Фронт над землей - Николай Кузнецов

Двигатель, работавший длительное время на полной мощности, перегрелся. Стрелки приборов подошли к красным рискам, но сбавлять обороты нельзя - бой еще не окончен. Из-под капота мотора выбивало масло. Забрызганное остекление фонаря ухудшило обзор. Чтобы улучшить видимость, я открыл фонарь кабины. Скорость немного уменьшилась, зато видимость намного улучшилась.

Итак, один против пятерых. Надо оттягивать бой в сторону линии фронта. Однако немцы сразу же преградили путь огнем, намереваясь взять в клещи, чтобы увести под конвоем и посадить на свой аэродром. Разгадав их замысел, я бросил машину на пару "мессеров", пытавшуюся подойти ко мне на параллельном курсе. Сколько осталось до линии фронта? Пожалуй, километров двенадцать. Вон она, заветная белая полоска, уже видна вдоль железной дороги Старая Русса - станция Лычково. Да, видна, но как туда добраться?

Противник возобновил атаки с передней и задней полусфер. Снова иду в лобовую с едва заметным скольжением вправо. Огненная трасса проходит в нескольких сантиметрах от конца крыла. Беру поправку на этот снос и бью по "мессершмитту". Прицельный огонь вести трудно, и все же вражеский самолет пошел вниз. Однако через некоторое время он взмыл вверх и ушел в сторону. Значит, просто имитировал падение.

До линии фронта километров восемь. Разъяренные неудачей, гитлеровцы снова атакуют в лоб. Я прильнул глазами к прицелу, в котором каждый миг увеличивался силуэт одного из "мессов". Сейчас будет дистанция действительного огня. И вдруг... страшный удар по левой стороне груди, словно тяжелым кузнечным молотом. Меня отбросило назад, к бронеспинке. А перед глазами промелькнула желто-серая масса с черными крестами. Это сверху пикировал тот самый "мессершмитт", который имитировал падение и выход из боя.

Молниеносно сработала мысль: "Пока не потерял сознание, надо прыгать с парашютом". Правой рукой отстегнул привязные ремни. Левая не повиновалась, висела, как плеть, между сиденьем и бортом, хотя особой боли не чувствовалось. Самолет, резко сбавив скорость, продолжал полет с небольшим снижением в прежнем направлении. Противник на какой-то момент оказался в стороне, и я подумал: "Надо прыгать. Немедленно". Но куда? Под крылом занятая врагом земля...

Кружится голова. По груди растекается что-то вязкое, теплое. В глазах желтые круги. "Только бы не потерять сознание..." До крови закусил губу. "Нет, прыгать нельзя. Надо тянуть домой. Во что бы то ни стало - на родную землю!"

Фашистские самолеты держатся в стороне. Летчики, вероятно, ожидают последствия удара сверху. Попробовал рули управления. Работают. Но почему не слышно мотора? Воздушный винт вращается лениво, подобно крыльям ветряной мельницы, не создавая никакой тяги. Зажав ручку управления коленями, наклоняюсь влево и здоровой рукой посылаю сектор газа вперед. Обороты не прибавились, не последовало привычного резкого рывка вперед.

Из-под капота мелькнули языки пламени.. Пожар. Это самое страшное, что могло произойти. В довершение всего, видимо, повреждена радиоаппаратура. Я убрал сектор газа, языки пламени немного уменьшились.

Гитлеровцам, вероятно, надоело ждать развязки, и они решили добить свою жертву. Два "мессершмитта" со свистом пронеслись над самой головой. С трудом оглянувшись, увидел, как другая пара "мессов" заходит для атаки сзади. "Что же главное? Уйти из-под удара или потушить пожар? Кажется, и то и другое".

Резким скольжением вправо пытаюсь сбить пламя и одновременно уклоняюсь от огня "мессов".

Бросаю машину то в одну, то в другую сторону, однако сбить пламя скольжением не удается: открытый фонарь создает подсос воздуха и завихрение. Удушливый, едкий дым проникает в кабину. Огонь вырывается из-под приборной доски и обжигает лицо. Пришлось захлопнуть фонарь. Но тут другая беда. Кабина моментально наполнилась дымом. Стало трудно дышать.

Израненный самолет, превратившись в пылающий костер, летел по наклонной к земле. Маневрируя, думаю: "Только бы пламя не добралось до бензобаков и не перегорело управление". Секунды кажутся вечностью. А "худые" все наседают. В запасе у меня оставалось достаточное количество боеприпасов на все шесть крупнокалиберных пулеметов. Но вот беда - двигатель не работает... Теперь мое оружие - искусство маневрирования и воля к жизни.

Внизу на темном фоне запорошенного леса различается заветная ленточка железной дороги, по которой проходит линия фронта. Еще бы немного продержаться, совсем немного. Высота чуть более полукилометра. Самолет все быстрее приближается к земле. "Мессы" снова заходят, но теперь уже спереди, сверху. Чтобы увеличить скорость, отжимаю ручку управления, увеличиваю угол планирования, затем резким движением правой руки выхватываю машину вверх, навстречу атакующим фашистам. Вот она, моя последняя очередь. Получайте, гады! Пройдя через стену моего заградительного огня, один фашистский самолет стремительно пошел вниз, второй на пикировании отвернул в сторону и уходит прочь. Они никак не ожидали такой дерзости от пылающего советского истребителя.

Линий фронта позади. Оставшаяся четверка "мессершмиттов" прекратила атаки. Теперь - приземлиться на первой подходящей поляне. Из-за потери крови, бушующего пламени и едкого дыма плохо вижу приборы. Внизу мелькают белые и темные пятна. Понимаю, что надо гасить скорость. Но самолет, как назло, несется еще очень быстро; не выпускаю ни шасси, ни закрылки. Соображаю, что они могут быть повреждены.

Впереди показалась белая поляна. Чтобы лучше видеть, я открыл фонарь. Вместе со свежим воздухом в кабину ворвался огонь. Снова начало жечь лицо, руки. От мехового воротника и унтов запахло паленым. Высотомер показывает отрицательную высоту, а земли все нет. Видимо, эта местность ниже уровня аэродрома, на котором перед вылетом стрелка высотомера была установлена на нуль.

Совсем рядом промелькнул темный кустарник. Жду, когда машина коснется фюзеляжем снежного наста. И вдруг - внезапный удар. Мгновенное торможение. Меня выбрасывает из кабины. Снова удар. Больше я ничего не помню.

Глава тринадцатая. Время больших надежд

Очнулся. В глазах сильная резь. Что-то холодное касается лица. Открыл глаза, но ничего не увидел - передо мной сплошное белое пятно. "Неужели потерял зрение?" Потом догадался, что лежу в глубоком снегу.

Осторожно пошевелил ногами: сначала одной, потом другой - действуют. Пошевелил правой рукой - тоже все нормально. Левая лежала безжизненной плетью. Осторожно перевернулся на спину и увидел над головой ослепительно яркое голубое небо, залитое лучами солнца.

Прислушался. Справа доносилась отдаленная артиллерийская канонада. Значит, я упал далеко от железной дороги, по которой проходила линия фронта, и меня могут долго не найти свои. Придется выбираться самому. С трудом освободился от парашюта и встал. Снег до пояса. Крепчайший мороз и штиль. Кругом белая равнина, слепящая глаза. Кое-где виднеется редкий низкорослый кустарник. Вдали - лес. Метрах в семидесяти языки пламени лижут мотор моего самолета. С минуты на минуту может произойти взрыв - пламя подбирается к бензобакам. И все-таки я решил добраться до машины и вынуть из лючка лыжи, без которых очень трудно двигаться по снежной целине.