Спецкор - Прерия - Ольга Амбарцумова

Серж сначала ехал рядом со мной, что-то снимая. Погруженный, видимо, в такое же состояние, как у меня, он вполголоса бормотал на итальянском то ли ругательства, то ли восторженное удивление этим диким миром, где даже дышалось так вкусно, как нигде раньше. Однако Казанова стал проявлять нешуточный интерес к кобыле Моретти, задирая вверх голову и издавая призывное ржание, так что сначала бедняга оператор оказался в самом хвосте процессии, чтобы не дразнить моего жеребца, а вскоре и вовсе пересел в машину - в седле, на трясущейся рысью кобылке стало почти невозможно снимать.

Я отказалась последовать его примеру - ведь неизвестно, когда еще удастся покататься верхом, и вскоре почти пожалела об этом - Глеб, поравнявшись, решил завести беседу, что меня совсем не обрадовало. Очень не хотелось портить такой замечательный душевный настрой, потому мысленно поклялась сделать над собой усилие и реагировать на управляющего спокойно и вежливо, чтобы он ни сказал. Решить-то решила, но не всегда нашим планам суждено сбываться.

- Ди, позволь составить тебе компанию, - начал Макаров, подъезжая довольно близко, хоть не вплотную. - Так давно не виделись, ты, верно, и забыла уже то время, когда…

- Забыла? - я пожала плечом. - Как же можно забыть подарок, стоивший кучу денег?

- Ты о чем?

- Сайгон и Касабланка.

Он замолчал, зачем-то оглядываясь по сторонам, и только дробный цокот копыт нарушал тишину, да ещё стрекот в траве незнакомых кузнечиков. Впереди совсем тихо урчали машины и слышались обрывки фраз, доносимые ветром. Семь подчиненных Глеба держались полукругом за нами, примерно на таком же расстоянии, так что едва ли могли слышать наш разговор.

- Ты злилась, что я уехал? - снова заговорил Глеб, а я в его речи не могла уловить ничего из той поры, как ни старалась. Изменилось в нем всё, кроме внешности - и голос, и манеры, и даже характер. Это ощущалось в его движениях, повороте головы, взгляде. Потеплел этот взгляд лишь пару раз, когда он украдкой разглядывал мою грудь, в остальное же время оставался холодным и необъяснимо настороженным.

- Не помню. К чему эти вопросы? И почему снова на 'ты'? Я же не позволяла.

Желваки заходили на его покрасневших скулах, выдавая злость, но он деланно рассмеялся:

- К чему эти формальности, Диана? Ты мстишь, что я тогда не ответил на твое признание? Но ты же была ребенком!

- Не смей говорить об этом! - вспыхнула я, не удержавшись. - Ты никаких прав не имеешь на эти воспоминания.

В глазах его вспыхнула какая-то радость, но он сразу скрыл ее под маской печали:

- Это и мои воспоминания, мне тоже было нелегко.

Ощущение фальши в его словах разозлило - зачем он со мной вообще разговаривает, что за чувства в его душе, если он подменяет искренность какой-то непонятной игрой. Что ему нужно? Давно не испытывала такого страстного желания врезать кому-то по роже. А ведь он ничего толком не сказал? Почему я-то, даже поняв, что любовь так и осталась в далеком прошлом, и ничего романтичного к нему больше не испытываю - почему так злюсь, выхожу из себя? Может, оттого, что своими лживыми фразами он словно втаптывал в грязь то прошлое, которое мне было дорого, независимо от последних событий? А может больно, что когда-то любила, а он… Только бы не показать это смятение, эту боль. Не смогу снова смотреть спокойно, как радуется этот мерзавец, словно получая какую-то власть надо мной.

Ну что ж. Оставалось только защищаться, а лучшая защита, как известно - нападение.

- Спасибо за лошадей, я была очень тронута твоим подарком.

- Ну что ты, - он все же немножко смутился, - ты была моей лучшей ученицей, и ты так их любила.

- Потом я узнала, - перебила я бывшего тренера, - что ты продал их матери очень дорого. И благодарность моя излечилась, как и чувства к тебе. Их не осталось, Глеб.

- Не смеши, я не знал, куда деваться от твоей любви. Разве такое забывается у вас, девчонок?

- Так ты знал? Знал до того, как я призналась? Какой же ты мерзавец!

Он нахмурился и надменно вскинул голову:

- Полегче, принцесса! Ты никогда не была ни бедной, ни несчастной! Ты всегда получала на блюдечке всё, чего хотела! Стоило только раскрыть во всю ширь свои прекрасные зеленые глазки и посмотреть так особенно, как только ты умела, и все шли у тебя на поводу! - сколько презрения и злости вдруг прорвалось в его голосе.

- Какая чушь! Это я выполняла любое твое желание, я бегала ради тебя по всяким поручениям. Не передергивай!

- Ты и тогда была гордячкой, слова не скажи. Ты придумала любовь ко мне. И я пользовался, потому что иначе с тобой было нельзя. Да если хочешь знать, это твоя мать заплатила мне, чтобы я уехал. И я потерял всё! А мне дорога была моя жизнь на Земле и моя работа. И всё это из-за тебя, принцесса.

- Заплатила? - Боже, сколько еще откровений я сегодня услышу?! Только напрасно он пытается очернить мать - иллюзий по ее поводу я не испытывала уже давно. А вот ее поступок с Глебом по-настоящему удивил. Как же она, должно быть, переживала за меня, маленькую идиотку! Макаров все ждал ответа, и я оторвалась от неожиданно нежных мыслей о маме: - И ты что, не мог отказаться?

- От таких денег не отказываются, - вспыхнул он.

- О! Вот оно что! Жаль, что я не знала этого раньше, - даже голос мой смягчился, и я с удивлением увидела надежду во взгляде Глеба. Поняла, что нежность к далекой матери он принял за раскаяние по отношению к нему.

- А если бы знала? Теперь ты понимаешь, как я был унижен? Можешь понять, во что превратилась моя жизнь?

- Если бы знала, - как можно ровнее ответила я, - расцеловала бы свою маму за такой мудрый поступок. Подумать только, так любить свою дочь, что всё увидеть и не пожалеть сил и средств, чтобы избавить меня от такого опасного человека!

- Да ты… - его лицо пошло пятнами. В нем даже сдержанности никакой не осталось, когда он выругался сквозь зубы.

Я не успела прийти в себя от замешательства, а Глеб уже снова говорил спокойным, чуть ли не светским тоном:

- Давай забудем прошлое и начнем все заново! На этой планете у тебя новая жизнь и мы можем снова стать друзьями. Ведь у тебя пока не так много знакомых и я могу тебе быть полезен. Тебе понравится сафари, вот увидишь! Сейчас мы едем к одной долине, ветер удачный, там пасется стадо оленей, крупнее, чем на Земле, впрочем, вряд ли тебе приходилось видеть Земных. С коптера сообщили, что стадо все еще там. Это очень красивое зрелище.

- Ахиллес ведь твой хозяин? - невпопад спросила я. - Извини, прослушала, что ты говорил…

- Наниматель, - холодно поправил он. - А что?

- Встречаюсь с ним завтра, - наврала, чтобы что-то сказать. Пожалела, что вообще не прервала разговор в самом начале, ведь чувствовала, что не стоит с ним разговаривать.