Скитания - Герхард Грюммер

В морском сражении при Скагерраке 31 мая 1916 года адмирал Шеер в 20 часов 27 минут понял «Ричарда» и велел своим крейсерам идти на таран на британские линкоры, что было, мягко говоря, вопиющей глупостью. Через несколько минут Шеер отменил приказ. Все, конечно, знали эту старую историю, но вспоминать ее на флоте было не принято. Старшие офицеры блюли традиции и для внутреннего пользования создали чистенькую военно-морскую историю, в которую всем и предлагалось верить. Кто не мог или не хотел этого делать, становился лицом нежелательным.

Бельман погиб для командира. Вопрос о его наказании был решен, нужен был только подходящий случай. И командиру долго ждать не пришлось.

В погожий майский день Бельман, Гербер и другие члены команды отправились купаться. Маленький пляж находился прямо у городской стены. На узкой полоске берега расположились женщины с детьми, многодетные семьи, команда какого-то корабля под присмотром обер-боцмана и многочисленные кучки девушек.

По разным причинам контакты между немцами и французами были запрещены, исключение составляли только бары «Флорида» и «Моряк». Но пляж был переполнен, и Бельман решил нарушить этот запрет. Порт, корабль и командир были далеко. Да и разве на молодом человеке в плавках написано, немец он или француз? Бельман завязал оживленный разговор с хорошенькой стройной брюнеткой.

— Бельман! — пытался предостеречь его Гербер.

Но Бельман будто не слышал. Он все ближе придвигался к девушке и наконец обнял ее за талию. Никто и не заметил, что командир с городской стены следил в бинокль за происходящим на пляже. Вечером Бельман, ничего не подозревая, вернулся на борт корабля. Рау сразу набросился на него:

— Вы, видно, спятили, что решили заняться любовью прямо на пляже?

Бельман пытался защищаться, и это еще больше взбесило командира. Он хотел сразу составить докладную, но по положению должен был дождаться утра.

На следующий день перед завтраком он вызвал Гербера и продиктовал ему длинную докладную, изобиловавшую грубыми выражениями, в которой требовал разжаловать фенриха Бельмана в матросы и перевести его в штрафники.

Бельман был разжалован и переведен, но не в штрафники, а на другой корабль. Командир отряда хорошо знал крутой нрав Рау, к тому же в данном случае он явно переборщил, хотя на флоте жестоко карались нарушения дисциплины, особенно при новом главнокомандующем. Бельман после разжалования стал боцманмаатом шлюпки. Это разжалование заставило-таки начальников поломать головы. Дело в том, что Бельман был всего лишь фенрихом запаса и мог быть разжалован только в боцманмааты шлюпки запаса, а такого звания во флоте предусмотрено не было.

«Боцманмаат шлюпки запаса» Олаф Хильмар Бельман с удовлетворением отметил, что перемена произошла явно к лучшему, — он не прогадал. Новый командир был гораздо симпатичнее, и обедать можно было как угодно и сколько угодно. А старому командиру, к великому раздражению последнего, он все время попадался на глаза, так как корабли стояли рядом.

Ветер посвежел. Начался сильный шторм, пошел дождь. Все текло и промокало. В одном месте доски палубы были повреждены и пропускали воду. Как раз под ними находилась каюта Рау.

Боцман получил головомойку, которая могла быть зарегистрирована как среднее землетрясение где-нибудь в Южной Англии. Затем Гербер получил — в том же тоне — распоряжение скорейшим образом позаботиться о ремонте.

— Разожгите этим лентяям на верфи хороший костер под хвостом!

Сказать это было куда легче, чем сделать. Для начала Гербер отпросился у лейтенанта Адама на два дня. Он даже пожертвовал горячей пищей, чтобы не попадаться на глаза капитану, пока шел дождь.

Гербер обратился к администрации порта, но там никто не хотел ему помочь: порт был забит поврежденными судами. Ему посоветовали обратиться в маленькую французскую мастерскую «Лебрен и К°».

Под проливным дождем Гербер добрался до мастерской и спросил шефа. Ему ответили, что его нет. На следующее утро повторилось то же самое. В третий раз Гербер встретил знакомого рабочего, и тот привел его к шефу, который был конечно же на месте, но только не для немцев.

— Месье Лебрен… — начал было Гербер как можно вежливее.

— Не называйте меня так! — вскричал владелец мастерской. — Лебрен значит «коричневый»! Как будто я фашист или приверженец Лаваля и Петена! — Он сделал угрожающий жест: — Я порядочный француз и поменяю фамилию, как только кончится война. Коричневый — это… — Он говорил так быстро, что Гербер не успел ничего разобрать, понял только последнее слово — «падаль».

