Точка невозвращения - Сергей Вольнов

– Добро пожаловать в ад! – проворчал Сол, исподлобья злобно озираясь. – Оставь надежду всяк сюда… да и на то, чтобы отсюда. Сам себя не поприветствуешь – от этой клоаки не дождешься.

Женщина внимательно посмотрела на него, но промолчала; ее и без того неширокие глаза сузились до щелочек.

– Ира, смещаемся к холму. На нем хоть что-то растет, значит, не самая грязная земля. Держись от меня в двух метрах сзади и в метре справа. Если можешь, выхватывай мои мысли, только, пожалуйста, убедись, что они мои. От этих уродов всего можно ожидать. Судя по всему, папаша у них был оторви да выбрось, а мамаши не было вовсе.

Пока что им везло. Убить их, правда, пытались. И даже многократно. Но как-то хаотически, вяло и ненастойчиво.

Повезло им и со временным убежищем. Насилу отбившись от целого выводка буро-сиреневого отродья, что обитало в глубоких трещинах и считало растрескавшуюся пустошь своей собственностью (ценой десятка неглубоких, но ощутимых ран от когтей и клыков, и почти половины боекомплекта), они добрались в края, где ландшафт резко сменил «стиль».

Холм оказался началом предгорья, первым звеном в цепи безликих, устало сглаженных гор. Видимо, они не пожелали участвовать в общем безобразии, и потому их с энтузиазмом стирали с лица планеты. Не устояв в поединке с небесами, Изуродованные горы реализовали остатки своих амбиций в многочисленных пещерах, как бы полностью уйдя в себя.

Забравшись в полутемный приют на глубину в пару десятков шагов, двое путников блаженно растянулись на каменном полу.

Мужчина молчал, уйдя в свои думы. Но не тут-то было. Женщина встала, вернулась ко входу и начала проделывать руками странные манипуляции. Которые были чем угодно, но только не упражнениями для усталых конечностей. Чуть позже она прервала его раздумья:

– Солли, мне порою кажется, что здесь даже природа под влиянием апокалипсических изменений является неким осатаневшим разумным кусочком дьявольского симбиоза всего сущего…

– Теперь ты философствуешь?.. Ох, Ира, если бы ты знала, что кажется мне… порой. И даже если ты будешь читать все-все мои мысли, вряд ли поймешь. Мне кажется, среди прочего, что мы путешествуем по виртуальному миру, расположенному внутри меня. По той его донной части, где угнездилось жуткое зло, что поселилось во мне. Конец света начинается с тех кусочков тьмы, что накапливаются в нас самих, и день за днем, исподволь захватывая крохотные плацдармы…

– Потерпи, дружище… – произнесла она неожиданно бережно, словно коснулась его плеча словом, – вот сыщется главная пропажа…

Он вздохнул, протяжно, почти застонал, и она осеклась.

Местное светило, казалось, чудом зависло на краешке небес. Так клещ, перебравший крови, цепляется за кончики волосинок шерсти донора, не подозревающего о тайном визите.

Оно напоминало надкушенный зеленовато-синий неаппетитный плод, который с минуты на минуту готовился выпасть сквозь прореху в сумке прогнившей насквозь атмосферы. Звезды на этом неприветливом небе вряд ли чувствовали себя уютно, они проступали там и сям немногочисленными мутными мазками-всплесками. Если местная природа и рисовала самое себя, то не как художник, пусть даже и авангардист-извращенец. Скорее, пожалуй, как перепившийся маляр, изрядно отхлебнувший из того же ведра, где он то ли кисти мыл, то ли смешивал остатки всех красок.

Ира зябко повела плечами, отошла от небольшого и узкого, в ее рост, входа в пещеру. По пути она продолжала производить странные манипуляции – круговым жестом обрисовав по воздуху границы проема, тычковыми движениями растопыренных пальцев усеяла точками замкнутое невидимой линией пространство. Сол, с интересом наблюдавший за действиями подруги, удержался от расспросов, хотя заметно помрачнел, видимо что-то припомнив, а может быть, просто – по причине неблагосклонного отношения к любым проявлениям подобия колдовства, сотворенного НЕ ИМ. Вслух он лишь сказал:

– Эх, мне бы в допотопное прошлое… я бы, пожалуй, не в иксатые записался, а в священную инквизицию. Корчевал бы потихоньку ведьм всяческих, как зараженные деревья. Да на костер их, на костер! И грелся бы у этих костров, пока они горят…

Ира отреагировала неожиданно резко, мгновенно впившись вспыхнувшим взглядом в его лицо, но, как бы передумав расцарапывать, притушила огонь. Просто ощутимо жестко погладила:

– Вам дай волю! И ты туда же? В каждой женщине, способной покорить больше, чем одного мужчину, и умеющую хоть что-то, кроме как давать, мужчины видят или ведьму, угрожающую патриархатной Вселенной, или конкурента, покушающегося на мужскую свободу. А ты… Одиночной ведьмы боишься, а если бы собрал их числом две или больше, так непременно устроил бы не ритуальное сожжение, а сексуальную разнузданную оргию. Тоже мне инквизитор священный!

