Простой советский спасатель 5 (СИ) - Буров Дмитрий

— Сдаст он тебя, — покачал я головой, продолжая тянуть веревку.

— Не сдаст, Лёшенька. Он ведь даже не в курсе, кто я и что я. Ну поболтали за рюмкой-другой, словами поиграли, какой с меня спрос? А вот кому он процент сплачивает, наш чудный докторишка, и знать не знает, все через мальчика-массажиста делалось. Да через этих вот.

Я восхищенно цокнул языком. Это не женщина, это дом советов какой-то! Придумать и организовать такую схему, что даже комитетчики зубы сломали. Я покосился на Сидора Кузьмича. Или верить не хотел? Вон как зубы сжал, брови насупил. Ну, еще бы, узнать от любовницы, что она его за нос водила, пользовалась его родством и служебным положением. Ну да то пусть сам потом на допросах выясняет, с чего все началось и как создавалось.

— И сегодня в тоннелях — это тоже вы?

Веревка, наконец, затянулась. Игорек потерял бдительность и шагнул еще ближе ко мне и к Лене, внимательно наблюдая то ли за поисками драгоценного камня, то ли за аппетитной пятой точкой девушки, обтянутой брюками. Подруга все никак не могла нашарить потерю.

— И в тоннелях мы, — снова улыбнулась Нина. — Ну, долго еще? — и на долю секунду перевела взгляд на коленопреклоненную девчонку.

— Сейчас, сейчас, кажется, нашла! — откликнулась Лена.

В этот момент я резко дернулся в сторону Игорька, тот взвизгнул испуганно, совсем как-то уже по-бабьи, отскочил к стене, зацепился ногой за крышку ящика, которую Кузьмич не успел уложить ровно, и рухнул, причитая от боли. Револьвер отлетел куда-то под ящик.

В момент падения Василькова, когда Нина отвлекалась сначала на меня, а потом на подельника, я и швырнул в нее тяжелый рюкзак, набитый княжеским добром, и кинулся следом. Краем глаза отметил Кузьмича. Он тоже времени зря не терял, и рванул к невестке.

Каким-то невероятным образом женщина умудрилась отклониться, и удар пришелся по руке с пистолетом, но все-таки сильно зацепил плечо. Нину кинуло назад, но она успела сгруппироваться и выстрелить. Мичман зарычал, но не остановился. Я вцепился в женское запястье и резко выкрутил, пытаясь вырвать оружие. Женщина зашипела, попыталась ударить меня свободной рукой, и ей это почти удалось. Я успел отвернуться, стиснул зубы: коготочки с красным лаком разодрали мне щеку.

В это момент на меня накинулся Игорек. Хорошо хоть без револьвера. Я двинул локтем, услышал сдавленный вскрик, и едва не выпустил из рук Нину, которая отчаянно сопротивлялась, кусалась, как дикая кошка, но не выпускала пистолет из рук.

В голове билась мысль: «Только бы не стрельнула снова!» Игорек, получив по зубам, отскочил в сторону, оглядел поле боя и решительно дал дёру, оставив напарницу в гордом одиночестве разгребать затеянную авантюру. Из темноты первого тоннеля послышался громкий топот.

Я дернулся было за ним, но передумал. Проходы он все равно закрыть не сумеет, а где его искать, и я, и Сидор Кузьмич прекрасно знаем.

Не знаю, что произошло, но Нина каким-то образом умудрилась вырваться из моего захвата и резко рванула в сторону Лены. Блохинцева все эти несколько яростных минут прижималась к ящику, на котором стояла шкатулка, и сжимала в кулаке закатившийся камень.

Нина схватила девчонку за руку, рванула на себя, но Кузьмич успел первым. Захват, рывок, толчок, Лена отлетает к стене. Еще один удар, голова Нины разворачивается от жёсткой пощечины, женское тело содрогается, отлетает назад и падает. В моментально наступившей тишине слышится странный хруст, судорожный вздох моей комсомолки и тяжелое мужское дыхание.

Через пару минут, когда адреналин начинает идти на спад, а перед глазами бледнеет пелена ярости, раздается насмерть перепуганный возглас Лены:

— Леша… Леша… Нина… Она не дышит?

Глава 25

Наши дни. Больничный городок

— Вы к кому? — медсестра приподнялась со своего места и строго нахмурила брови.

— Сестричка, милая, я к другу. Он в восьмой палате, — включаю шарм на полную и улыбаюсь барышне, чтобы пропустила без проволочек.

