Забытые по воскресеньям - Валери Перрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабуля протянула мне подарок, как будто прочла мои мысли: купон на покупку книг во «Фнаке»[70], Жюль получил такой же, а дедуля – купон в «Перекресток»[71]. Бабуля пребывает на седьмом небе от счастья с тех пор, как появились подарочные карты. Изобретение XXI века ускорило процесс ее выздоровления.
Я выпила еще бокал игристого и почувствовала, что опьянела. Мне стало хорошо, я хихикала над каждой глупой шуткой Жюля. Потом мы поели, хотя разложенное по тарелкам угощение согрелось, а ему полагалось быть холодным…
Я шарю по ящикам буфета. Нахожу мой телефон, который бабуля положила на какую-то инструкцию 1975 года то ли на китайском, то ли на японском. Почему бабуля с дедулей никогда ничего не выбрасывают? ВООБЩЕ НИЧЕГО!
Закрываю ящик, над которым стоит свадебная фотография братьев Неж. Что чувствует дедуля, проходя мимо? Все время ходит мимо или заворачивает на кухню, чтобы не видеть ее?
Я ставлю телефон на зарядку и иду в душ. Сейчас мне никто не помешает. У нас две ванные комнаты (впрочем, это сильно сказано): старая душевая кабина на первом этаже, в прачечной, и настоящая ванная на втором этаже. Если кто-то, не дай бог, пускает горячую воду на первом этаже, когда кто-то другой моется наверху, приходится довольствоваться тонкой струйкой холодной воды.
Я выхожу из душа, одеваюсь и прослушиваю сообщения. Я-уж-и-не-помню-как не соврал – он оставил сорок штук. И ни разу не назвал своего имени, уверена – он делает это специально.
Я-уж-и-не-помню-как звонил каждый день, по много раз. Все послания забавные. Иногда он поет, иногда рассказывает, что пьет кофе, что идет дождь, что холодно, что он надел красный свитер, который я ненавижу, что он только что прошел мимо флориста и подумал обо мне, что у него тоже есть брат, что он дежурит, что он меня вылечит, если я подхвачу насморк.
Последнее сообщение он оставил три часа назад:
– Жюстин, я дежурил сегодня ночью. Иду в «Парадиз». Черт… надеюсь закончить ночь в твоих объятиях… Если нет… счастливого Рождества.
Глава 62
Элен впервые отправлялась в Париж.
Перед крематорием на Пер-Лашез, прежде чем сесть в такси, она расцеловала дочь и дала ей письмо для Эдны – на тот случай, если они увидятся в Лондоне. Протягивая Розе конверт, уточнила, что продиктовала его Клоду этим утром.
Внутри лежал чистый белый лист, который Эдна увидит несколько недель спустя. Роза молча взяла конверт.
Элен считала, что Клод отыскал след Эдны в день смерти Люсьена не случайно. Роза должна поехать в Англию и увидеться с матерью, а письмо в этом поможет.
Таксисту Элен сказала:
– В аэропорт, пожалуйста.
– В который?
– В тот, откуда самолеты улетают в жаркие страны, где есть море.
По пути Элен пела любимую песенку Люсьена:
Башмаки Элен
Были все в грязи,
Три капитана назвали бы это вульгарным.
И бедная Элен от горя
Не знала, куда деваться.
Не ищи далеко родника,
Если тебе нужна вода,
Не ищи далеко – слезами Элен
Наполни свое ведро!
– Вы чертовски здорово поете.
Серое небо низко нависало над землей. Стояла осень. Люсьен только что умер. «Солнце теперь будет вставать для других…» – подумала она.
Таксист спросил, откуда она.
– Из Милли.
– Это где?
– В центре Франции.
– Там вкусно кормят?
– Зависит от повара.
Подъехав к аэропорту, водитель сделал радио громче и воскликнул:
– Ах ты черт, Брель[72] умер!
Люсьен обожал Бреля. Элен подумала, что они умерли почти одновременно и потому имеют большие шансы встретиться наверху, а сейчас наверняка стоят в одной очереди к вратам рая.
В последние годы Люсьен потчевал немногих оставшихся клиентов скорее музыкой из своего автомата, чем алкоголем из имевшихся в баре запасов. Превалировал Брель – Фернан, Матильда, Фрида, Мадлен, Ла Фанетт – из ста сорокапяток, пятнадцать были с его песнями.
Люсьен говорил: «Моя дорогая, откуда они брали бы все эти имена без него? Никто не произносит имена, как Брель».
Он называл ее «моя дорогая», она его – Люлю.
Как-то раз, утром 1954 года, она шила на машинке, и Люсьен зашел в мастерскую – между двумя клиентами. Она подняла глаза и сказала: «Я люблю тебя прежней любовью». Он ответил: «Знаю. Я потерял память, но не твою любовь».
Самолеты взлетали и приземлялись.
Элен попросила водителя подождать.
– Вы кого-нибудь встречаете?
– Нет, провожаю мужа. Так вы подождете?
Она достала из коробки сто франков, и таксист сказал, что за такие деньги готов ждать хоть до следующих выборов.
– Политика совсем не мое, я наливаю пастис и шью платья.
– Они наверняка очень хороши, – ответил он, косясь на деньги.
Элен вышла из машины с чемоданчиком и коробкой под мышкой. Посмотрела на большое табло с номерами рейсов, направлениями и названиями далеких столиц, куда она никогда не полетит. Все буквы сливались, и она «читала» названия, которых никогда не будет на свете.
Люсьен объяснил Элен, что такое разница часовых поясов. Когда они ложились спать, на другой стороне Земли люди вставали. Он говорил, что звезд на небе больше, чем песчинок в пустыне Сахаре. Она обожала его за то, что он научил ее стольким вещам, ее, маленькую швею, обреченную остаться совсем темной, если бы не их встреча.
Она подошла к одному из путешественников, сказала, что забыла очки, и спросила, когда вылетает первый рейс в теплую страну, где есть море.
Люсьен так и не получил паспорта. Для французских властей он оставался апатридом, депортированным и уничтоженным в Бухенвальде во время войны, а в Милли вернулся слишком поздно, чтобы аннулировать свидетельство о смерти. Для Элен значение имело одно: в кармане его светлого пиджака лежала крестильная книжка, а она важнее всех паспортов мира.
Люсьен умирал дважды. Во второй раз он решил, что уйдет один, наливая молодому посетителю воду с мятой, и даже лед в стакан не успел бросить: сердце остановилось после сиропа.
Она купила билет наугад. По всем документам на имя Элен Эль. Бросила взгляд на фотографию и протянула паспорт стюардессе. Странно, до чего Роза на нее похожа. Люсьен и правда должен был любить ее, чтобы сделать другой женщине ребенка с такой внешностью.
– Вам нужен обратный билет?
– Спасибо, нет.
