БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ. Воспоминания и документы - Ростислав Алиев

Для прикрытия его атак действовали 3 ручных пулемета Дегтярёва. А фашисты отбивались, используя ручные гранаты и автоматный огонь. Дело усложнялось ещё тем, что окна в столовой была заделаны решётками. ВВ у нас не было.

На следующий день фашисты попытались выбить нас и из других помещений первого этажа[231]. Ещё ночью они сосредоточились под высоким берегом Мухавца и с рассветом начали забрасывать нас через окна ручными гранатами. Их первый рывок к окнам был отбит. Но все обратили внимание на то, что гранаты немцев, падая в помещение, не взрываются в течение 5–6 секунд. Тогда на пол уложили матрасы, смягчающие отталкивание гранаты при падении[232], и времени оказалось достаточно, чтобы выбрасывать их обратно. В тех условиях это казалось не таким сложным и страшным. Только здесь я поверил тому, чему не верил сам раньше, когда читал о таких же действиях в борьбе с японцами на озере Хасан. В одной из контратак группа фашистов под берегом была уничтожена, многие из них утонули, отступив в Мухавец.

24 июня был создан единый для всей Цитадели штаб по руководству обороной. Командиром назначен капитан Зубачев И.Н. — помощник командира 44 сп по хоз. части, комиссаром — полковой комиссар 84 сп Фомин Е.М. В штаб вошли: ст. лейт. Семененко А.И., пом. нач. штаба 44 сп, политрук Кошкаров П.Л., лейтенант Виноградов А.А. — нач. хим. 455 сп.

Штаб расположился в казарме 33-го отд. инж. полка — он определил задачи гарнизона: оборона до изменения обстановки. Связи с какими-либо частями вне Цитадели не было. Немцы каждый день в 12 часов прекращали обстрел и через мощные репродукторы объявляли о взятии городов Гродно, Барановичи, Молодечно, Минск… Предлагали сдаться! В случае сопротивления угрожали уничтожить «огнём и мечом»! Никто, конечно, их сообщения на веру не принимал. Мы были убеждены в своей победе и ждали большого контрнаступления. Решено было провести разведку боем с целью прорыва из крепости. Одним из командиров группы прорыва назначен лейтенант Щербаков. Поводом для прорыва явились звуки ожесточенного боя в стороне Бреста[233]. В крепости они воспринимались как попытки прорвать кольцо нашего окружения из города, где базировался штаб 28-го стрелкового корпуса под командованием генерала Попова B.C. Вылазку предполагалось сделать ночью на 26 июня в направлении Кобринских ворот. Для успеха переправы через Мухавец по мосту необходимо было уничтожить фашистов в столовой. После первых неудач решили проникнуть в столовую через 2-й этаж — взорвав перекрытия. Собрали груду ручных гранат, прикрыли сверху матрасами и взорвали. В образовавшееся в полу отверстие, в пространство дыма и пыли прыгали бойцы серж. Лермана. Оглушённые фашисты так и не успели оказать сопротивления. Часть их была убита, около 10 взято в плен[234]. По приказу Фомина после допроса они были заперты в каптерке под лестницей, а расстреляны, когда наше положение оказалось безвыходным[235]. В ночь на 25[236] капитан Зубачев разрешил Лерману с группой добровольцев в 20–26 человек попытаться выйти из крепости. Никто из них не возвратился. 26-го 2 отряда по 30 человек около 12 ночи перешли Мухавец (часть переправлялась вплавь). Пройдя метров 200 вдоль земляных валов[237], мы наткнулись на шквальный огонь немцев. В воздухе повисли на парашютах люстры, осветившие ярким светом всю местность. Немцы как будто ждали нас, мы залегли, отстреливаясь. Трассирующие следы пулемётного шквала прижали к земле. Стоны раненых, крики о помощи и отчаянные просьбы избавить от мучительной боли. Команды не слышалось. Стрельба то затихала, то после отдельных винтовочных выстрелов возникала пулеметными очередями. К утру мне в числе 5–6 человек удалось вернуться в казарму, некоторые из нашей группы были ранены. Остальные погибли — в их числе лейт-т Щербаков. Как оказалось впоследствии, бой в «стороне города» (как нам казалось) был не попыткой прорыва к нам, а ожесточенной обороной Восточного форта, которую возглавил майор Гаврилов Петр Михайлович — командир 44 сп 42-й дивизии. После войны ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Большие потери в личном составе привели нас к необходимости формировать из остатков разных частей новые смешанные боевые группы. Малочисленный средний комсостав и мл. командиры назначались командирами этих новых групп и подразделений. После потери Щербакова и Прусакова остатки наших бойцов также перешли под общее командование штаба обороны.