Мы только сошли с борта, вернулись с того берега моря, и я едва удержался, чтобы не рвануть в больницу. Сначала на базу, затем в администрацию, и только спустя несколько часов сумел вырваться из плена всех обязательств и приехать в больничный городок.

Теперь я начальник поисково-спасательного отряда Энска и Энского района, кто бы мог подумать. В той, прошлой жизни, которую я смутно помню наяву и которая так нелепо оборвалась из-за инфаркта, я трижды отказывался от повышения и всего, с ним связанного. Ни к чему это мне, считал, большая ответственность, жёсткие рамки, придворные танцы. Не моё. Не по мне.

«Так, стоп Леха, не оборвалась и не оборвется!» — мысленно рыкнул на себя, вручая милой медсестричке шоколадку, отмахиваясь от узнавания в её глазах.

— Ой, Алексей Степанович! Халат возьмите!

Девчонка метнулась к вешалке, сдернула одёжку и сунула мне в руки.

— А Елены Николаевны нет, — растеряно пискнула вслед.

— Знаю, спасибо, — махнул я рукой, тяжело шагая к палате.

Лены нет, Лена в командировке где-то на месяц, поехала разгребать семейные дела. Здесь, в больничном городке, последние пару лет она на добровольных началах несколько раз в месяц консультирует в кардиохирургии. Неожиданно для себя и родных моя авантюристка и потомственная нудистка вдруг решила стать кардиохирургом, изменив семейной традиции.

Кстати, нудизм так и остался её любовью. Пыталась и меня приучить, но я оказался небольшим любителем светить своей голой задницей и передницей даже в укромных местах. Так что в наши редкие семейные вылазки все туда же, на берег моря, где мы впервые познакомились черти сколько лет назад, я ловлю рыбу и с удовольствием наблюдаю, как моя Афродита выходит нагая в лучах заката из пены морской. И всегда ворчу, чтобы шла в обход, а то на крючок вопьется во что-нибудь аппетитное.

После рождения двух пацанов Лена округлилась, стала женственней и мягче. Уютней что ли. Но неистребимое любопытство, желание узнавать мир во всех его чудесах и проявлениях по-прежнему сияло в её широко распахнутых глазах. Как и жажда помогать людям.

Нынче в наш Энский район в клинику доктора Лесаковой едут со всего края за консультацией и на операции. Последние полгода мы живем на два города, на два дома. После смерти Николая Николаевича жене пришлось встать у руля онкологического центра, который создал Блохинцев. И который едва не развалили нехорошие товарищи, пока тесть болел.

Сейчас они вместе с Ксюшей разгребают завалы. Рыжова, которая давно уже Бородатова, очень известный врач-онколог. А её муж — бывший хулиган и раздолбай, массажист и увалень Борода — ныне возглавляет администрацию центра. У него не забалуешь, воровства и прочего безобразия не допустит.

Ну и генеральный акционер тоже не промах. Федька Рыжов в девяностых хорошо поднялся. Ему тогда после той истории с чудо-доктором пришлось-таки присесть на нары. Вышел, в себя пришел и начал пахать как проклятый. В лихие перестроечные торговал с лотка всяким нужным барахлом. Дальше — больше. Трижды падал, конкуренты старались. Но всегда вставал и упрямо шел вперед.

Это потом уже, когда страна твердо встала на капиталистический путь развития, а большинство бандитов натянули на свои морды человеческие лица, Федька развернулся, заработал нехилый капитал. Умудрившись ни разу не изменить своим принципам: не воруй, не убей, можешь — помоги. Ну и внезапно стал не то чтобы олигархом, но кусок хлеба с маслом и красной икрой имеет.

В благотворительную медицину его привела семейная история. Та самая, из-за которой он в юности попал в беду. Так и появился центр Блохинцева, в котором его сестра прошла путь от интерна до руководителя под началом Николая Николаевича.

Я остановился у палаты, глубоко вздохнул, нажал на ручку и вошел. Я, который уже давным-давно не я, лежал, опутанный проводами, окруженный мигающей и пикающей аппаратурой.

Белые стены палаты заставили меня передернуть плечами и прикрыть глаза, настолько яркой оказалась ассоциация о свете в конце тоннеля. Потоптавшись на пороге, я решительно шагнул в палату, подошел к Лешке Лесовому, который неожиданно стал мне другом, несмотря на разницу в возрасте.