Кровавый апельсин - Гарриет Тайс

– Мы, бывает, приходим сюда, но не регулярно. То есть она знает это место, но вряд ли могла бы тут ориентироваться.

Офицер Мюррей отмечает сказанное мной в блокноте.

– И когда вы видели свою дочь в последний раз? – спрашивает она.

– Не знаю. Я не смотрела на часы. Я досчитала до ста и начала искать, и, когда не смогла найти, начала кричать, и тот мужчина принялся искать ее… и все это…

Я говорю так быстро, что слова наскакивают друг на друга, но это такая пустая трата времени, мы должны бродить по окружающим нас лесам и искать под каждым кустом, каждым деревом, пока…

– Нам нужно понять, как долго ее уже нет. Вы можете сказать точнее? – спрашивает офицер добрым, но настойчивым голосом.

– Может, минут пятнадцать? – предполагаю я, вырывая цифры из воздуха.

Она уходит с другими полицейскими. Они возвращаются к машине, и один из них садится на водительское сиденье и говорит по рации. Я собираюсь подойти к ним, но они уже закончили, закрывают двери машины, и один из них идет в поместье Кенвуд, выкрикивая имя Матильды, а другой – вниз по холму за мной, делая то же самое. Поисковая группа набралась большая, каждый прохожий присоединяется, словно железная скрепка к магниту. Настойчивость в их голосах становится все отчаяннее. Я стою в центре, застыв на месте, а вокруг меня лихорадочные поиски набирают обороты, пока мне не становится так плохо, что я могу упасть.

Возвращается детектив-констебль Мюррей. Она приобнимает меня и аккуратно помогает опуститься на колени.

– Вы очень бледны. Дышите глубоко, – советует она.

Я пытаюсь, но ничего не получается, грудь сжимается.

– Мы работаем над этим. Уверена, она просто куда-то ушла. Дети ее возраста так часто делают, – успокаивает она.

– Она никогда раньше так не поступала, – возражаю я.

– Готова поспорить, больше не будет, когда поймет, какой переполох устроила.

Я знаю, что слова женщины должны успокоить меня, но ее глаза все время мечутся за мое плечо, оценивая ситуацию.

– С кем она живет дома? – спрашивает женщина.

– Со мной и ее отцом. Нас трое.

– И все хорошо? Есть какие-то проблемы? – спрашивает она.

– Нет, никаких. Как это связано с делом?

– Просто проверяю, есть ли проблемы с отцом, – говорит она. Ее фраза походит на вопрос.

– Что вы… О, мог ли он ее украсть? Нет, ничего такого. – Я замолкаю. И продолжаю чуть позже: – Мне казалось, вы сказали, что она просто ушла?

– Нам нужно учесть все варианты, – отвечает она. – Где отец?

– Он психотерапевт, у него сегодня весь день клиенты.

– Если вы скажете мне, где он, мы можем отправить кого-то за ним, – говорит офицер будничным тоном. Чем она спокойнее, тем больше пугает меня. Тут есть некий смысл, которого я не могу понять. – Какой у клиники адрес?

Я называю ей адрес. Эта формула из слов и цифр машинально срывается с моих губ. Имя Матильды эхом разносится вокруг меня, и я навостряю уши, надеясь услышать ответ, что угодно, что подарит мне хоть какую-то надежду. Маленькая девочка бежит по дорожке рядом с мамой, и мне приходится заставить себя оставаться на месте, а не побежать за ней и не проверить, не Матильда ли это. Хотя я знаю, что это не она, потому что на ней розовая куртка, а светлые волосы убраны в косы.

Крики раздаются все чаще, возможно, они что-то нашли. Мое сердце подпрыгивает к горлу, и один из полицейский выбегает из поместья Кенвуд, держа что-то в руках. Мгновение мне кажется, что это она, Матильда, моя доченька, моя милая, вернулась ко мне, но что-то не так. Она вся обмякла в его руках, вывернулась. Подбежав, я испытываю огромное облегчение, осознав, что это ее куртка, а не мертвое тело. Но тут меня накрывает паника, становится трудно дышать, и раздается крик – возможно, мой. Полицейский протягивает мне пустую зелено-серебристую куртку. Я прижимаю ее к груди, а полицейские смотрят друг на друга с мрачными лицами, значение которых я тут же понимаю.

Женщина-полицейский тянется вперед и забирает у меня куртку. Я пытаюсь ухватиться за нее, но она твердо забирает ее.

– Это нам нужно для поисков, – говорит она. – Сможете скоро забрать ее.

– Я не понимаю. Она была на дочери. Где вы ее нашли? – смотрю на полицейского, который нашел куртку.

Он колеблется мгновение, словно бы подыскивая правильные слова.

– Она лежала там, под кустом, – говорит он, показывая в направлении Кенвуда.

– Зачем ей снимать куртку? – спрашиваю я. – Сегодня холодно.

– Возможно, ей стало жарко, пока она бегала, пытаясь найти вас, – говорит он. – И ее легко заметить.

Я вся холодею. Время идет, и я знаю, что именно он имеет в виду. Я слышала городские легенды, как детей крадут из магазинов, обривают головы, меняют одежду. Знаю, что нет ничего проще, чем сбросить куртку и завернуть ребенка во что-то другое, чтобы вынести из парка и остаться незамеченным. Я слишком долго держала глаза закрытыми и буквально подала им Матильду на блюдечке.

Во мне бурлит адреналин, сердце стучит так часто, что может взорваться, руки дергаются, сжимая куртку Тилли. И под всем этим гремит чувство вины. Во всем этом виновата я. Я. Я совершила грех, и дочь платит за это. Я такая дерьмовая мать, что потеряла ее, возможно, навсегда. Я опускаюсь на колени, меня тошнит при мысли обо всем том, что я сделала, и всем, что могла бы сделать и что сейчас уже слишком поздно. Я больше никогда не услышу ее смех и не коснусь ее щеки или не отведу ее в школу или бассейн. Боже, бассейн. Пруд в Кенвуде. Я чуть ли не кричу, но останавливаюсь – они знают, они ищут там. Хотя я и не молюсь и знаю, что не заслуживаю помощи свыше или любой другой, я мысленно ставлю условия: «Я все брошу, клянусь, буду рядом с ней. Если у меня будет шанс снова увидеть ее, обнять, я перестану быть такой эгоистичной коровой. Я буду наслаждаться каждым мгновением, как нужно было делать с самого начала, вместо того чтобы так помешаться на себе».

Поиски продолжаются. Я приросла к месту, где мы виделись в последний раз. Я уже запуталась, как давно она пропала – мое ощущение времени сбивается, оно становится то быстрым, то медленным и сплетается в спираль в моей голове.

– Элисон. Элисон! Что происходит?

Карл уже здесь – они забрали его из клиники и привезли сюда.

– Матильда пропала. Мы играли в прятки, и она исчезла. – Я снова начинаю плакать и