Ричард Львиное Сердце - Режин Перну

1195 год был отмечен еще и голодом, вызванным плохим урожаем. Пострадали и нивы Нормандии: Ричарду пришлось вновь обращаться к Англии, которая должна была делиться пропитанием с бедствующим населением материковых владений своего монарха. Очередная встреча Ричарда с Филиппом Августом состоялась в Вернёй 8 ноября. Она закончилась ничем. Тем не менее перемирие было продлено до 13 января следующего года. Договор об этом заключили в Иссудуне, где в июле 1195 года происходили многочисленные стычки. Меркадье, разрушив пригороды, захватил город и стал укрепляться, в расчете на приход Ричарда. Как раз в это время, как было установлено недавно[57], город украсила знаменитая Белая башня. Ричарду самому пришлось отбивать атаки Филиппа на укрепление, которое называлось Шато, вплоть до начала переговоров в ноябре. В ходе этих переговоров было решено, что Иссудун — как и беррийская местность Грасэ — станет приданым принцессы, которая выйдет замуж за наследника французского престола, юного Людовика. Но ни тот, ни другой из враждовавших монархов всерьез не надеялся на мир, даже после того, как удалось более или менее договориться на этот счет в январе 1196 года в Лувье.

Вражда не замедлила возобновиться, и некоторое время спустя Филипп Август захватил Омаль и Нонанкур. Да и прокатившиеся тогда же по Бретани волнения явно были подготовлены французским королем. Бретонцы хотели восстановить свою независимость, и юный Артур, сын Джеффри Плантагенета, родившийся уже после смерти отца, высказался за короля Франции. Его мать Констанция не любила Плантагенетов, и Артур, еще не достигший совершеннолетия, рос и воспитывался отчасти при дворе Филиппа Августа. Последовала серия карательных экспедиций в Бретань. Война становилась все более ожесточенной, особенно из-за участия в ней ландскнехтов.

В ответ Ричард, во время одного из своих походов в Аквитанию, постарался примириться с Тулузским домом, с которым он часто бывал во вражде. Он унаследовал от своей матери Алиеноры, пребывавшей в то время на покое в аббатстве Фонтевро, некоторые планы в отношении правящего в Тулузе рода. Сестра Ричарда, та самая Иоанна Сицилийская, которую он несколько лет назад хотел выдать замуж за брата султана Саладина, приехала в 1193 году в Пуатье в обществе королевы Беренжеры, вместе с которой она оставила Рим и проследовала через Геную, Марсель и Сен-Жиль до границ Пуату. И вот теперь Иоанна вновь оказывается закладом в игре на договор, заключаемый с Раймоном VI Тулузским: она становится женой — пятой! — этого самого Раймона, фигуры, быть может, несколько одиозной, но теперь необходимой Ричарду для союза против Французского дома. Свадьбу сыграли в Руане в октябре 1196 года, а на следующий год, в июле 1197 года, в городе Бокере, Иоанна произвела на свет будущего Раймона VII Тулузского.

В это время к королю Англии обратились с неожиданным предложением. В сентябре 1197 года в Мессине умер император Генрих VI. Его брат Филипп Швабский поспешил заявить свои права на престол, но германские князья, наверное, уже устали от семейства Гогенштауфенов с их вечными притязаниями на Сицилию. Правда, Генрих VI оставил сына, будущего Фридриха II, но тот пока был ребенком. Надо думать, что сеньоры за Рейном сохранили яркие воспоминания о царственном узнике, который затри года до этого так великолепно отстаивал свою правоту перед имперским судом. Посему к Ричарду была направлена депутация с предложением короны Священной Римской империи.

Можно себе представить, как обрадовался бы подобному предложению его отец, никогда не скрывавший грез об имперской короне. Но Ричард не вынес из своего пребывания в Германии почти ничего, кроме воспоминаний об отличиях одной тюрьмы от другой, так что впечатления об этой стране у него, пожалуй, несколько смазались… И к тому же Аквитания и Пуату значили для него много больше, чем Империя, и не могло быть и речи, чтобы он бросил эти края на недобрую волю так откровенно зарившегося на них и столько раз враждовавшего с ним короля Франции. Итак, предложение Ричард не принял, но зато выдвинул другого кандидата. Он сообщил депутации имя своего племянника, Оттона Брауншвейгского, сына его родной сестры Матильды и герцога Саксонского Генриха Льва, умершего двумя годами раньше. Оттон отчасти воспитывался и при Аквитанском дворе, и Ричард видел в нем своего возможного наследника: разве не был он возведен в достоинство графа Пуатуанского и герцога Аквитанского? Юноша оказался сговорчивым. Сложив с себя оба титула, он на следующий год, 10 июля 1198 года, появился в Ахене. Радушно принятый баронами Империи, он женился на Марии, дочери графа Лотарингского, и спустя два дня был увенчан имперской короной. Для Филиппа Августа произошедшее за Рейном явилось тяжелым ударом. Теперь уже не только с запада, но и с востока Плантагенеты теснили Французское королевство. С этим долго не удавалось ничего поделать, и лишь шестнадцатью годами позже, на поле сражения при Бувине, произошла своего рода развязка.

