Николайо Андретти - Паркер С. Хантингтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт, да кого я обманываю?
Я хочу именно Минку.
32
Прощение — это решение воли,
а воля может действовать независимо
от температуры сердца.
Корри тен Боом.
МИНКА РЕЙНОЛЬДС
Я ерзала на своем месте за столиком в банкетном зале, вспоминая странные взгляды, которые Николайо бросал в мою сторону во время свадьбы — самый неподходящий повод для того, чтобы посылать девушке подобные взгляды.
С его лица исчезла привычная маска, а на ее месте появилось выражение удивления. Он пытался скрыть его, но я видела, что оно таилось в глубине его глаз, когда он изучал меня, думая, что я этого не замечаю.
Но проблема в том, что я замечала. Я замечала в нем все. Я пыталась списать это на вожделение, чтобы отмахнуться от него как от бессмысленной влюбленности, но не думаю, что дело в этом.
По крайней мере, я не могу свести это к похоти, когда мое сердце колотится при одной мысли о нем, и я чувствую, как мое горло раздувается от чувств, когда я думаю обо всем, что он сделал для меня. Например, из кожи вон лезет, чтобы оказать услугу Ашеру, чтобы я могла разговаривать с Миной каждый божий день. И заставляет Мину смеяться, когда он рядом, пока я общаюсь с ней по видеосвязи. И он тот, с кем я могу поговорить о своем прошлом и настоящем, не чувствуя осуждения за каждое неправильное (и правильное) решение, которое я когда-либо принимала. И дает мне место, где я могу остановиться, когда мы оба знаем, что ему не нужно этого делать, поскольку я не собираюсь разевать на него рот.
Я вздыхаю, покручивая содовую в стакане, наблюдая, как он разговаривает с мэром в другом конце банкетного зала. Да, с мэром. А еще раньше, кажется, я видела Бейонсе и ее дочь, бегающих по этому месту. Меня не должно удивлять, что Ашер знает всех этих людей или что Николайо так непринужденно с ними разговаривает, но это так.
В его руке стакан с чаем, наполненный на треть. Ранее он попросил официанта принести стакан виски, налил его в одно из стоящих рядом растений и долил в стакан виски немного чая из кувшина, стоящего на столе. Хитрый дьявол.
— Веселишься? — спрашивает голос рядом со мной, заставляя меня подпрыгнуть.
От движения Спрайт в моей руке выплескивается за пределы стакана. Ашер протягивает мне салфетку, и я поспешно вытираю пролитую жидкость с руки.
— Я не слышала, как ты подошел, — говорю я очевидное.
Интересно, Ашер научил этому Николайо или Николайо научился этому у Ашера? А может, эти мафиози просто рождаются с знаниями о том, как подкрасться к людям и напугать их до смерти. Серьезно… Как можно сесть рядом с кем-то так тихо, чтобы он не услышал?
Ашер пожимает плечами и слегка ухмыляется, глядя на Люси на танцполе с Эйми.
— Тебе весело?
— Да.
— Не лги. Это некрасиво.
Я вздыхаю.
— Хорошо, но не то чтобы я не веселилась. Просто… Это странно.
— Что именно?
— Я имею в виду, спасибо, что пожертвовал планшеты. Это очень важно для меня. Но… Ты меня ненавидишь. Люси меня ненавидит. Эйми меня ненавидит.
Он изучает меня, прежде чем согласиться:
— Я пожертвовал планшеты, потому что хотел этого, а не из-за Ника или тебя. Я сделал это ради детей. — Его слова напоминают мне о статье, которую я читала о его филантропии в пользу обездоленных детей, и я полагаю, что это имеет смысл с его происхождением. — И я не ненавижу тебя, — продолжает он. — Никто не ненавидит.
— Я не забыла, что ты сказал мне в кафе.
Я знаю твой тип. Ты учишься в Уилтоне не для того, чтобы получить диплом. Ты здесь, чтобы найти кого-нибудь, за кого можно выйти замуж. Какого-нибудь богатого сосунка, с которого ты сможешь сосать до конца своей паразитической жизни. Еще раз приблизишься к Люси, и я тебя так быстро вычеркну, что ни один человек в городе не посмеет к тебе прикоснуться. Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Ты знаешь, что я это сделаю.
И все же, вот она я, сижу в одной комнате с Люси, на ее свадьбе, и меня не закидали черными помидорами. Но это не уменьшает остроты ощущений от тех слов, которые я вспоминаю. В основном потому, что он был прав во всем, кроме части про Уилтон. Я паразитирую. Я ищу богатого придурка, с которого смогу сосать до конца своих дней. Ну, до тех пор, пока я буду нужна Мине.
— Держать обиду — довольно трусливо.
— Ты называешь меня трусихой?
— Ну, ты не очень-то храбро себя ведешь.
Когда он улыбается, я понимаю, что он шутит, и это удивляет меня больше, чем если бы я узнала, что он не шутит.
После минуты молчания Ашер беззаботно пожимает плечами и насмехается над моими словами:
— Я не забыл, что ты сделала с Люси.
Я хмурюсь, вспоминая, как ужасно я поступила с ней.
— Мы враги, Ашер?
— Нет.
Глупо, но я спрашиваю:
— Почему нет?
— С тобой было ужасно иметь дело, да. Но часть того, что ты сделала, — это дала ей безопасное место, где она могла остаться, когда ей грозила опасность. Когда это было важнее всего. Я этого не забыл и никогда не забуду.
Я откинулась назад.
— Но я была так груба с ней.
— С тех пор ты так не поступала и, думаю, больше не поступишь. — Он смотрит мне в глаза. — Похоже, единственный человек, которому трудно тебя простить, — это ты сама.
И с этим он уходит.
Он так же раздражает, как и Люси.
Вскоре после ухода Ашера ко мне присоединяются Эйми и Люси, но на этот раз я не удивлена — их веселый смех был слышен из другого конца комнаты.
Эйми бросает на Люси сомнительный взгляд.
— Теперь она нам нравится?
Люси пихает ее локтем в живот и поворачивается ко мне.
— Спасибо, что пришла.
— Без проблем, — говорю я и говорю серьезно. — Я рада, что пришла.
И я рада. Мне нужно было услышать от Ашера, от кого угодно, что я прощена за свое прошлое. В последнее время, когда я начала сомневаться в правильности своего выбора, я также возмущалась