Лебрен ненавидел немцев, а также французов, которые сотрудничали с немцами. Раньше он строил рыбацкие катера, но теперь они никому не были нужны. Рыбы ловили мало, доход съедали налоги и оккупанты. Ни у кого не было денег даже на постройку лодки. Чтобы содержать своих рабочих и защищать их от оккупантов, Лебрен от случая к случаю выполнял заказы германского военно-морского флота.

Гербер был вежлив и настойчив. Это произвело на Лебрена определенное впечатление. Вежливые немцы редко встречались в оккупированной Франции. В большинстве своем они вели себя как хозяева, кричали, некоторые сразу хватались за оружие.

В итоге Лебрен сказал, что подумает. Еще через пятнадцать минут упорной борьбы Гербер добился полусогласия. Но этого было явно мало, и он прибегнул к помощи своего знакомого. Объединенными усилиями удалось добиться твердого согласия. Гербер мог забрать рабочего, двух плотников и несколько толстых досок.

Они плыли через акваторию порта к сторожевому кораблю. Гербер предложил рабочим сигареты, и они разговорились. Они не скрывали, что думают так же, как их шеф.

— Еще год, и Гитлеру конец, — сказал бригадир. При этом он поднял два пальца и растопырил их в виде буквы «V». Это значило «victoria» — победа.

Дождь утих. Когда они приблизились к кораблю, Гербер разобрал среди всех шумов порта голос командира. Его жертвой стал какой-то штатский. На нем была сильно полинявшая короткая куртка, руки он засунул в большие карманы. Гербер узнал переводчика отряда, месье Анри. Видно, какие-то частные дела командира шли не так гладко, как тому хотелось.

Месье Анри был весьма оборотистым человеком. Родом из Эльзаса, он прекрасно владел как французским, так и немецким языком. Он был незаменим при сложных переговорах с верфями, поставщиками или ремесленниками. Он был так же незаменим, когда речь шла об особо дефицитных товарах для офицеров. Анри имел широкие связи среди контрабандистов, знал в Сен-Мало многих. Но и коллаборациониста Анри знали многие.

Месье Анри считал войну между Францией и Германией большим несчастьем. Этим странам надо было, по его мнению, объединиться, и лучше всего против Британии. Они могли бы тогда вместе владеть Европой или по крайней мере ее половиной. «Если Германия и Франция объединятся, — говорил он, — англичанам нечего будет делать на континенте». Если бы это зависело от Анри, Франция в 1940 году присоединилась бы к Германии.

С такими взглядами он был в Сен-Мало одинок. У людей вроде Лебрена сжимались кулаки при виде эльзасца, и он, зная это, по вечерам не отваживался выти в город, так как опасался получить удар ножом в бок. Вот и сейчас он предпочел удалиться с корабля, едва завидев рабочих Лебрена.

Вечером Гербер и лейтенант Адам сидели в кают-компании. Настроение у лейтенанта было хорошее: он собирался в отпуск. И Гербер решился задать вопрос, мучивший его уже некоторое время: «Верно ли я слышал, что и фенрихи могут посещать известные веселые места?»

Лейтенанту были знакомы эти заботы. Он охотно начал объяснять, вспомнил, как сам советовался со старшим другом, прежде чем решился в первый раз отправиться в это заведение.

Гербер получил целую кучу указаний. Адам предупредил его, чтобы он избегал там встреч с командиром. Раз в неделю Рау бывал свободен, и этот день следовало переждать.

Искомое здание — бывшая гостиница — стояло на рю Сюркуф. Гербер улыбнулся. Знаменитый пират немало удивился бы, узнав, для чего сохранилось в веках его имя.

Слегка смущенный, фенрих Гербер поднялся по нескольким ступеням, ведущим в салон. Большое помещение было разделено ширмами и высокими растениями на небольшие ниши. Бра давали слабый свет, у стены находился бар. На высоких стульях сидели девицы в вечерних платьях.

В середине салона стояла разряженная полная женщина. Ее ярко-рыжие крашенные волосы были уложены в замысловатую прическу. Она курила сигарету, вставленную в длинный мундштук.

Это была мадам. При слабом свете она выглядела на сорок, но была определенно старше. Она протянула Герберу руку, и он назвал свое имя — большего здесь не требовалось. Затем она осведомилась, как долго он думает пробыть в заведении. Краткие переговоры коснулись и его финансовых возможностей.