Ричард тем временем продолжал свои подвиги. Ему не раз приходилось встречаться с заклятым врагом. Одна встреча, кстати, состоялась у подножия крепости Водрёй, которую Филипп Август, прежде чем оставить, велел разрушить. Однако Ричард был предусмотрительнее и, навязав бой, заставил соперника отойти. Английский хронист, подводя итоги кампании, писал: «Французский король за всю эту войну не сделал ничего памятного». Последовавший мир казался какой-то насмешкой, поскольку оба короля стремились как можно раньше возобновить вражду. Ричарда не могло отвлечь даже известие о волнениях в Лондоне, к которым подстрекал Уильям Фиц-Озберт, прозванный Длинная Борода. Этот смутьян какое-то время возбуждал своими разглагольствованиями народ, но затем был схвачен и казнен по приказу Губерта Готье.

Вражда, возобновившаяся в 1197 году, несмотря на голод, вот уже седьмой год жестоко терзавший население, доказала как никогда прежде неоспоримое превосходство короля Англии на поле боя. Его войска выступили из захваченного им 15 апреля в Нормандии Сен-Валери. Вскоре был пленен родственник Филиппа Августа, Филипп де Дрё, епископ Бовейский. Его захватили во время наступления на замок Милли 19 мая и, несмотря на протесты, доставили в Руан и подвергли заточению. Похоже, что за епископа хлопотала сама Алиенора. Филиппа взяли, можно сказать, с поличным, то есть с оружием в руках, и всякие негодующие ссылки на духовный сан не могли приниматься во внимание. Пока его доставляли в Руан, он умудрился вбежать во врата одной церкви, что давало ему будто бы законное право убежища. Но Ричард не захотел считаться с этим. Вот как отозвался он о почтенном прелате, когда духовные лица и близкие епископа стали ходатайствовать о его освобождении:

«Будьте судьями между мною и вашим владыкой. Я бы забыл все, что он мог сделать или задумать против меня дурного, кроме одного: когда я возвращался с Востока и был задержан императором Священной империи, со мною обращались с определенным уважением и оказывали подобающие почести, пока как-то вечером не появился этот человек; а с какой целью он явился и что замыслил той ночью у императора, я почувствовал на себе уже на следующее утро. В самом деле, рука императора тогда тяжело легла на меня, и я вскоре оказался отягощенным цепями как вьючная лошадь или осел под поклажей. Судите посему, на какого рода заточение у меня может надеяться ваш господин, сыгравший такую роль подле того, кто меня задержал».

Епископ Бове обратился к папе, но понтифик должен был принять во внимание, что король Англии пленил епископа «не на проповеди, но в бою». Как писал Вильгельм Нойбургский, он «сменил пастырский посох на копье и митру на шлем, стихарь на кольчугу, епитрахиль на щит, меч духовный на меч из железа». И в самом деле, Филипп де Дрё так и не вышел на свободу при жизни Ричарда.

В том же 1197 году король Англии блеснул дипломатическим искусством, заключив выгодный союз с графом Фландрским. В депутацию был включен Гийом ле Марешаль, который, среди прочего, отличился по ходу осады замка Милли, где он, спеша на выручку боевому товарищу, взбежал по приставной лестнице на стену крепости. «Сир Марешаль, — напустился на него король, — не подобает мужу вашего сана и с вашей славой рисковать, совершая подобные подвиги! Предоставьте это юным рыцарям, которым необходимо еще обрести достойное имя!» В самом деле, в свои пятьдесят три года Марешалю приличнее было трудиться на дипломатическом поприще, и как раз дипломатическое задание доверил ему теперь король, отправив к графу Бодуэну вместе с иными рыцарями, в число которых входили Пьер де Прео, Ален Басе и родной племянник Гийома, Жан ле Марешаль. То ли недовольный отношением к себе Филиппа Августа, то ли почуявший перемену ветра, граф Бодуэн решился выйти из вассальной зависимости от короля Франции и принести оммаж королю Англии.