Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун

кем-то еще. Прибыл Руководитель. Сказал, что это часть моей работы и что я никак не могу помочь Камерону. Что это его выбор. Еще он сказал, что произошел несчастный случай и я должен делать все, что в моих силах, дабы это не повторилось. И я поверил ему. И только спустя где-то пару месяцев, когда Жнец привел маленькую девочку, я понял, как мало я знаю.

Маленькая девочка. Уоллес закрыл глаза. Перед ним из темноты выступила Нэнси, у нее был усталый взгляд, черты лица резкими.

– Она вся дрожала, – продолжал Хьюго, и Уоллесу захотелось, чтобы он замолчал. – Она была лохматая, но я подумал, что это обычное для нее дело. Она говорила, говорила и говорила и задала великое множество вопросов. Кто вы? Где я? Когда я пойду домой? – Его голос надломился. – Где моя мама? Жнец не отвечал ей. Он был непохож на Мэй. У Мэй есть… врожденная доброта. Она, может быть, немного груба с виду, но в ней есть благоговение. Она понимает, как важна ее работа. Мы не хотим, чтобы из-за нас кто-то был травмирован. Мы должны быть исключительно добры, потому что именно в такие моменты люди особенно уязвимы.

– Как она умерла? – прошептал Уоллес.

– Саркома Юинга. Опухоль в костях. Она боролась до последнего. Врачи думали, ей стало лучше. И может, так оно и было, по крайней мере, некоторое время. Но для нее все это оказалось слишком. – Уоллес открыл глаза и увидел, что Хьюго всхлипывает и вытирает лицо. – Она пробыла здесь шесть дней. Ее чай имел вкус имбирных пряников. Она сказала, это потому, что ее мама делает прекрасные имбирные домики и замки. С дверьми из леденцов и башнями из печенья. Со рвами из синей глазури. Она была… удивительной. Никогда не злилась и была очень любопытной. Дети не всегда пугаются смерти, подобно взрослым. Они ее не боятся.

– Как ее звали?

– Ли.

– Красивое имя.

– Да, – согласился Хьюго. – Она много смеялась. Дедушка полюбил ее. Все мы ее полюбили.

И хотя Уоллес не хотел этого знать, он все же спросил:

– Что с ней случилось?

Хьюго опять повесил голову:

– Дети не то что взрослые. Они крепче привязаны к жизни. И любят они всем сердцем, потому что иначе не умеют. Тело Ли разрушалось несколько лет. Под конец она не покидала больничную палату. Она рассказала мне о воробье, почти каждое утро прилетавшем к ее окну. Он наблюдал за ней. Она гадала, будут ли у нее крылья там, куда она попадет. Я сказал, что у нее будет все, что она пожелает. И она посмотрела на меня, Уоллес. Посмотрела и сказала: – Не все. Пока еще. – И я понял, кого она имеет в виду.

– Свою мать.

Хьюго сказал:

– Присутствие некоторых из них ощущается в мире живых, потому что они сгорели так быстро и так ярко. Когда я спал, Ли думала о маме. И Нэнси как-то почувствовала это. Она была в сотнях миль от дочери. – В его словах послышалась горечь. – Не знаю толком, как она нашла нас. Но она пришла сюда и потребовала, чтобы мы отдали ей дочь. – Он выглядел совершенно подавленным. – Она вызвала полицию.

– О нет.

Хьюго, казалось, задыхается.

– Они, разумеется, ничего не обнаружили. А когда узнали, что случилось с ее дочерью, то подумали, что она… Что у нее просто не выдержали нервы, что было бы совсем неудивительно в ее положении. Никто из них не знал, что Ли была здесь, что она звала маму, что она кричала. Светильники разбились. Чашки тоже. Она сказала, что хочет домой. Я пытался остановить его. Жнеца. Пытался остановить его, когда он схватил ее за руку. Пытался остановить, когда он тащил ее вверх по лестнице. Когда выталкивал в дверь. Она не хотела идти. Она умоляла его: «Пожалуйста, не заставляйте меня исчезнуть».

У Уоллеса мороз пошел по коже.

– Жнец заставил ее войти в дверь. – Горечь в его голосе стала почти физически ощутимой. – Дверь захлопнулась. Я не успел отбить ее. Я пытался открыть дверь, но она не поддавалась. Она выполнила свое назначение и не видела причин снова открыться. И я так разозлился. Жнец сказал мне, что все сделал правильно, что иначе им обеим было бы только хуже. И более того, что Руководитель хотел от нас именно этого. Но я не поверил ему. С какой стати? Мы не должны принуждать к переходу тех, кто еще не готов к нему. У нас нет такой цели. Мы должны убедиться, что они поняли: жизнь состоит из многих частей, она продолжается и после смерти. Она прекрасна, даже когда делает больно. И, считаю, Ли дошла бы до такой мысли. Она бы поняла.

– А что со Жнецом? – мрачно спросил Уоллес.

Взгляд Хьюго стал тяжелым:

– Он напортачил. Он не обладал теми качествами, какие, считал я, необходимы Жнецу, хотя что, черт побери, мне известно об этом? – Он покачал головой.

– Он сказал, это единственное, что можно было сделать, и в конце концов я пойму это. Но его слова лишь еще больше разозлили меня. А затем явился Руководитель.

Перед мысленным взглядом Уоллеса начала медленно складываться более обширная картина.

– А кто он такой?

– Страж дверей, – тихо ответил Хьюго. – Маленькое божество. Одно из древнейших существ. Выбирайте, что вам больше нравится. Сгодится любое из этих определений. Он утверждает, что является порядком в мире хаоса. Кроме того, он крутой авторитет, не любящий, когда нарушают этот его порядок. Он пришел в чайную лавку. Жнец пытался оправдаться. «Скажи ему, Хьюго, Скажи ему, что я поступил правильно, что это было необходимо».

– И вы сказали?

– Нет. – Уоллес не замечал прежде, чтобы голос Хьюго звучал так холодно. – Я ничего не стал говорить. Потому что, даже если Жнец должен помогать перевозчику, оба они не вправе принуждать кого-либо, к чему он не готов. Да, существует определенный порядок; Руководитель извлекает из этого свою выгоду, но ему известно также, что такие вещи требуют времени. И вот, только что Жнец стоял рядом со мной и умолял выслушать его, а я мог думать лишь о том, что он говорит совсем как Ли. А в следующий момент он исчез. Просто… выпал из существования. Руководитель даже пальцем не шевельнул. Я был шокирован. Был в ужасе. И вина, которую я ощутил тогда, Уоллес, была всеохватной. Это сделал я. Это был мой просчет.

– Вовсе нет, – внезапно разъярился Уоллес, сам толком не понимая почему. – Вы сделали все, что было в ваших силах. Вы не напортачили. Это сделал он.

– Он