В ней было сказано:

«Прекрасные качества девицы Симонны Эврар покорили мое сердце, и она приняла его поклонение. Я оставляю ей в виде залога моей верности на время путешествия в Лондон, которое я должен предпринять, священное обязательство — жениться на ней тотчас же по моем возвращении; если вся моя любовь казалась ей недостаточной гарантией моей верности, то пусть измена этому обещанию покроет меня позором.

Париж, 1 января 1792 г., Жан Поль Марат, Друг народа».

По каким-то причинам обязательство Марата осталось невыполненным. Вероятно, ни Симонна, ни Марат не видели в том необходимости: их союз был скреплен силой взаимного чувства, и оно было вернее печати мэрии. Для Марата этот брак оказался счастливым. Симонна Эврар была моложе его на двадцать лет, но она стала его любящей и верной подругой, самым близким товарищем и помощником в его полной напряжения борьбе. Осталось свидетельство младшей сестры Жана Поля Альбертины Марат, которая и при жизни и после смерти своего знаменитого брата всегда очень высоко оценивала его мужественную, бесстрашную подругу.

Симонна Эврар разделяла и горести и славу последних трех лет жизни Марата.

Теперь Марат уже не был так одинок, как прежде. Он опирался на руку Симонны, и вдвоем они шли смело навстречу опасностям.

С июля месяца Марат должен был снова уйти в подполье. Коммуна Парижа возбудила против него новое обвинение и вновь предприняла попытки его арестовать.

Он скрывался у своих друзей, простых людей из народа, которые раскрывали перед ним широко двери. Он продолжал откуда-то, из неведомого и невидимого подземелья, выпускать номера «Друга народа». И теперь эту газету читали с еще большей жадностью, чем раньше.

Где находится Друг народа? Где Жан Поль Марат? Этого- никто не мог сказать. Он был нигде, но он был повсюду. Его преследовали власти, а он вновь и вновь поражал их неожиданными молниеносными ударами. Его травили, — на него клеветали в печати. Он отвечал своим хулителям и сам выдвигал против них грозные обвинения.

Простые люди, трудовой народ, все честные демократы зачитывали «Друга народа» до дыр. Эта внешне непрезентабельная газета, которую держать на виду было весьма небезопасно, передавалась из рук в руки. Ее читали с жадностью, в ней искали ответа на все волнующие вопросы дня, в ней видели доброго и мудрого советчика и наставника; она была действительно тем, чем называлась, — другом народа, бесстрашным, мужественным, верным другом народа.

Но если мы обратимся к страницам «Друга народа» второй половины 1790 года, то мы увидим, что в них меньше всего отражена личная судьба их редактора. Читая эту газету, вы даже не всегда поймете, что она издавалась в подполье. Марат во второй половине 1790 года пишет реже о себе, чем он писал раньше. Он занят более важными вопросами, он продолжает борьбу против тех сил, которые сковывают революцию.

После принятия Национальным собранием антидемократического «военного закона» 21 октября политика господствующей крупной буржуазии и либерального дворянства и их партии конституционалистов стала еще реакционнее.

Еще недавно третье сословие сомкнутыми рядами шло против феодализма, а теперь одна часть третьего сословия — крупная буржуазия, «хорошо одетые господа», как писал Марат, — с помощью законодательства приобрела право применять оружие против «людей в лохмотьях», против простого народа. И основная политическая линия Марата этого времени направлена против антидемократической политики Национального собрания. Марат по-прежнему придерживается убеждения, что революция должна быть продолжена и углублена. Но первым и необходимым условием для этого является борьба против тех сил, которые тормозят развитие революции, которые хотят сковать ее поступательный ход антидемократической политикой.

Снова, как и раньше, борьба Марата действенна и конкретна. Его стрелы, как всегда, направлены в определенную цель. Биографы Марата давно уже заметили особенность его политической борьбы: в его выступлениях почти никогда нет критики частных лиц, и в его полемике нет ничего личного.

Более того — и это замечательно показывает его смелость и отвагу, — он предпочтительнее выступает против лиц, пользующихся наибольшим признанием и располагающих наибольшей долей власти. Так, перед лицом нации, перед лицом народа он развенчал Неккера; он показал в истинном свете пользовавшегося незаслуженной популярностью генерала Лафайета. Но был еще один политический вождь, влияние которого на ход событий было всегда велико и который все еще оставался кумиром в глазах народа, — это Мирабо.

Престиж Мирабо в революционной Франции был выше, чем у кого-либо другого из политических лидеров.

Граф Габриэль Оноре де Мирабо происходил из богатой старинной аристократической семьи. Он получил превосходное образование в доме своего отца, одного из самых просвещенных людей своего времени. Но вскоре после ссоры с отцом, посадившим его под арест за непомерные долги, юный Мирабо покинул отчий дом и начал бурную скитальческую жизнь в Европе.