Выводы.

33-й отдельный инженерный полк начал свои действия на белорусской земле в сентябре 1939 года. Перед Великой Отечественной войной он был оснащен передовой инженерной техникой и укомплектован хорошо подготовленным и грамотным, воспитанным в духе патриотизма и любви к Родине, командным и рядовым составом. Полк оказал значительное содействие в хозяйственной жизни Брестской области: ремонтируя мосты, исправляя дороги, участвуя в борьбе с весенними наводнениями. Это делалось одновременно с основной задачей укрепления границы Родины — постройкой десятков сложных оборонительных сооружений…

Источник: личный архив Долотова И.И.

Весной 1941 года боевые подразделения 333-го стр. полка были выведены из крепости, для до окончания строительства укрепрайона в пограничной полосе, от города Бреста в сторону города Высокое. Наша полковая школа находилась в летних лагерях.

В крепости остались те подразделения полка, которые несли караульную службу, а именно: хозяйственный, комендантский, музыкальный и взводы разведчиков. Батареи 45 и 76 мм ушли на стрельбище.

В субботу вечером, т. е. 21 июня 1941 года, во дворе около клуба полка[238] демонстрировалась кинокартина.

После окончания кино дежурный трубач по полку дал сигнал «отбой». После сигнала отбоя все бойцы разошлись спать по своим казармам.

Комната для писарского состава штаба 333-го полка была отведена внизу на I этаже под штабом полка, рядом с караульным помещением. В этой комнате размещались писаря: Матвеев И., Черных, Константинов, Смирнов В., Борисов, Степанов М., Никитин, Горохов[239]и я. Мы, штабные писаря, только что легли спать и к нам заходит помощник командира комендантского взвода ст. сержант Данилин Д.А.[240] (примерно в 21 час).

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года комендантский взвод 333-го стр. полка нес караульную службу по охране штаба 28-го корпуса[241]. Ст. сержант Данилин Д.А. обращается ко мне и говорит, что «по распоряжению начальника штаба 28-го корпуса я приехал на машине получить сухой паек на 5 суток для взвода. Штаб 28-го корпуса завтра выезжает на штабные корпусные учения». Почему-то для меня выезд штаба корпуса на длительный срок стал сомнительным. Тогда я начал спрашивать Данилина Д.А. несколько вопросов для выяснения обстановки в штабе корпуса:

Почему сухой паек должен выписывать именно на 5 суток, а не 2 или 4 суток?

Летом 1940 года маневр войск Западного особого военного округа продлился только 3-е суток?

Что делается в штабе корпуса?

На эти вопросы Данилин Д.А. ответил так:

Во дворе штаба 28-го корпуса находится много автомашин. На автомашины производят погрузку несгораемых ящиков и шкафов со штабными документами. После такого ответа я понял, что обстановка на границе очень тревожная.

После выписки сухого пайка я Данилину Д.А. содействовал об ускорении в получении со склада продуктов и проводил его с территории 333-го полка.

После этого я поднялся в штаб полка для того, чтобы написать последнее письмо к матери[242].

Я, как закончил свое письмо, опустился вниз опустить письмо в почтовый ящик и после того пошел на отдых.

Только как я успел заснуть, как разрывы фашистских бомб и снарядов разбудили нас. Проснувшись в оглушительном грохоте, с недоумением предполагали, что идет сильная гроза, а потом разорвалась бомба около штаба полка и осколки влетели в окно нашего помещения. Эти осколки попали в ногу писаря Черных.

После этого я объявил о начале войны с фашистами и дал команду одеться и собраться в штабе полка.

Когда мы вышли из комнаты в коридор, входные двери штаба[243] с обоих сторон были завалены, а штаб полка был охвачен огнем.

Соседнее караульное помещение уже пустовало. Наверху были слышны крики и стоны раненых. На П этаже рядом со штабом полка была комната для командного состава, дальше размещались взводы конных и пеших разведчиков, рядом кабинеты комиссара полка и особого отдела.

При такой обстановке мы не решились подняться в штаб полка и выскочили на улицу.