Бремя нашей доброты - Ион Друцэ

История этой тропинки была сложной и запутанной, из-за нее над чутурянами часто посмеивались, хотя если во все это вдуматься, то смешного окажется мало. Такая коротенькая и неказистая, эта тропинка была очень древней, древнее многих шоссейных дорог. До того как стать тропинкой, она была хорошей дорогой с добрым именем, а еще раньше она была тропинкой, сделавшей много хорошего людям.

По старинным преданиям, на том месте, где теперь находятся Памынтены, был некогда монастырь, построенный из камня по типу крепости. В средние века, во времена набегов турок и татар, а такие набеги бывали тогда очень модными, молдаване со всей степи сбегались к монастырю защитить свою веру. В то время Сорокская степь была сплошным лесом. У каждой деревушки была тогда на случай набега своя тайная дорога к монастырю, а у чутурян была эта тропка. И хотя с тех пор прошло много сотен лет и от непроходимых дубовых лесов остались одни рощи, а от монастыря вообще ничего не осталось, хотя турецко-татарские набеги давно лежат припечатанные в учебниках истории, у степных жителей инстинкт опасности живет, видимо, в крови, и они чуть что бегут в Памынтены.

Теперь уже мало кто помнит, даже среди стариков, времена и обстоятельства возникновения степных поселений, а те скудные сведения, которые хранились по монастырям, были сожжены в годы, когда сжигали все, что могло быть непонятным простому человеку. Хотя Чутура по сравнению с другими деревнями была несколько моложе, она тоже затеряла начало своей истории, а на основе скудных сведений, которые сохранились в усталой памяти чутурян. трудно сказать что-либо определенное.

Кое-что все же можно узнать. Известно, например, что в середине прошлого века чутуряне писали прошение на имя русского царя с просьбой вернуть им старую дорогу в Памынтены. Теперь невозможно установить, какой она была, та дорога, какими местами проходила и при каких обстоятельствах была у чутурян отнята. Скорее всего это было связано с лихорадочной скупкой барских поместий. Начиная с 1812 года, после того как Бессарабия была присоединена к России, предприниматели начали быстро скупать мелкие разрозненные поместья молдавских бояр. Стали появляться новые, крупные имения с большими массивами пахотных земель. Эти имения прожевывали все, что попадало в их внутренность: небольшие хутора, пастбища, рощи. Одно из таких крупных имений возникло тогда около Памынтен - видимо, оно и проглотило старую чутурскую дорогу. Для нужд крестьянок была построена новая дорога, вдвое длиннее старой, с крутыми спусками и длинным, скользким глинистым подъемом перед самыми Памынтенами. Идти по ней было одно мучение, но заботы и нужды заставляли, и много десятков лет чутуряне добирались до Памынтен кружным путем, изматывая себя и скотину.

Народ добрый, послушный по натуре, они заставили себя привыкнуть к этой дороге и только в зимнюю метель, глядишь, попрут напрямик, по старой своей дороге, а стихнет вьюга - и опять кружат. Потом в Чутуре родился тот безымянный смельчак, который подумал про себя: ну хорошо, мучаются на телегах, мучаются верховые, а мне, пешему, чего страдать? Небось не перебьют ноги. Плюнув на все, он пошел по широкому полю, на полдороге с некоторой деликатностью, делавшей ему честь, обогнул барскую усадьбу, спустился в зеленый овражек и по зеленой травке вдоль маленькой речки дошел до самого вокзала. Этот путь был, конечно, вдвое короче, и удобнее, и красивее. Все тут было под рукой: и родники, и речка, и прохлада молодых ракит, и барский сад, из которого можно было, если уж ребенок расплачется, урвать две-три ягодки. Вслед за первым смельчаком пошли другие, босоногие следы начали стелиться друг на дружку, сплели чудесную тропинку, и чутуряне вдруг воспрянули духом.

Правда, тропинка показалась совершенно неуместной управляющему поместьем. Эта ленточка земли, по которой шли люди, хотя ее тоже засевали из года в год, пустовала, и началась длиннейшая канитель, длившаяся много десятков лет. И до чего только дело не доходило - эту тропинку перепахивали, перегораживали колючей проволокой, засаживали акациями, а самих чутурян травили собаками, штрафовали, заставляли вернуться с полдороги. Чутуряне были терпеливыми - они платили штраф, замазывали слюнями царапины от колючей проволоки, возвращались с полдороги и опять, когда им нужно было, шли по той же тропинке.

Румынский помещик, к которому перешло поместье после присоединения Бессарабии к Румынии, оказался прозорливее. Для начала на этой тропинке был поставлен жандарм с карабином. Десять чутурян были избиты так, что потом еле отошли. Но мордобой жандарму скоро наскучил - он начал жаловаться прохожим, как ему холодно, и голодно, и неуютно тут в поле. Кормили его всей деревней - он стал быстро поправляться, даже начал захаживать к вдовушкам, и когда настал день той единственной, роковой проверки, он был пьяный в дым и плакал оттого, что его разлюбила Мэндика.

