Повернуть судьбу вспять - Анастасия Вихарева

— Пожалуйста, приходите еще! — попросила она, расстроившись.

— Ну, Люб, тебе будет не до нас! — рассмеялась женщина, погладив по голове. — Утром можно в школу не ходить, занятия все равно отменятся. Выспись, как следует. Учителей перед праздниками вызывают в РОНО, в райцентр, им будут вручать премии и подарки.

— А это тебе! — мужчина протянул Любке мешочек, в котором, несомненно, были конфеты и всякая всячина.

— Я уже не маленькая, я их Николке отдам, — Любка с благодарностью приняла мешочек, помогая женщине накинуть на плечи и расправить плащ. — Я вас провожу!

— Немного, до дороги, — разрешила женщина.

Вышли на улицу. В одной стороне небо стало чуть светлее. В селе кое-где уже загорелся свет, из труб поднимался дым. Столбом и высоко — к морозу. Купленный дом стоял на угоре, следующие три улицы были, как на ладони. Теперь она точно знала, что лучшего дома у них никогда не было. Плохо, что нет бани и колодца, но в казенной не хуже. Там зато можно не жалеть воду и мыться хоть целый день. До колонки дальше, но не надо переходить через дорогу, особенно весной и осенью, когда даже взрослые тонули и оставляли сапоги в глине, ругаясь вслух.

Мужчина положил руку на ее плечо, подбадривающе похлопал. Женщина смотрела вдаль, а потом тоже улыбнулась ей. И тут же обернулись черным и белым волками и словно бы полетели, как духи, сгинув через мгновение. На снегу до того места, где их не стало, остались следы. И в восхищении замерла, когда с неба вдруг стал падать звездный дождь. Всего лишь на мгновение, но она уже поняла, что это волшебники просыпали его, пожелав ей спокойного сна.

Любка долго смотрела им вслед, не переставая дивиться. Волшебники много раз ее удивляли своими способностями. Расскажи она, никто не поверит. Пожалуй, сочтут, что она сошла с ума.

Она покачала головой и вернулась в дом. Теперь он казался родным и доброжелательным. На столе осталась ваза со свечой и ветками, от которых пахло хвоей, мешочек с конфетами и тарелка с недоеденным тортом. Торт она попробовала первый раз. В столовой их стряпали, но стоили они дорого. Она открыла мешочек, заглянув внутрь. Конфеты были разные, наверное, дорогие, в блестящих обертках, несколько яблок и апельсин. Любка посчитала: на этот Новый год подарочных мешочков будет много — из школы, из дома быта, а нынче, наверное, и на почте дадут… До Нового года осталось неделя.

Любка помечтала, залезая под одеяло. Скоро выставят оценки, потом школьная елка и дискотека до двух часов ночи, потом она пойдет на дискотеку в дом культуры…

Вся молодежь села приезжала на Новый год отовсюду, из всех училищ, из институтов, и даже которые уже работали. Молодежи в селе сразу становилось много, на улицах шумно и весело, всюду гуляли парочки. Любка тяжело вздохнула — она так и не придумала, где ей взять нарядное платье. Не то, чтобы быть красивой, а хотя бы не выделяться среди всех…

Глава 8. Правила хорошего тона

Весь предыдущий день Любка провела в раздумье, а стоит ли ей идти в клуб?

И понимала — стоит. Все девочки из села будут там, приедут на лошадях и на тракторе с санями из деревень. Некоторые школьники из старших классов не поехали домой, возле интерната было шумно и весело. Там тоже поставили елку, построили горку, накатали снеговиков.

В чем идти на вечер Любка так и не придумала…

Два ситцевых платья, с мишками и мячиками, отпадали — выцвели и полиняли. Их купили еще в позапрошлом году. Разве что в школьной форме…

А еще штаны…

Она приготовила к Новому году колготки — коричневые, простые, с не вытянувшимися коленками, но в последние дни ударил такой мороз, хоть из дому не высовывайся. Наверное, на улице было минус тридцать пять. В школе даже подумывали отменить елку, стоило выйти, как ноги обжигало холодом…

Зато дома с утра топилась печка, и мать гремела чугунками…

— Вставай, вставай! — она включила в комнате свет и стянула одеяло. — Надо за водой сходить и в магазин…

Мать переехала на следующий день, после той ночи. Сначала, с утра, проведала ее, подивившись, как уютно стало, чисто и тепло. А потом ушла, оставив Николку, который сразу же стал выковыривать из торта изюм и орехи. Сладкое масло ему не понравилось. Мать сразу решила, что торт принесла Таня. Она съела кусочек и придумала, как подмешать в масло свекольный и морковный сок, чтобы получился красный, желтый и оранжевый цвет, и долго гадала, какой ингредиент использовать, чтобы получить зеленый. Ничего, кроме зеленки, в голову не пришло. Разубеждать ее Любка не стала.

А через час мать вернулась напуганная…

Не пьяный, но еще с похмелья отчим сначала придрался к нетопленной избе, потом ему не понравилось, что мать не приготовила поесть. А потом вдруг схватил ее за волосы и начал таскать по дому, подметая ею полы. Для согрева он всегда носил с собой недопитую бутылку водки и стакан — наливал себе, пускал слезу, невразумительно рассказывая о своих героических поступках, потом залпом выпивал, ждал минут пять — десять, а потом кидался искать на кухне ножи или выскакивал на улицу и бежал к стайке, где хранили топоры. Мать не стала ждать, вышла, будто бы за водой, прихватив с собой почтовскую сумку и ведра.

От матери Любке досталось. Она и в самом деле оставила грязи, когда доставала картошку из подполья и собирала свои вещи. Но не сильно. Первое, время было позднее, в доме осталась незакрытая печка, в которую пора было подбрасывать поленья, а второе, ее, в общем-то, уже не волновало, что и как в доме, который теперь считала чужим. А днем почтальоны, которые приезжали на лошадях, помогли переехать окончательно. Позвонили соседке, как будто из пекарни, — а пока отчим ходил на работу, забрали сундук, шкаф, картошку, посуду, комод, стиральную и швейную машинку.

Теперь стало еще уютнее и уже по-настоящему по-домашнему. На пол послали половики, красивым голубым покрывалом застелили диван, поставили и украсили елку, которую Любка принесла из леса.

И заметили, за два вечера ни разу не поругались, все шло как-то ладно…

Теперь, пожалуй, она любила мать еще больше, понимая, как тяжело ей противостоять Голлему и всем обращениям, которые наложили маги, чтобы отвратить людей.

Раньше Любке она казалась слабой, отчаявшейся и полностью зависимой от обстоятельств. Но теперь Любка думала по-другому. Мать горела в огне и возрождалась из пепла, как птица Феникс, яркой звездой загораясь на короткий миг, срываясь и падая. И каждый раз, в этот самый миг она оживала вместе с матерью и снова ясно видела свой путь, который вел ее к доброму началу, изменив предначертание судьбы. Она смотрела на хрупкую маленькую женщину, и с трудом верила, что четыре долгих года мать провела возле ее изголовья, отбивая одну атаку смерти за другой. Каждый день кормила ее, поила, носила в баню, убирала, заставляла двигать руками и ногами, и тихо мычала, когда боль выходила из ее тела и заставляла биться в агонии — боль, о которой Любка не помнила, боль, которая вырвала ее из бытия на четыре года. И теперь Любка ценила каждую секунду, когда на расстоянии мать позволяла почувствовать ей, что она рядом, прощая ее еще быстрее, чем до той ночи, пока не узнала о себе тайну.