Слова и в самом деле оказали эффект пощечины, извергнув из мужчины неожиданный поток объяснений-оправданий.

– Точно! Может быть, я и пошел сейчас в корень, как говаривали предки, но ты, опять же цитируя их, – в корень зришь! Так, если мне не изменяет память, Говорил Косма Пруттко… Только в какой? Сдается мне, ты очень глубоко копаешь. А что касается двух и больше… удар ниже пояса, на эту тему шутить и иронизировать. Хотя да, ниже пояса – чисто по-женски… Но если честно, я наверняка так бы и поступил с ведьмами, уж в оргиях-то они знают толк. Во всяком случае, разбираются не хуже, чем в колдовстве… А знаешь, тогда на Чина Рэйнбоу – я ведь тебя сразу выделил. У меня даже похолодело внутри: не улыбайся, и там тоже похолодело. Барби, конечно, эффектная женщина и все такое прочее, но она по сравнению с тобой – не больше, чем красивая надувная кукла. От нее исходили спроецированные волны стандартной похоти, как от чрезмерно нанесенной дорогой косметики, от тебя же – глубинные, натуральные чары, аромат-эксклюзив, берущий нежной, но властной рукою сразу за яйца, и безоговорочно уводящий куда вздумается. На самом коротком и прочном в мире поводке. Вот и увела…

– Хорошие у тебя образы, доходчивые, – без улыбки вымолвила Ира. – Ты продолжай, продолжай. Лучше исповедоваться, чем ругаться. Похоже, премилая окружающая действительность нас пропитала и озлобила…

– Две и больше, – казалось, не слушая ее замечаний, повторил Сол. – Именно… Только ни в коем случае не больше, а именно две. В точности мой размерчик удовольствия – Два Икса и Эль. Два Икса – это две прекрасные незнакомки, а Эль – это я: сплошь любовь и страсть. Я именно такие планы и строил на тот вечер… Кто ж знал, что старикан Бург – звезды ему не только на погоны, но и по всей спине! – так ловко все подстроил с твоей помощью, чтобы заполучить обратно блудного сына… Разве ж я знал, что в этой парочке окажешься ты! Такая… как есть. Знаешь, мне обычно все равно, что думают обо мне другие, тем более что, как правило, тем, кто думает обо мне плохо, после встречи со мной уже бывает незачем и нечем думать… Но ты – не все, ты – не другие. Тебе скажу… Когда-то у меня была любимая девушка… женщина… Я себя с ней чувствовал как первый и вообще единственный мужчина во Вселенной. Я не мог без нее, я задыхался, когда не ощущал где-нибудь в непосредственной близости ее дыхания. Мне больше не верилось, что воздух вообще создан для дыхания в одиночестве!

Мне нужно было, чтобы она чуть ли не ежечасно показывала мне собственным примером, что да, создан, что да – им дышат! Я наверняка мог бы ради нее пойти на чудовищные преступления, взрывать и уничтожать целые миры… Но взамен взорвала она, один-единственный – МОЙ МИР. Она предала меня… Нашла своего «змия-искусителя»… Я не хочу произносить вслух ее имя. Скажу только, что это происходило на планете Лилит, пятой по счету в системе одиночного светила Рэдкронг. Именно там начиналась моя самостоятельная тропа лучшего в обитаемом космосе супербойца… Первое задание, знаешь ли. А она… Она даже не знала, как из бластера испустить смертоносный луч. Ее семья подвизалась в фармацевтическом бизнесе, необычайно выгодном в том краю Вселенной, причем они не просто занимались снабжением и перепродажей, а еще и синтезировали новые разновидности сильнодействующих лечебных средств. И все наиболее значительные открытия в этой области совершила она. С той страшной ночи… с того прозрения… мне по сей день, кроме прочих проклятий, накопленных за свою жизнь… врасплох… нежданно.,, мерещатся ее глаза-оливы… совершенно невероятного мягкого, ирреально зеленого, пастельного цвета… Блестят, влажно шевелятся, словно вскрикивают, силятся исторгнуть так и невысказанные слова покаяния… а я вскакиваю, кричу и не могу! Представляешь, не могу до сих пор простить! Сжигаю себя, маюсь… и все равно – не могу. Вот с тех пор мне категорически противопоказано находиться в постели только с одной женщиной. Пусть даже все будет распрекрасно и совсем не так, как было с ней, но находятся какие-то, абсолютно ничего не забывающие клетки тела, выискивают крохи совпадений и замыкают незримую садистскую цепь в мозгу… и все вспыхивает, взрывается, переворачивает меня вместе со всем моим приватным космосом! И откуда-то из черной непрощающей бездны… сверху падают на меня два гигантских астероида, напоминающие глаза-оливы, переполненные безмолвным криком: «Прости-и-и-и-и!..»