Пища любви - Энтони Капелла

Паста была taglierini — чуть тоньше и длиннее, чем tagliatelle, слегка приправленная чесноком и белыми грибами. И снова Бруно удивился: грибной сезон прошел несколько месяцев назад, а эти грибы были, без сомнения, свежими. Он поделился своими мыслями с семьей, за столом которой сидел, и его соседи закивали.

— Главное — знать, где искать, — объяснил глава семьи. — Не существует того, чего Галтенези не знали бы o funghi[44].

Выяснилось, что Галтенези — общая фамилия всех, кто живет на этих холмах.

— Видите тех двоих? — продолжил сосед Бруно, указывая на дворняжку, почесывавшуюся в пыли, и старика с обветренным лицом, который длинной палкой оттирал гигантскую миску из-под taglierini — Это Альберто и его пес Пиппино. Он один из лучших trifolai в Италии.

Бруно посмотрел на старика с уважением. Если здесь есть трюфели, тогда понятно, почему местные жители хорошо питаются и выглядят вполне довольными своим скромным образом жизни. Хороший trifolau, охотник за трюфелями, может за один зимний день заработать тысячи фунтов, а потом весь год отдыхать, ухаживая за своим земельным участком.

— Разве лучшие трюфели растут не в Пьемонте? — спросил Бруно. Это замечание вызвало у его соседей взрыв хохота, к которому присоединились все остальные.

Собеседник Бруно покачал головой.

— В Пьемонте лучшие рынки, — доверительно сообщил он, наклоняясь к Бруно. — Конечно, они притворяются, что весь товар на их рынках местный. Но без Ле-Марчи рынок в Альбе пустовал бы почти круглый год. А мы с удовольствием продаем товар на север. Трюфелей здесь столько, что у нас их выгодно не продашь.

Их разговор был прерван криком, раздавшимся из бара. Из двери выбежал маленький терьер, сжимавший в зубах большой кусок мяса. За ним с проклятиями гналась раскрасневшаяся Густа. Хихиканье деревенских быстро сменилось испуганными криками, как только они поняли, что мясо во рту у терьера — это не что-нибудь, a capretto, нога козленка, которая должна была стать их secondo.

Наступила тишина, прерывавшаяся отдельными криками, доносившимися из дома. На кухне явно накалялись страсти. Потом раздались еще два вопля, звон бьющейся посуды, и снова тишина. Бруно встал из-за стола.

— Извините, — вежливо обратился он к своим соседям — я, пожалуй, пойду предложу свою помощь.

Мужчина с ужасом посмотрел на него.

— Вы с ума сошли! Там же ножи. Поверьте мне, у женщин из этой семьи очень крутой нрав, это всем известно.

Бруно пожал плечами.

— И все-таки я лучше посмотрю, что там случилось.

Он прошел в маленький бар, а через него на кухню. Она была не больше самого бара. Там Бруно застал Бенедетту и ее мать, которые яростно переругивались через стол. Бруно появился в самый разгар скандала.

— Извините, — спокойно сказал Бруно — Я пришел спросить, не пригодится ли вам моя помощь.

— У нас все прекрасно, — взвизгнула Густа и с размаху ударила его своим фартуком — Идите на улицу и сидите там — Она перевела взгляд на дочь — И Бенедетту с собой прихватите.

— Ну, например, — как ни в чем не бывало продолжал Бруно, — я мог бы сделать котлеты из остатков вчерашней porchetta, а ваша дочь пока приготовила бы соус из помидоров и оливкового масла. А вы, синьора, занялись бы finocchio fritto.

Женщины замолчали, обдумывая его предложение.

— Для этого, — наконец сказала Бенедетта, — у нас есть немного теста, оставшегося от taglierini. Можно сделать что-нибудь вроде vincisgrassi.

— У нас нет кухонного комбайна, — с некоторым облегчением откликнулась Густа — Если мы будем резать всю эту свинину вручную, деревне придется голодать до самого ужина.

— Смею вас уверить, синьора, я очень быстро работаю, — сказал Бруно.

— Вы мужчина, — ответила Густа, и слова эти прозвучали, как приговор: раз Бруно мужчина, стало быть, он не может быть поваром и не может быстро работать. Бруно поймал себя на мысли: а существовал ли вообще в природе некий синьор Густа?

— Честное слово…

— Рогсо Dio! — воскликнула Бенедетта — Может, прекратим болтать и займемся делом?

Бруно взял нож, разделочную доску и, поскольку никто его не остановил, достал из холодильника плоское блюдо с остатками porchetta. Мяса оказалось меньше, чем он ожидал: даже если он отделит от костей все мясо до последнего кусочка, ему все равно не удастся приготовить еду для двадцати, а то и тридцати голодных жителей деревни, ждущих на площади.

— Нам понадобится черствый хлеб, — решил он — Размочим его в масле и используем для увеличения объема. Еще, конечно, надо бы травы. Синьора, что растет у вас в саду?

— Шалфей, тимьян, майоран, ореган, лавр, базилик.

— А овощи?

— Сельдерей, кабачки, горох, помидоры…

— Принесите побольше, — попросил Бруно, — особенно сельдерея и цуккини.

Пока он говорил, его нож сам по себе плясал на костях поросенка, счищая с них мясо. Он увидел, что Бенедетта зачарованно смотрит на его руки, не в силах вымолвить ни слова. Потом она взяла помидоры и начала мелко кромсать их, даже не отрывая черенки.

Бруно резал свинину тоненькими полосками. Ему не нужно было смотреть на свои руки, поэтому он наблюдал за руками Бенедетты. Хорошо работает, подумал он. Наверно, не первый год готовит. Ее нож превратился в расплывчатое пятно, так быстро она резала сельдерей. И тут Бруно заметил, что Бенедетта тоже смотрит не на свои руки, а на его. Потом они одновременно подняли глаза, и их взгляды встретились.

Нож Бруно продолжал резать, но сам он испытал самый настоящий шок. Ему показалось, что он смотрится в зеркало.

— Ты левша, — догадался он.

— А ты повар, — пробормотала Бенедетта. — Да.

— Тогда что ты делаешь в Галтене?

— Просто проезжал мимо.

— Да? Дорога, по которой ты поднимался, никуда не ведет.

Бруно открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но тут почувствовал резкую боль: нож глубоко прорезал его руку.

— Черт!

— Возле раковины есть пластырь, — весело сообщила Бенедетта.

Бруно промыл порез и заклеил пластырем, потом снова взялся за нож.

— Немножко разучился, — пробормотал он.

— Вижу. Не расстраивайся. Нам нужно как можно больше мяса, и не страшно, если часть его будет с твоих пальцев.

Злясь на себя за дурацкую оплошность, Бруно стал резать мясо еще быстрее, а Бенедетта продолжала заниматься овощами.

За полчаса втроем они приготовили блюдо, на которое обычно уходит четыре, а то и пять часов. Бруно готов был признать, что это далеко не лучшее его творение, но он безусловно запомнит его на всю жизнь. А еще он никогда не забудет, как они с Бенедеттой работали вместе: молча, но слаженно.