Жандарма увели, а помещик придумал нечто похитрее - земли, по которым шла тропинка, он начал сдавать крестьянам в аренду за одну треть урожая. Он надеялся, что крестьяне сами не пустят друг друга, и он не ошибся. Люди действительно ссорились и подсиживали один другого, дрались кнутами, и тяпками, и косами, а когда нужно было идти в Памынтены, они шли по той же тропинке, и ничего уже нельзя было с этим доделать. В войну надзор за тропинкой несколько ослаб, так что кое-кто из чутурян, обнаглев, решил даже на телегах проехаться до самой станции, но затевали это вдовы, мужики были на войне.

С созданием колхозов спор вокруг тропинки утих на некоторое время. И земля и путники - все было свое. И хотя продолжали ездить в Памынтены кружным путем, насчет тропинки никто ничего не говорил - ходят люди, ну и пускай. Через несколько лет, однако, спор снова разгорелся. Массив, по которому шла тропинка, как наиболее плодородный, был отведен под сахарную свеклу. К несчастью чутурян, уродила свекла на славу, и ее стали засевать из года в год на том же месте. Чутуряне пользовались своей тропинкой, и никто против этого не возражал, но только к тому времени Чутура открыла для себя самогоноварение. Во-первых, на самогонку был большой спрос, а в доме всегда копейка нужна. Во-вторых, чутуряне и сами были не прочь развлечься, а свекла давала хоть и мутноватый, но крепкий, надежный напиток. Теперь чутуряне, откуда бы ни возвращались, норовили свернуть на ту тропинку и, с ходу выдернув десяток свекол, опускали их в кошелку. Нескольких оштрафовали, одного даже собирались судить, но все это было бесполезно, потому что чем больше шума поднимали власти, тем чаще люди стали заворачивать туда, и с утра до вечера добрая половина деревни возвращалась по той тропинке, надрываясь под тяжестью своих нош.

Какая-то светлая голова на заседании правления колхоза предложила вымостить, благоустроить старую дорогу так, чтобы стало удовольствием ходить по ней, а на этой тропке, мол, вырастет отличная сахарная свекла. Мысль была принята с энтузиазмом, а когда чутурянам что понравится, они не жалеют ни денег, ни сил своих. И вот зашелестели зеленые полосы вдоль старой дороги, обсадили ее фруктовыми зарослями в семь рядов так, чтобы путникам от ранних черешен и до поздних лесных ягод было чем полакомиться. Был вырыт на полдороге новый колодец, и сама цепь и ведро были новыми, а спуски и подъемы были засыпаны щебенкой, чтобы машины могли добираться до райцентра в любую погоду.

Чутурянам все это очень понравилось. Они с большой охотой обсаживали дорогу, и рыли колодцы, и возили на повозках гравий из дальних каменоломен, да только ходить на станцию они продолжали по той же старой тропинке. Даже, казалось, ходить туда они стали чаще и охотнее, чем прежде, и тогда сельские власти призадумались: а с чего это их так потянуло туда?

Выяснять все это начали прямо, без обиняков, как и полагается в нашем открытом и честном мире. Некоторое время всех направляющихся в Памынтены или возвращающихся оттуда расспрашивали, за какими это делами они тащатся туда, но полученные ответы оказались совершенно непригодными для какой-либо классификации. Их было, этих причин, ровно столько, сколько было людей, да к тому же чутуряне, хоть и задумывались часто над своей жизнью, избегали говорить о своих делах. Они жили просто, зная, что никому нет дела до того, что у них там на душе творится. Властям важно только, чтобы они план выдавали да хлеб вывозили, остальное их не интересовало. А между тем этого остального было много, оно болело и жгло, и чутурянин, когда ему уже становилось невмоготу, собирался и шел в Памынтены.

Постепенно паломничество в Памынтены охватило все степные деревушки. Таскались туда и стар и млад. Ездили на машинах, на мотоциклах, тряслись на телегах, а чаще всего плелись пешочком, напрямик, каждая деревня по своей тропинке. Они приходили и долго блуждали по базару, смотрели, как дымятся высокие трубы сахарного завода, заглядывали в учреждения, толкались в кооперативных магазинах, встречали и провожали поезда на вокзале и все это время присматривались, прислушивались к окружающей их жизни. Нужны были новости, нужно было выяснить, что будет завтpa. Крестьянин не может оставаться в полном неведении относительно своего будущего, и если он сегодня не знает, чем будут завтра заняты его руки, и что он получит за их труд, и что можно будет приобрести за то, что он получит, - если всего этого он не знает, то его жизнь сплошное мучение.